Ариадна Борисова - Бел-горюч камень
– Мария! Изочка! Мне позволили жить в Свердловске, я достал бронь на самолет! Вы придете провожать?
– Придем…
Музыкант осекся, но ликования затушить не сумел. Прибавил виновато:
– Простите меня… Я уверен – вам недолго осталось ждать!
– Ну что ты, – Мария заставила себя улыбнуться, – мы за тебя рады.
Не в силах сдерживать обуревающие его эмоции, Гарри закружил Изочку по комнате:
– Проситесь в Свердловск! Как только освободитесь, дайте телеграмму, я вас встречу!
Провожать Перельмана Мария пошла одна, дочь была в школе. Ехали в машине радиостудии, шофер великодушно согласился подвезти до авиапорта.
Гарри рассказал, что недавно собирался жениться. «Феодосия», – назвал имя девушки. У него выходило нежно, по-домашнему: «Федося». Он уже сделал предложение, и она ответила согласием, как вдруг ее вызвали в отдел. О чем Федосе там наговорили, музыкант не знал и запоздало жалел, что не делал из женитьбы секрета. Кто-то донес…
– Она тебе отказала?
Гарри потерянно кивнул:
– И да, и нет. Федося сказала, что любит меня и всю жизнь будет любить одного меня, но замуж за меня не пойдет.
– Как они могли! – возмутилась Мария. – Ты ведь теперь свободен!
– По справке вроде бы так, – невесело усмехнулся музыкант, – а все равно мы у них на крючке.
– Почему Феодосия сейчас не с тобой?
– Не хотел расстраивать. Я написал ей письмо. Первое из будущих писем… Федося – талантливый хормейстер и решила полностью посвятить себя музыке. Со спокойной душой оставляю на нее хор. Думаю, справится.
– А за себя ты спокоен?
– Я тоже не женюсь, – вздохнул Гарри. – Может, через некоторое время нам все-таки позволят быть вместе, и она приедет ко мне.
Едва зашли в здание аэровокзала и осмотрелись в поисках свободных мест в зале, как к Марии с безумным воплем кинулась седая, встрепанная женщина… Это была невероятная встреча! Гедре и Витауте вчера прибыли из Сангар, а сегодня уже покидали республику.
Бывшие жители Мыса Тугарина обнялись, постояли минуту, смеясь и плача.
– Вот куда вас, оказывается, распределили – в Сангарский рудник!
– Да, это же «кочегарка» Якутии, главная топливная база всего Главсевморпути! – не без гордости ответила Гедре. – Ох и счастье же от чертовой шахты избавиться! В Тюмень едем. Муж тоже из лагеря освободился, там нас ждет, на стройку «Обь-рыба» устроился.
Она сильно постарела, да и язвительный ее характер наложил на лицо специфичный отпечаток. В угрюмые складки, стекшие от носа к подбородку, намертво въелась угольная пыль, уголки губ ослабли и повисли горькими скобками. А Виту Гарри с Марией еле узнали – из худенькой конопатой девчонки выросла в красивую рослую девицу с русой косищей ниже пояса.
Гарри неожиданно встрепенулся, просиял: «Простите, отлучусь» – и поспешил к выходу – в двери ввалилась шумная большая компания. Молодые люди заоглядывались вокруг, кого-то выискивая. Симпатичная якутская девушка в пуховой шали заметила музыканта, отчаянной радостью вспыхнули приподнятые к вискам косульи глаза.
«Феодосия, несостоявшаяся невеста», – поняла Мария.
– Хаим где? – спросила Гедре, дернув ее за рукав пальто.
Будто вибрирующий ток просквозил по телу… Ну да, они же не знают, для них Хаим живой. Мария сообщила, что муж погиб вскоре после рождения дочки. Витауте тонко вскрикнула, отвернулась и, дрожа плечами, опустила в ладони лицо. Гедре припала к груди Марии, зарыдала бурно:
– О, дорогой наш Хаим! Какое горе ты пережила! О, бедные мысовские! Золотая наша пани Ядвига!
Вынув из кармана дочери носовой платок и гулко сморкаясь в него, она принялась рассказывать о Гринюсах. Им повезло уехать раньше, одними из первых два месяца назад.
– В Ангарске они…
Гедре торопливо ругала поселкового коменданта, пыльный поселок и невыносимый труд в шахтерском забое, забравший половину здоровья. Ничуть она не изменилась, была все такая же нервная и дерганая. Лишь раздался по радио голос диспетчера, вскочила, схватила сумки и заметалась бестолково:
– Что, куда? Где регистрация?!
– Я слушаю, не пропущу, – придержала суетящуюся мать Витауте, – сядь, не бойся, не улетит без нас рейс.
– Ага, для нас лично его задержат! – вскричала сердито Гедре.
