Владимир Гурвич - Погибают всегда лучшие
Все последующие несколько дней прошли внешне вполне спокойно. Ко мне никто не приходил, если не считать врачей и медсестер, никто не звонил; иногда мне казалось, что я лежу не в больнице, а в склепе, а сам себе я напоминал неопознанный труп, которым никто не интересуется.
И все же я кожей ощущал, что я не всем безразличен, есть некто, кого беспокоит моя судьба. Какие этот некто имеет на нее виды, я не представлял, но ведь не случайно же я очутился в этом замечательном больничном номере, не из-за благотворительных же побуждений оплачивают мое тут отнюдь недешевое пребывание. А потому я почти не сомневался: придет момент и этот человек обязательно объявится и предъявит мне свой счет. Что потребует он? Кому может понадобиться неудачливый бизнесмен, разведенный мужчина, человек без гроша в кармане? Обычно таких людей просто списывают, как больных матросов с корабля, оставляя их наедине с самими собой, со своими неудачами, со своей несложившейся жизнью. И дальнейшая дорога их хорошо известна – бродяжничество, алкоголь – наконец смерть под забором или от ножа в бессмысленной, затеянной от отчаяния, пьяной драке. Я был свидетелем, как завершали свой жизненный путь таким вот печальным образом немало людей, занимавшие некогда в жизни гораздо более высокое положение, чем я, обладавшие такими деньгами, что казалось их хватит не только для них самих, но и для их отдаленных потомков. Но подобно пожару, превращающего великолепный дворец в груду головешек, ошибки, непродуманные действия, глупости, пороки приводили к тому, что все безвозвратно уносил с собой ветер безжалостных перемен. Неужели и мне уготовлена такая участь? Если быть честным, мне пока не хочется соглашаться с таким вариантом развития событий.
Через три дня я вышел из больницы. Доктор Липкин последний раз осмотрел меня и остался доволен увиденным.
– У вас очень крепкий организм, все быстро заживает, он способен выдержать и не такое испытание, – обнадежил меня мой лечащий врач.
– Когда-то я уделял ему много внимание, – усмехнулся я. – Вот он и благодарит меня за это.
– Ах, да, вы же бывший спортсмен. Теперь мне понятно. – Но что ему стало понятно, он уточнять не стал. – Первое время избегайте больших нагрузок, я вам выпишу кое-какие лекарства. Это укрепляющее. Принимайте их регулярно.
– Непременно, доктор. Спасибо за возвращение с того света.
– Вы там еще не были, но у вас все еще впереди, – обнадежил он меня.
Я вышел на улицу и внимательно осмотрелся. Я не исключал, что меня могут встречать. Или следить за мной. Но ничего достойного внимания не обнаружил; мимо меня шли прохожие, их взгляды равнодушно скользили по моей персоне, а затем также безучастно перемещались в попадавшие в их поле зрения другие предметы. По-видимому, никому не было дела до моего выздоровления. Что ж, тем лучше, по крайней мере, мне ничего прямо сейчас не грозит.
Рядом с больницей находилась остановка автобуса. Я сел в переполненную машину, из которой выскочил через десять минут. Я оказался у своего магазина. Покореженные входные двери кто-то намертво забил, а разбитые взрывом витрины заставил фанерой. У меня с собой были ключи, я открыл задний вход и проник в помещение. Я грустно прошелся по торговому залу; все тут было уже готово, чтобы начать торговлю. Если не было бы этого взрыва, она бы шла уже во всю, и Алексей руководил бы этим ответственным процессом. Так нами задумывалось. Но этому не суждено было случиться; мысль же о том, чтобы довести до конца этот проект, теперь казалась мне кощунственной. Хорошо если удастся все это продать, хоть за самую мизерную цену и тем самым выбраться из беспросветной нищеты.
Я сел на стул и как-то безучастно осмотрелся вокруг себя. Мною овладело странное чувство: я вдруг поймал себя на том, что ничего больше не хочу. К чему стремиться, чего добиваться, если все кончается взрывом. Люди безжалостны друг к другу, они готовы убивать ради каких-то несчастных грошей. Неужели моя жизнь, жизнь брата стоит несколько тысяч долларов в месяц. Для тех людей, кто подложил бомбу, это же сущий пустяк. Что можно сделать хорошего и честного в таком жестоком немилосердном мире, где все воюют против всех. Но разве могут быть в такой войне победители? Рано или поздно она проглотит своей кровавой пастью всех нас – и убийц и их жертв.
Больше тут делать мне было нечего, я покинул магазин и поехал в квартиру, которую снимал.
Я открыл дверь; на всякий случай несколько секунд стоял на пороге, прислушиваясь к доносящимся шумам. Но единственное, что я расслышал – слабое капанье воды. Я осторожно вошел, прошел на кухню, завернул кран. Мой взгляд упал на плиту; на ней стояла кастрюля с так и не съеденными пельменями. Только они покрылись зеленым налетом. С отвращением я вылил это варево в унитаз, спустил воду. И только затем прошел в комнату.
