Маша Трауб - Истории моей мамы
– Комиссию! Я пришлю к вам комиссию! – закричал министр.
– Когда?! – строго спросила я, зная, что комиссия может добираться до нашего села несколько лет. А бабушка хлопнула газетой с передовицей по столу. Мадина осела на стул. – Понимаете, мы сейчас еще в прокуратуру должны заехать, – продолжала я, – там нас уже ждут. Ну, вы понимаете. Дело серьезное, вопиющее. Все-таки в наше время в образцово‑показательном селе был устроен самосуд, практически линчевание, это же уголовное преступление. А руководство села было в курсе, но не вмешалось, так что сами понимаете, какие могут быть последствия. И пострадавшая… – Я показала на Мадину. – Сами видите, что девушку оболгали, оклеветали. И как, объясните мне, гордость села, получившая первое место на конкурсе самодеятельности в городе, удостоенная призов и наград, могла совершить то, в чем ее обвиняют? И как она могла преподавать детям? Вот, посмотрите, у нас и характеристика с места работы, и рисунки детей, которые ее любят. И вот еще, красный диплом. Даже два – окончание школы и института. А теперь сами решайте, могла такая девушка, – я опять показала на Мадину, – совершить что-то непотребное? Опозорить честь, которую так берегла? Подвести педагогов, родителей, руководство?
В этот момент Мадина начала падать со стула.
– Что же вы стоите? – прикрикнула я на министра, и он кинулся к графину с водой, опрокинул стул, усадил Мадину и понял, что дело плохо. Девушка чувствительная, скромная, ни грамма косметики, бледная – сразу видно, что воспитана в традициях.
– Так что без прокуратуры не обойтись. Или вы думаете, я сюда в отпуск приехала? – добила я министра.
– Не надо в прокуратуру! – Министр поднял телефонную трубку и начал крутить диск. – Через два дня комиссия приедет. Обещаю. Ждите. Разберемся. Виновные будут наказаны. И в Москве своей скажите, что у нас нет мракобесия!
Бабушка выбрала все же правильный заголовок для статьи. У министра аж поджилки тряслись, когда мы уходили.
Мы вернулись в село. Валя ждала нас у ворот.
– И что теперь? – спросила она.
Мадина зашла в комнату, легла на кровать и уставилась в стену.
– Будем готовиться к встрече гостей, – сказала я.
– Как готовиться? – ахнула Валя.
– Стол надо накрыть королевский. Что у вас из напитков есть?
– Так арака и пиво, что же еще? А откуда ж денег взять?
– А что у тебя за ящик под кроватью стоит? – спросила я у бабушки.
– Так однополчанин мне кизлярский коньяк передал. Еще на прошлый День победы, – ответила она. – Я его не пью, вот и стоит. А что?
– Ну ты даешь! Кизлярский коньяк? Да мы так гостей встретим! Такую пыль в глаза пустим, что они ослепнут!
– А продукты на что покупать? – переживала Валя.
– Кто у вас сейчас в сельсовете? Вадим? – спросила я.
– Да, – ответила Валя, – а что?
– А то, что он еще в школе за мной ухлестывал, – засмеялась я. – Стол накроем за его счет!
Я поехала в сельсовет. Председатель сельсовета Вадим был в меня влюблен много лет. На его счастье, я уехала. Соседки шептались, что он даже собирался за мной ехать, но его быстро женили на богатой невесте, и благодаря новым родственникам он и получил назначение на престижную должность. Я еще только подходила к зданию, а Вадим уже закрылся у себя в кабинете. От греха подальше. Ведь разговоров потом не оберешься, если бы он на меня хотя бы посмотрел.
– Вадик, ты же знаешь, что со мной бесполезно спорить, – начала я разговор через дверь, уверенная, что он меня слышит. – Через два дня сюда комиссия из министерства приедет. Я вызвала. И скажи спасибо, что я им про тебя не рассказала, как ты хотел Валю уволить. Или не с твоей подачи ей дали неделю на сборы? Даже если не ты, комиссии я скажу, что ты тоже руку приложил. И пусть разбираются. Зачем тебе неприятности? Открой дверь, просто поговорим. Вадим, я же не уйду, ты знаешь. Открой дверь.
– Ну что тебе нужно? – Вадик все же впустил меня в кабинет. – Почему, когда ты приезжаешь, обязательно начинаются проблемы? Ты же в отпуск приехала, вот и отдыхай!
– Не могу, Вадик. Работа у меня такая – людей защищать от таких, как ты. Говори, ты Валю из магазина хотел уволить? Приказ уже подписал?
– Ничего я не подписывал! Просто попросил! – взвизгнул Вадик.
– Зачем же ты так? Валя же с твоей мамой дружит.
– Это не я! Меня заставили! – закричал Вадик.
– Кто заставил?