– Мамочка плохо слышит, оглохла в шахте, – вполголоса извинилась за мать кроткая Вита. А спустя минуту и впрямь объявили регистрацию.
Витауте обдала щеку Марии влажным теплом поцелуя. Взмокшая от волнения и спешки Гедре толкнула дочь в спину, вопя на весь вокзал:
– Свидимся, Мария! Помяни мое слово – все вместе в Каунасе свидимся!
Якутская девушка не отрывала от Гарри Перельмана влюбленных глаз. Смущенный, он не выпускал ее ладоней из своей левой руки, правой отвечал на чьи-то рукопожатия. Кивал Марии, подпихивая ногой сумку и бормоча всем одновременно:
– Устроюсь и пришлю телеграмму с адресом… Буду ждать весточек… Пишите!
Друзья Гарри остались ждать вылета самолета. Девушка тихо плакала у окна.
Глава 5
Новые-старые препятствия
Мария отпросилась с работы всего на час, но не смогла удержаться и завернула в спецотдел. Начальника на месте не оказалось, за боковым столом кабинета заполнял стопку бумаг новый сотрудник. Окинув посетительницу профессионально наметанным взглядом, он любезно ответил на приветствие, но не потрудился поискать учетную карточку в картотеке.
– Не беспокойтесь, как только по вашему делу будет вынесено решение, мы вас известим.
– Посмотрите, пожалуйста, в списке заявлений о реабилитации. Моя фамилия стоит почти вначале: Готлиб, – просипела Мария сорванным отчего-то голосом.
Не скрывая досады, мужчина полистал какие-то папки и пожал плечом:
– При чем тут алфавит? Комиссия из центра не каждый месяц приезжает и рассматривает дела не по фамильному списку… В деле вашего мужа было подозрительное письмо, которое и вас касалось.
– Письмо… мистера Дженкинса?!
– Да, из Германии, – кивнул хорошо информированный сотрудник. – Письмо должны проанализировать в определенных инстанциях. Как только придет ответ, ваша очередь приблизится. Если, конечно, ничего другого не найдут. Дел много. Ждите.
…Это роковое письмо! Почему, едва жизнь подходит к повороту, лживый донос стучит судейским молоточком, взявшим на себя власть губить и миловать? Мистер Дженкинс по-прежнему стоит над душой, готовясь подрезать веревку и выбить лавку из-под ног…
Мария сошла с лестницы, сосредоточенная на своих мыслях, и, ступив на тротуар, едва не сшибла с ног человека.
– Ой, простите…
Затуманенный взор коснулся лица мужчины и безотчетно отметил знакомые, хотя и потравленные временем черты. Загородив ей дорогу, он взмахнул руками, словно собрался обнять, и воскликнул:
– Мария Готлиб! О-о, не ожидал вас здесь встретить!
– Здравствуйте, Василий. Отчего же не здесь? – усмехнулась Мария, тотчас придя в себя. – Сюда мне частенько приходится заглядывать.
– Ну да, ну да… Надеетесь на освобождение, – осклабился он.
– Надеюсь.
Раньше милиционер Вася был худощавым и хлипким, из тех, про кого говорят «соплей перешибешь». Теперь в располневшей фигуре чувствовались уверенность и вальяжность.
Еще до войны отец-начальник подсуетился устроить отпрыска в милицейскую часть системы Наркомата внутренних дел и посодействовал в отправке на мыс, чтобы «отмазать» от фронта, а подспудно – в надежде на излечение оболтуса от алкоголизма. Не лишенный тщеславия, молодой человек мечтал сделать карьеру, но «политические», к немалому разочарованию Васи, не отличались буйством, не резали друг другу глоток, а прозаически подыхали с голоду. Бедный участковый отбывал скучные будни вдалеке от городских развлечений и неотвратимо спивался. Судьба его полностью зависела от благосклонности заведующего – тот владел складом со спиртом.
Милиционер в конце концов стал правой рукой Тугарина. Они и пили вместе, а потом вместе внедрили для «своих» ссыльных правила учрежденного Змеем правопорядка. Тугарин выносил приговоры, Вася их исполнял. За хищение социалистического имущества – нескольких рыбын или досок – вершители автохтонного правосудия наказывали больно, но не смертельно. Тиксинское начальство хвалило режим на Мысе Тугарина, и сами переселенцы были довольны местным законотворчеством. Змей с Васей, по крайней мере, не посылали нарушителей на остров Столбы, где находилась тюрьма. Условия содержания на Столбах идеально соответствовали секретной установке скорейшего уничтожения деклассированного элемента. Заключенные, сумевшие там выжить, стремительно превращались в зверей. Нередким было на страшном острове людоедство, а такой чепухой, как расследование убийств, никто и не думал заниматься. Справки о смерти ЗК по болезни завершали несчитаное количество подшитых в конторские папки «дел». Горы трупов поглощало море – хранитель многих тайн.