Я сел на диван. Пожалуй, впервые в жизни я оказался в ситуации, когда не знал, что мне делать. Я был абсолютно один, без дела, без семьи, без имущества, без денег и даже без собственного жилья. Московскую квартиру я оставил жене и сыну; дом, в котором появился на свет, меня принимать не хотел; средств же на покупку своего даже маленького уголочка у меня не было; все, что я имел, все, что удалось раньше заработать, в надежде на будущие доходы я вложил в этот трижды распроклятый магазин. Меня окружала сплошная пустота и темень. Оставалось одно – повеситься. Я даже поднял голову вверх в поисках подходящего крюка. Вдруг в самом деле однажды пригодится. Пожалуй, впервые в жизни ко мне пришла эта мысль, и я не отмахнулся от нее, как от назойливой мухи, а стал обдумывать серьезно. А ведь раньше ничего такого со мной не случалось, хотя я попадал во всякие ситуации. Но тогда я не испытывал такого отчаяния и боли…
Внезапно я вздрогнул: посреди мертвой тишины раздался телефонный звонок. Несколько секунд я смотрел на аппарат, словно не понимая, что это, откуда доносится эта трель? И в самом деле, за то время, что я лежал в больницы, я как-то отвык от разговоров по телефону, за все время моего лечения мне никто ни разу не позвонил.
Я взял трубку и услышал в ней незнакомый мужской голос.
– Владислав Сергеевич, очень рад, что вы снова дома. Как ваше самочувствие?
– Самочувствие у меня нормальное, но хотелось бы знать, кто проявляет обо мне такую трогательную заботу?
В трубке раздался смех.
– Извините, я не представился. Моя фамилия Вознесенский, Борис Эдмондович. Вам нужны еще какие-то пояснения?
– Нет, не надо, – сказал я.
С Вознесенским я не был знаком, но эту фамилию знал отлично.
Впрочем, в городе вряд ли можно было отыскать человека, который бы ее не слышал. Потому что практически любой горожанин хотя бы раз в месяц совершал покупку в его магазинах или мылся в его банях или работал на его многочисленных предприятиях и мастерских. Я уж не говорю об одном из самом крупном в городе банке, которым он тоже владел и где я недавно открыл счет своего в магазина, надеясь, что туда поплывут деньги.
– Я тоже так думаю, – сказал уже без смешка Вознесенский. – Не стану скрывать, что мне бы очень хотелось с вами познакомиться.
– Зачем?
– Хороший вопрос, – снова засмеялся он. – Зачем знакомятся люди. У вас есть версия?
– Чтобы убить.
– Я понимаю истоки вашего мрачного юмора, Владислав Сергеевич, и поверьте, очень сочувствую вашему горю. Я не был лично знаком с Алексеем Сергеевичем, но я слышал, что он был очень талантливым инженером. Но таков закон жизни: в первую очередь гибнут всегда лучшие.
– Вы уверены?
– Об этом неумолимо свидетельствует вся мировая история и мой маленький жизненный опыт. Ведь лучшие – это всегда наименее защищенные, на них ополчается всякая мразь. А ее, к сожалению, слишком много, неизмеримо больше, чем лучших. Вы согласны со мной?
– Да, мрази хватает, – не мог не согласиться я.
– Мне бы хотелось, чтобы вы меня навестили, – вдруг сказал Вознесенский.
– Почему бы и нет, времени свободного у меня хоть отбавляй.
– Понимаю, это вас угнетает. Вы человек деятельный. Но раз у вас много свободного времени, почему бы вам не приехать прямо сейчас.
– В самом деле, можно приехать прямо сейчас.
– Тогда не сочтите за труд выполнить то, о чем я вас попрошу. Никуда не выходите и никому не открывайте, за вами приедет машина. За минуту до этого вам позвонят. После звонка осторожно подойдите к окну; перед вашим подъездом остановится «Джип Чироки». Бегите вниз и садитесь в автомобиль.
– Зачем такие предосторожности? Мне что-то угрожает?
– Не знаю, но, думаю, вы согласитесь со мной, что принять меры предосторожности всегда нелишне. И кроме того, я не хочу, чтобы кто-либо знал, что вы направляетесь ко мне в гости. Вы не возражаете против таких условий?
– Пусть будет по-вашему, мне все равно.
– Замечательно. Тогда до скорой и, надеюсь, приятной встречи.
Внутри трубки застучали короткие гудки. Я положил ее на аппарат, а сам подошел к окну, отогнул занавеску. На улице было тихо и спокойно, кроме греющей на солнце собаки никого не было видно. Что означает этот странный звонок и эти странные предосторожности? Неужели мне что-то угрожает? Вряд ли те, кто покушались на меня в первый раз, хотят меня добить. Сейчас я не представляю для них никакого интереса, я абсолютно нищ и гол, как лишенный всего узник. Но с другой стороны так мыслю я, а вот они могут быть совсем иные резоны.
