Ольга Карпович - Малая Бронная

Я закончила свою суровую отповедь, втайне лелея надежду, что Андрейка скиснет и удалится на свое место, тем самым предоставив мне возможность бояться перелета в одиночестве. Но не тут-то было! Андрюша, надувшись, отвернулся и вперил исполненный несправедливой обиды взгляд в обитый серым дерматином потолок самолета. Я облегченно вздохнула и решила попытаться все-таки уснуть. Однако сидевшая передо мной актриса Люся, девушка, благодаря которой анекдоты про блондинок переставали казаться художественным вымыслом, выудила из крошечной лакированной сумочки телефон и защебетала:

– Женечка, это я! Здравствуй, дорогая! Да, сейчас полетим наконец-то. Шесть часов в аэропорту. Ой, ужас, милая, такая вонь, грязь. Кажется, что я вся этим пропиталась. Где? Э-э-э, в Дели… Э-э-э, подожди минутку. – Люся высунулась в проход, обернула к нам остренькую мордочку и деловито осведомилась: – Дели – это ведь Индия?

По проходу к Люсе заспешила стюардесса-китаянка.

– Excuse me, – наклонилась она к Люсе. – Please, switch out off your phone. It’s dangerous to use the phone during the flight. [2]

– Погоди, Женек, тут какая-то крыса ко мне лезет. – Люся снова обернулась ко мне и яростно зашипела: – Че эта узкоглазая от меня хочет, а?

– Просит выключить телефон, – перевела я и, подумав, добавила: – Иначе, говорит, по правилам авиакомпании они тебя высадят, как только самолет наберет высоту.

– А-а-а, вот черт! – Люся сунула телефон обратно в сумку и наконец-то затихла.

Мне уже начинало это надоедать. Ни один человек из группы, кроме, разумеется, режиссера Авалова, не говорил по-английски, и каждый, не стесняясь, дергал меня всякий раз, как нужно было что-то перевести. Не то чтобы мне это стоило большого труда, однако должность, а также зарплата штатного переводчика в моем контракте не значились.

Самолет наконец-то оторвался от земли, за стеклом иллюминатора повисли тяжелые серо-желтые облака, очертаниями напоминавшие неприступные вековые горы. За спиной раздавалось веселое треньканье стаканов – это команда осветителей, неразлучные друзья Стасик и Славик, поднимали, кажется, уже пятнадцатый с начала поездки тост за успех нашего предприятия. Иногда они по очереди удалялись в туалет. Возвращались Стасик и Славик оттуда совершенно счастливые, самым беззастенчивым образом распространяя по салону запах марихуаны. Вслед за ними по узкому проходу бродил кинолог Володя, непрерывно бубня:

– Девушка, девушка, вы не забыли, что в грузовом отсеке собака? A dog, вы понимаете? Он точно у вас отапливаемый? Девушка, если Акбар там замерзнет…

Китаянка лишь растягивала рот в улыбке и беспомощно разводила руками.

«Какого хрена! – устало подумала я. – Зачем меня занесло в эту дурацкую киноэкспедицию на край света, с этими людьми, расценивающими предстоящие съемки как увеселительную прогулку по экзотическим местам (прогулку за счет кинокомпании, которая отважилась отправить тридцать охочих до приключений обалдуев на «вечный материк») и не представляющих даже приблизительно, что их ожидает. Ради чего я ввязалась в эту авантюру, назвавшись к тому же специалистом-тибетологом и натрепав, что знаю эти края как свои пять пальцев? Что за проклятая бессмертная склонность находить на свою голову и прочие части тела бессмысленные приключения?»

Не успела я предаться самобичеванию, как в проходе между креслами возник человек, воплощавший в себе ответ на все мои сакраментальные вопросы – режиссер будущей картины Руслан Авалов. И я в который раз поразилась волшебной способности этого мужчины – не обладавшего ни громадным ростом, ни внушительной фигурой, ни громовым голосом – немедленно привлекать к себе внимание всех находящихся рядом, оборачивать на себя все головы. Достаточно было одного взгляда его янтарно-охристых кошачьих глаз, чтобы вся группа киношников подобралась и притихла в ожидании монаршего слова, чтобы все уставились на это лицо – бесстрастное, широкоскулое, резкое, тонкогубое, этакий беспощадный и мстительный языческий идол (он говорил мне как-то, что унаследовал свою внешность от прабабки, какой-то азиатской не то княжны, не то султанши, я, впрочем, не особенно верила ему, известному любителю красиво приврать).

– Черт знает что! – негромко, ни к кому не обращаясь, выругался Авалов. – Нужно было мне вылететь раньше, смотреть натуру. Продюсер, сука, экономит на всем. Придется положиться на тебя, ты ведь там все знаешь, – он обернулся ко мне.

