Роман Сенчин - Минус (сборник)
Я подлил ей вина, себе тоже немного. И сказал:
– Может, найдут. Вы в милицию заявили?
Но вместо нормального ответа из-под ладони загробно-спокойный приказ:
– Уйдите.
– Гм, – я удивился. – Почему?
– Уйдите… Уйдите, пожалуйста. Все… я вам все рассказала… Господи, ее нет шесть дней уже, а я живу, сижу вино тут пью! – Она вскинула руки, уронила бокал, по клеенке растеклась ржавая лужица. – Надо бежать, искать!..
– Успокойтесь, – ляпаю первое пришедшее в голову. – Вернется. Я тоже в детстве пытался из дому уйти. Несколько дней где-нибудь поболтаюсь, а потом обратно, а потом обратно, прощенья просить.
– Х… хватит! Она… – Вскочив, Ольга Борисовна быстро прошла по комнате взад-вперед, прижимая руки к вискам. – Она… Нет, она не… Она… Я ее знаю. Она решилась… Она не вернется. Понятно вам?! Она уже не вернется!..
Попал так попал. А ведь позади такой светлый день. Теперь полночи придется возиться с незнакомым, ненужным мне человеком. Слушать всякое, успокаивать.
– Ну зачем так, не надо, – прошу теплым голосом. – Все будет нормально. В ее возрасте это даже необходимо, чтоб в себе разобраться, понять. По себе вот знаю…
– Да перестаньте вы! Уходите сейчас же! Хватит!
Ух, как смотрит! Чуть ли ненавидяще. Нашла, что ли, во мне козла отпущения… Наверняка дней еще десять назад была эта Ольга Борисовна гордой и самодовольной, по утрам долго мазалась перед своим трельяжем, пальчики свои чудесные холила, с дочерью грызлась, выживала из комнаты вечерами, чтоб понежиться с каким-нибудь кларнетистом из своего училища культуры. И дочь шла сперва на бывшую кухню, а потом – на Торговый. А теперь, когда ее нет, превратилась в разнесчастную мать.
Действительно, что мне здесь делать? Зачем терять время, забивать мозги чужими проблемами? На завтра у меня намечена масса дел, и нужны силы.
– Как хотите, – вздыхаю. – Что ж, дело ваше.
Но, но все-таки надо ей сказать доброе. Несколько сильных, душевных слов. Ведь она не просто же так меня сюда затащила. Первой там, на кухне, сказала, спросила, пошла на контакт… И теперь ждет. Шагнуть, обнять ее… я бы в принципе не отказался.
Стоим и смотрим друг другу в глаза. Мы почти одного роста, смотреть не тяжело, если б в ее глазах не читалось единственное желание – чтоб я ушел; дрогни уголок губ, еле уловимо изменись взгляд – и я обниму ее, прижму к себе. И слова, единственно подходящие слова, верю, сразу найдутся. Я готов убедить себя и ее, что наша встреча совсем не случайна, что ее дочь, сидя на подоконнике, готовила место и обстоятельства для нашей встречи.
– Ну? – не шевеля губами, спросила она. – Долго вы еще будете?..
– В смысле? – И я шагнул к ней.Резкое, наглое долбение будит меня. Колотят непрерывно, со всей дури – кажется, если тут же не отпереть, дверь запросто вышибут. Так даже Санёк по пьяни домой не ломился.
Вскакиваю, кручу влево ключ. Хорошо, что одетым спал, а то было б вообще по-идиотски – в трусах, в растянутой майке. Тем более что за дверью милиция. Впереди немолодой, коренастый сержант, за ним двое не в форме, но сразу понятно, что они главные. Замыкают колонну входящих сухая старуха, которую часто встречаю на этаже, и прапорщик в серо-синем бушлате.
Комната сразу становится тесной, чужой. Я словно в незнакомом помещении, куда меня привели насильно; без обуви я кажусь себе маленьким и беззащитным.
– Этот? – спрашивает у старухи один из тех, что в штатском: длинный плащ из кожзаменителя с поднятым воротником.
Та трясет головой и отвечает сердито:
– Да он, он, я его знаю. Он там был, и шум там… А так – бродит по коридору, пьяный, курит где попало.
– Ясно, спасибо.
Прапорщик тут же вытеснил старуху в коридор и встал на пороге, как часовой. А главный, в плаще, оглядывая комнату и делая вид, что не мне, рявкает:
– Паспорт!
Ну, блин, дела…
– А что случилось? – пытаюсь сопротивляться.
– Паспорт, я сказал!
Протискиваюсь к шкафу. Прапор напрягся, готов в любую секунду шибануть мне под дых, так что не стоит злить… Достаю из куртки паспорт, передаю этому, в плаще.
– Тэк-с, где мы работаем?
– Монти… – Нет, лучше назвать должность официально: – Рабочим сцены, в театре.
– Проживаешь?
– Ну, вот…
– А по паспорту значится село Захолмово Минусинского района. Как понимать? – Он поднял на меня сильные, баранье-решительные глаза. – А-с?
– Ну, как, – мямлю, – там родители, здесь работаю…
– Так, так… Ладно, это пока несущественно. Существенно, парень, другое. – Он сунул паспорт в карман плаща, внятно спросил: – Когда в последний раз видел гражданку Трушанину?
– Кого?
