Таня Кадзи - Русская гейша. Секреты обольщения

– Помоги, – раздался еле слышный голос.

И этот голос, несомненно, принадлежал Петру. Моя любовь усилилась многократно, сияние бело-розовых лепестков увеличилось, они выросли и сомкнулись за спиной моего любимого. Я увидела, как черные лапы пытаются продраться сквозь это сияние, но только бессильно царапают лепестки, не нанося им никакого вреда. Больше того, едва касаясь, они конвульсивно отдергивались, словно нежный свет обжигал их. И вот они, злобно зашипев своими красно-лиловыми ртами, уменьшились, а потом и вовсе ушли в землю.

– Помоги, – повторил голос.

Я увидела, что взгляд Петра опустился вниз, и невольно посмотрела туда же. Мой взгляд уперся в рукоятку кинжала, торчащего из красного пятна на белом одеянии. Я ухватилась за нее, но тут же вскрикнула от боли и невольно отдернула руку. Рукоять была раскалена докрасна. Слезы брызнули из моих глаз, но я снова взялась за рукоять, понимая, что должна ее вынуть. И вновь отдернула руку, закричав от боли. Черные лапы опять потянулись снизу, и я, машинально согнув один лепесток все так же сиявшего вокруг нас цветка, кольнула его кончиком по ним. Лапы исчезли, а я почувствовала с явным облегчением, что прохладная нежная поверхность остудила мою горящую ладонь и утихомирила боль. Тогда я направила лепесток вниз, обхватила им раскаленную рукоять и, не чувствуя жара, выдернула кинжал. Петр судорожно вздохнул и открыл глаза. Они сияли такой радостью и такой любовью ко мне, что я расплакалась, без конца повторяя:

– Мой любимый! Все будет хорошо! И я буду любить тебя вечно. Вечно…

Его улыбка начала таять, расплывающийся силуэт отодвинулся и свернулся в какой-то узкий свиток белого тумана. Бело-розовые лепестки моей любви легко выпустили его, и я услышала шепот:

– Больше жизни…

Свиток неожиданно расправил крылья и превратился в белую бабочку, которая легко порхнула и полетела вверх к мерцающим сквозь туман звездам…

Спи, мой милый, пока колокол сумерекНе принесет звезд, полных снов.С этим сном ты проснешьсяМежду смехом и песнью.

Я очнулась оттого, что солнечные лучи щекотали мои ресницы. Открыв глаза и увидев над собой безоблачное ярко-синее небо, улыбнулась. Потом села и потянулась. И тут же поморщилась от легкой боли в правой руке. Посмотрев на ладонь, увидела, что она покраснела. Мгновенно испугавшись, вспомнила то, что увидела ночью. Облизав горевшую ладонь, осмотрелась. Я заснула на лавовом склоне. Неподалеку из трещины поднимался пар. Я подошла и ощутила вонючий запах серы. Камни в этом месте были горячими.

«Возможно, я заснула возле этого глубокого серного источника и нечаянно обожгла руку», – подумала я.

Но пусть это объяснение останется для тех, кто не верит в реальность произошедшего со мной. Я-то знаю, что этой ночью каким-то непостижимым образом встретилась со своим любимым и помогла ему.

На душе у меня стало невероятно легко, словно многолетний тяжелый камень, который я постоянно носила в себе, испарился. Я заколола волосы перламутровой бабочкой и устремилась вниз, не замечая ничего вокруг. И чем дальше я удалялась от горы Осорэ, тем быстрее становился мой шаг и тем свободнее я себя чувствовала.

Свиток шестой

Отражения цветов в зеркалах

О серебряная музыка женских деревянных гэта!

Разве эти девушки – не маленькие призраки

из глубины времен?

Разве они вернулись сюда не затем, чтобы

исполнить тысячу позабытых причуд?

Я вернулась в Токио, продолжая чувствовать необычайную легкость и радость. Зайдя в квартиру и увидев многочисленные изображения бабочек, тихо рассмеялась. Петр представлялся мне сейчас такой же бабочкой, беззаботно порхающей на прекрасном лугу над раскрытыми яркими цветами.

Приняв душ, я расстелила футон и упала на чистую прохладную простыню. И мгновенно уснула. Когда проснулась, то с веселым удивлением поняла, что прошли уже сутки. И за все это время я ни разу не очнулась. Я соскочила, чувствуя, несмотря на такой долгий сон, необычайную бодрость. И первым делом позвонила господину Кобаяси.

– Где ты пропадала, Таня? – сердито спросил он, когда мы поздоровались. – Я не знал, что думать. Ты не звонила, твой телефон не отвечал.

– Извините, Кобаяси-сан, – покаянно произнесла я. – Мне нужно было отлучиться. И я забыла вас предупредить. Но видите, все хорошо. Я жива и здорова.