И я, как всегда завороженная его спокойной властностью, беспечно отозвалась, стараясь, чтобы не дрогнул голос:

– Конечно, Руслан Георгиевич, не беспокойтесь.

Он кивнул, словно и не ожидал другого ответа, и, не обращая больше на меня внимания, двинулся дальше по проходу, поравнялся с Люсей, немедленно оборотившей к нему пронзительно-синие очи, и легко опустился в пустовавшее рядом кресло. Я отвернулась и тут же встретилась с подозрительно прищуренными глазами Андрея.

– Опять ты с ним заигрываешь, глазки строишь! – сквозь зубы процедил он. – Да ты в него влюблена по уши! Я все понял! Вот, значит, как вы вместе над сценарием работали…

Господи, сколько это может продолжаться? Я устало выдохнула и попыталась выдернуть руку из его железных лап.

– Эй, сценаристка, хорош обниматься, долго еще? – над спинкой моего кресла возникла встрепанная голова Славика. – А, Марин, приземлимся скоро?

Андрей выпустил мою руку и отвернулся.

– Откуда я знаю! – огрызнулась я, потирая онемевшее запястье.

– Ну как же? Ты же сто раз тут была… – удивленно приподнял брови Славик.

– Уважаемые пассажиры, наш самолет начал снижение. Через двадцать минут мы совершим посадку в аэропорту города Лхаса, – по-английски объявил первый пилот.

– Еще двадцать минут, – ответила я Славику. – Докуривай, что осталось, а то там таможня строгая! Могут в китайскую тюрьму бросить… А там крысы знаешь какие? Полуметровые! Да и к тому же пытки китайские… ну, ты меня понимаешь!

Славик побледнел, похлопал себя по карману и со всех ног помчался в сторону туалетной кабинки. И Андрей, дождавшись, пока тот скроется, возобновил допрос:

– У тебя с ним что-то есть? С Аваловым? Отвечай!

– Радуйся, ты меня раскусил! – со злостью бросила я. – Он – моя муза! Мой желтоглазый бог вдохновения! Уяснил? Замечательно! А теперь оставь меня в покое. Обескураженный Андрюша подскочил со своего кресла, потоптался в проходе и уныло поплелся куда-то в хвост самолета. Я же откинулась на спинку сиденья и прикрыла глаза. Самое смешное, самое идиотское и нелепое было то, что я сказала Андрею правду.

Прошлой зимой я, вдрызг разругавшись с очередным спутником жизни и в негодовании свалив из его уютного гнездышка на Рублевке в глухую ночь, оказалась неожиданно не только невидима и свободна, но и почти полностью лишена средств к существованию. Все накопления, вымученные многочасовым корпением над бессмысленными розово-сопливыми диалогами для очередного «мыла», я ухнула в покупку отдельной квартиры – баснословно дорогой, но зато именно такой, как хотелось, просторной, гулкой, с высокими потолками и скрипучими деревянными полами, в старинном доме в центре Москвы. Еще и кредит оказался не до конца выплачен. В общем, деньги были нужны, и срочно, и я пустилась на поиски работы, любой, пусть самой последней литературной поденщины.

Конечно, кропать бездарные сериальчики с предсказуемым сюжетом – не совсем то занятие, о котором я мечтала, будучи юной и восторженной студенткой сценарного факультета ВГИКа, но выбирать сейчас не приходилось. И я почти уже подписалась строчить какую-то омерзительную комедийную муть, когда мне неожиданно позвонила киношная подружка, бывший всесильный второй режиссер, ныне переквалифицировавшийся в исполнительные продюсеры одного из центральных каналов, – Надька. Конечно, для многих она давно уже являлась Надеждой Александровной, но для меня было сделано исключение. Итак, Надька выпалила с места в карьер:

– Слушай! А ты же вроде интересовалась Тибетом, да? Я тут узнала, что Авалов хочет картину про монахов буддийских снимать и ищет сценариста. Хочешь, я тебя с ним познакомлю?

Представьте, что вы очень голодны. Так голодны, что рады будете заплесневелой корке хлеба, и вдруг вам предлагают перекусить нежнейшим, только что зажаренным стейком. Каково, а? Я не просто хотела познакомиться с Аваловым, я и в самых пылких фантазиях не могла себе представить, что когда-нибудь доведется с ним работать. Я выросла на его фильмах, они были для меня альфой и омегой большого кино, учебными пособиями и отдушиной от серости окружающего мира. Короче, я согласилась. Надька обещала представить нас друг другу на ближайшей кинотусовке.

– Только учти, – наставительно произнесла она, – Авалов – страшный бабник. На «Мосфильме» не осталось ни одной гримерши, которую он бы не трахнул.