– Слушай, рабочий сцены, я не люблю, когда при мне под дураков косят. В курсе? Щас заберу в отделение, а там не принято переспрашивать. – Этот, в плаще, явно подражает киношным легашам, и я не прочь вдоволь поухмыляться над таким комиком, но дело в том, что в центре его внимания сейчас я, и поэтому мне не до шуток.
Стою в окружении четверых здоровенных, тепло одетых, всесильных мужчин. Стою и действительно почти ничего не понимаю. Понятно одно – скорей нужно что-нибудь говорить.
– Вспомнил, нет? – устало спрашивает второй в цивиле; он моложе первого, видимо, младше по званию и помягче.
– Да чего уже запираться-то? – подает голос старуха, выглядывая из-за спины прапора. – Был ты у нее вечером, я свидетель!
– У Ольги Борисовны?
– Ну дак…
Поворачиваюсь к этому, который в плаще:
– Извините, я просто не знаю ее фамилии…
– Во сколько? – он продолжает допрос.
– Часов в семь примерно.
– Тэк-с, хорошо, – и предлагает второму: – Давай-ка туда его – пускай поглядит.
– Можно.
Меня ведут по коридору… Конечно, случилось что-то серьезное, но вопрос – что от меня-то хотят. Да, я решил обнять ее, а она сжалась и стала визжать. Я буркнул «простите» и вышел. Лег спать… Точно ли так? А почему должно быть иначе? Я был трезв, двести граммов безградусной «Монастырки» даже не почувствовались. Да, я спокойно ушел и лег… Ну и что… Впрочем, правильно, что меня взяли за глотку, сам виноват – не надо ввязываться во всякую хрень. Ведь так же вчера хорошо складывалось, нет – потянуло с человеком общаться. Вот и получай теперь, идиотина…
Вздуваются в мозгу услышанные, прочитанные, виденные по телевизору случаи, как невинных людей обвиняли в убийствах, грабежах, изнасилованиях, как до смерти забивали в отделениях и КПЗ несознавшихся… Вот тебе и новая жизнь, вот такой день рождения. Да уж – духовно родился… А какое они вообще имеют право куда-то вести, отбирать паспорт, командовать?.. Соображаю, что делать, у кого и где защиту искать. Стук шагов превращается в выкрики из детективов: «Требую моего адвоката! Имею право на телефонный звонок!»Напротив двери в комнату Ольги Борисовны – носилки и ком черного целлофана. Двое парней в синей прорезиненной униформе сидят на корточках, курят. Мне тоже очень хочется покурить. Хотя бы пару затяжек.
Тот, что в плаще, входя в комнату, приказал остальным:
– Погодите здесь пока.
Старуха, словно ее укололи, начинает рассказывать второму:
– Как этот-то от нее выходил, я точно видела. Ложилась уже, а тут крики, топот, прямо… Ну, я свою дверь приоткрыла…
– Попозже расскажешь, баб, – останавливает второй, – не трать силы. Сейчас где-нибудь расположимся, ты мне все подробно опишешь, а я зафиксирую. У тебя, кстати, можно?
– А почему ж нельзя! У меня порядок, одна живу. И чайку выпьете.
Главный возвращается, берет меня под локоть, предлагает со злой игривостью:
– Ну, давай поглядим, чего ты тут натворил.
Такая недавно совсем теплая и уютная комната теперь будто вывернута наизнанку. Порядок превратился в бедлам, хотя вроде бы вещи на прежних местах. Но все ощупано, осмотрено, измарано дыханием посторонних людей. А их человек семь. Врачи, милиционеры, какие-то специалисты-криминалисты в костюмах, галстуках и перчатках. Бубнят друг другу неразборчивые слова, измеряют что-то; бокалы и бутылка покрыты бурым налетом, рядом – металлический чемоданчик, а над ним склонился толстый очкастый парень.
Почти в центре комнаты, возле тумбочки – сразу в толчее и не заметил, – лежит Ольга Борисовна. Лицом вниз, а возле головы маленькое пятно крови… Я ни разу еще не видел мертвого не в гробу, но не пугаюсь. Сейчас я боюсь живых.
– У меня всё, Игорь Юрьич, – бодро объявляет очкастый тому, что в плаще.
– Вот у этого клоуна еще пальцы возьми. – И, получив легкий тычок под лопатку, я подхожу к столу.
– Возьмё-ом, – парень с готовностью вынул из чемоданчика лист ватмана, пузырек с черной жидкостью. – Давай руку, сперва левую.
Главный беседует с врачами. Говорят слишком тихо, слов не разобрать… В ушах у меня шумит, будто там буря…
Намазав подушечки пальцев жидкостью вроде туши, очкастый по одному, с силой и проворотом вдавливает их в бумагу… Черт, какой-то триллер дурацкий, на который я смотрю со стороны, все-таки со стороны, хотя и участвую в нем. Хм, да уж!.. Но мне действительно кажется, что со стороны. Это, наверное, самозащита. Если задумываться по-настоящему, то можно запросто спятить…Только представь: женщина, с которой пару часов назад разговаривал, видел ее глаза, ее дрожащие губы, разглядывал красивые руки, которую пытался успокоить, обнять, – лежит на полу. У нее странно белая, до серости белая кожа, а рядом с головой темная лужица… Не надо, не надо думать. Нельзя! Я просто– напросто наблюдатель. Со мной ничего страшного случиться не может. Посмотрю, послушаю, слегка поволнуюсь и пойду спать.