Пока я говорила, улыбка не сходила с моего лица, и господин Кобаяси это почувствовал.

– Я рад, что у тебя такое лучезарное настроение, – более миролюбиво сказал он. – Когда мы сможем увидеться?

– Возможно, сегодня, – ответила я. – Но вначале созвонюсь с госпожой Цутидой.

– О’кей! – сказал он.

Я положила трубку. Потом заварила чай.

«Так, главное, не суетиться, – подумала я. – Учеба сейчас основное для меня».

Госпожа Цутида говорила со мной спокойно. Я придумала правдоподобную причину своего отсутствия на занятиях.

– Что ж, Татиана, – сказала она, – придется увеличить время лекций. Сегодня ты должна заниматься со мной, но, к сожалению, я смогу только после трех часов. А до этого посети театр гейш Симбаси Эмбудзё. Ты же живешь в Миното?

– Да, – ответила я, не понимая, куда она клонит.

– Симбаси недалеко. Я позвоню и договорюсь, чтобы тебя пустили за кулисы. Директор театра мой давний друг. Будешь присутствовать на репетиции. Понаблюдаешь за работой артисток. Тебе это только на пользу.

– Хорошо, – немного растерянно ответила я.

– А потом приедешь в Асакусу на занятия.

Она объяснила, как добраться до театра, и положила трубку. А я начала собираться. В этот момент зазвонил телефон.

«Может, что-нибудь забыла сообщить?» – подумала я, беря трубку.

Но это оказался Митихиро. Его голос дрогнул, когда он ответил на мое приветствие. Я извинилась, что не звонила, и сказала, что уезжала из Токио.

– У меня свободное время до обеда, – сказал он. – Очень бы хотелось увидеться с тобой.

– Но я должна сейчас уходить, – ответила я. – Мне нужно в театр Симбаси, а потом на занятия.

Митихиро замолчал. Я подождала и сказала:

– Может, вечером? Но я, наверное, освобожусь поздно.

– Вечером я улетаю в Ахасикаву по делам, – тихо произнес он. – Это на острове Хоккайдо.

– Тогда приезжай сейчас, – решила я. – Проведем время до моих занятий вместе.

Митихиро явился на удивление быстро, словно звонил откуда-нибудь неподалеку. В его руке я с удивлением заметила один пышный темно-розовый пион. Я приняла цветок и поблагодарила. Потом поставила его в узкую стеклянную вазу. Митихиро смотрел на меня с явным восхищением.

– Ты необычайно хорошо выглядишь, – сказал он и поцеловал меня. – Кажется, что вся светишься изнутри.

– Просто у меня прекрасное настроение, и я рада встрече с тобой, – вполне искренне ответила я.

Он подошел, и я почувствовала всплеск желания.

– Мы не увидимся до твоего отъезда, – грустно сказал Митихиро. – Я вернусь лишь через месяц.

– Но что поделаешь? – тихо сказала я и поцеловала уголки его губ.

Тут же ощутила, как его пальцы медленно скользят по моей спине, мягко сжимают шею, забираются в распущенные волосы. Я закрыла глаза и отдалась этой нежной ненавязчивой ласке. Но Митихиро внезапно тяжело задышал, распахнул мой халат и подхватил мою ногу под колено. И тут же «нефритовый стебель» вошел в меня. Я не смогла сдержать стон от очень сильного и острого наслаждения, мгновенно заполнившего все мое существо. Митихиро застонал в ответ и убыстрил движения. Мы стояли, шатаясь, посередине комнаты, и я едва удерживалась, чтобы не упасть. Но разъединиться не хватало сил. Я больше не боялась ничего, «яшмовые ворота» беспрепятственно раскрывались навстречу проникновению. И вот Митихиро дернулся и с шумом втянул воздух сквозь сжатые зубы. Я замерла. Потом, мягко освободившись, отправилась в ванную. Митихиро последовал за мной. Мы, беспричинно смеясь, вместе забрались под душ.

Когда вышли на улицу, то я увидела, что набежали небольшие тучки, стало прохладнее.

– Пойдем пешком? – предложил Митихиро. – Здесь не так и далеко.

– Ну, если ты хорошо знаешь этот район, – неуверенно ответила я. – Я совершенно не ориентируюсь, где Симбаси.

Но Митихиро только улыбнулся и направился по улице. Довольно скоро мы оказались возле Токийской телебашни. Я не думала, что она так близко от моего дома. Мы остановились и одновременно подняли головы. Башня была выкрашена в белые и оранжевые цвета. Ее верхушка уходила далеко в небо.

– Высота ровно триста тридцать три метра, – сказал Митихиро. – Она даже выше Эйфелевой. Может, заглянем внутрь? – неожиданно спросил он.