– Общественность!
– Ты как был трусом, так и остался. Значит, так. Или ты сейчас выписываешь Вале премию годовую, восстанавливаешь ее на работе, или я комиссию прямо к тебе в сельсовет привожу. И рассказываю, как ты мать несчастной девушки из села хотел выгнать. И с твоего разрешения на центральной площади был устроен самосуд. Да, и еще одна просьба – ты ведь знаешь родителей этих тварей, которые Мадину избили? Конечно, знаешь. Так что советую поговорить с мужчинами, и пусть они своих ублюдков держат подальше от Мадины, а женщины чтобы рты не раскрывали. Еще советую выписать Мадине благодарность, в материальной форме. Например, за победу на конкурсе.
– Откуда у меня такие деньги? Где я возьму?
– А ты подумай. Хорошо подумай. Пусть мужчины, которые за этих малолетних выродков отвечают, тоже подумают. Особенно отец того, кто Мадине в лицо плюнул да за волосы таскал. Это же уголовная статья. Нанесение телесных повреждений. Пусть еще спасибо скажет, что я до прокуратуры не доехала. А ведь я могу, ты меня знаешь. И дело уголовное заведу. Так что передай, что это компенсация за моральный ущерб. Вот давай поднимайся и бегом по дворам. Комиссия послезавтра здесь будет. Нам еще гостей нужно на уровне встретить, ведь правда? Стол накрыть как положено. Сам все понимаешь. Не будем же мы образцово‑показательное село позорить? Коньяк у нас уже есть – вклад от главного редактора газеты. Ладно, рада была повидаться.
Вадик сам не появился – пришел незнакомый парень и молча положил на стол пачку денег. Валя прорвалась через дыру в заборе и накинулась на меня:
– Что это? Откуда?
– Валя, хватит орать. Это тебе стол накрыть и жить дальше. Тут, я смотрю, и на ремонт хватит.
– Кто такие деньги дал? Сельсовет выделил?
– Считай, что сельсовет.
Валя заплакала. Она все поняла.
– Валя, стол должен ломиться. Покупай все самое лучшее. Не экономь.
– Так они сюда не приедут! – Валя продолжала плакать. – Это ж такой позор сюда важных людей приглашать! У нас же домик маленький, даже двора нет. А в доме их и посадить негде. Как они тут разместятся? Давай они к вам приедут? Или в редакцию?
– Нет, у вас накроем. Стулья у соседей возьмем. И пусть попробуют отказать.
– А если они не приедут?
– Приедут. Вот увидишь.
Утром в день приезда комиссии ворота у Вали не закрывались – соседки несли стулья, столы, пироги, зелень. Валя только вздыхала и прижимала к лицу фартук, утирая слезы. Появился даже Вадик, который торжественно заявил, что Валя завтра должна вернуться на работу и зайти в бухгалтерию, где ее ждет премия. Годовая. Как очень ценному сотруднику и ударнику производства. За многолетний, так сказать, труд. Валя стояла, онемев. Даже Мадина встала с кровати и не без интереса наблюдала за происходящим.
– Оля, что ты с ним сделала? – растерянно произнесла Валя.
Я засмеялась.
– Так, теперь нам нужно Мадину привести в чувство. И нарядить ее как куколку. Чтобы была образцово‑показательная осетинская девушка.
– Я знаю! У нас есть! – воскликнула Валя.
Из шкафа она вытащила тот самый национальный костюм, который подарили за победу на смотре художественной самодеятельности. Вплели Мадине искусственные косы, дали осетинскую гармошку в руки и усадили под абрикосовое дерево. Она даже стоять не могла – похудела, одни глаза остались. И была такой бледной, что все любовались – бледная кожа считалась признаком изысканной красоты. А Мадина уже синевой пошла. Да еще костюм тяжеленный, с поясом серебряным. Она даже дышать не могла.
– Прислоните ее к дереву, чтобы не упала, – посоветовала я.
– А ты? С нами будешь? – вцепилась Валя мне в руку.
– Нет. Давай не будем пугать комиссию моим видом. Пусть спокойно поедят и выпьют.
– Оля, мы без тебя не сможем!
– Сможете. Бабушка будет с вами.
Комиссия приехала рано утром. Три человека на «Волге». Две женщины и мужчина – начальник управления по кадрам. Они заехали в школу, где Мадина преподавала, поговорили с Ниной Теймуразовной, с детьми, с другими учителями, посмотрели класс, где проводились уроки. Надо отдать должное директрисе и коллегам – никто дурного слова не сказал. А Нина Теймуразовна, расплакавшись, призналась, что Мадиночка была лучшей и любимой ее ученицей, и если бы не родители, она бы ни за что ее не уволила. Такая учительница! Детишки кричали, как любят учительницу, как скучают по ней и ждут не дождутся ее возвращения.
