Маша Трауб - Истории моей мамы
– Что-то случилось у вас? – спросила я. – На тебе лица нет.
– Такое случилось, Олечка, что даже сразу и не знаю, как рассказать, – вздохнула Валя и заплакала. – А тебе мать ничего не говорила?
– Нет, только грозилась, что брюки мои разрежет. Все как всегда, – засмеялась я. – И ты же знаешь: мать за слухами не следит. А где Мадина? Как у нее дела?
И тут Валя не сдержалась. Заплакала горько, в голос, как плачут на похоронах. Ну и что мне оставалось? Только пролезть через дыру в заборе и сесть рядом. Она мне все рассказала про жениха, про то, что Мадину из школы уволили за аморальное поведение, а ее хотят из магазина выгнать, и тогда вообще жить не на что будет. И самое страшное – парни Мадину избили, за волосы волокли. Никто не заступился. И что теперь с ними будет – никому не известно. Она и уехать готова, и дом продать, лишь бы дочь руки на себя не наложила. А у нас ее довести быстро могут – до магазина дойдет, а домой не вернется.
– В магазине мне сказали, что у нас есть неделя. Собраться и уехать.
– Это еще с чего такие условия?
Валя плакала.
– Так, перестань. Я все поняла. Ты чего хочешь добиться?
– Как – чего? – ахнула Валя. Она не привыкла, чтобы женщины так разговаривали и такие вопросы задавали. Там ведь как – поохают, посокрушаются, языками поцокают, и все, по дворам сидят, как мыши, и не высовываются.
– Скажи мне конкретно, чего вы с Мадиной хотите? Наказать этих малолеток, которые ее избили? Вернуть жениха? Восстановить Мадину на работе? Начальство твое на место поставить, чтобы нервы не трепали?
– А все вместе нельзя? – Валя смотрела на меня, как на пришельца из космоса.
– Можно. То есть ты хочешь сказать, что вам нужно восстановить репутацию, правильно?
– Да. И репутацию тоже. Мадиночка может к врачу сходить, справку взять.
– Господи, ну что вы как дети беспомощные? Какая справка?
– А дети Мадиночку любят, ты не думай, – разволновалась Валя. – Мадина на конкурсе самодеятельности победила! И Нина Теймуразовна на ее стороне!
– Скажи мне, почему вы к моей матери не обратились? – все еще не понимала я. – Почему вы сидите и ничего не делаете?
– А при чем тут Мария? – не поняла Валя.
– При том, что она главный редактор газеты. А пресса у нас что? Власть. И ей плевать на то, что все вокруг говорят. Что ж вы сразу к ней не пришли? Она бы помогла!
– Да чем же она поможет? – опять зарыдала Валя. – Я у нее и так взаймы взяла, чтобы Мадиночку одеть. Спасибо ей большое, не отказала. Хорошо, что ты присылаешь. Но ведь она тоже не барствует! Каждую копейку считает. Я‑то уж знаю, в магазине работаю. Все вижу.
– При чем здесь деньги? – Тут уже я перестала понимать.
– А на что нам жить? Мы уедем, конечно. Но в городе ведь тоже нужно устраиваться. У нас даже родственников нет.
– Так вы хотите уехать или остаться?
– Ольга, я тебя не понимаю. Не мучай меня. Я и так живу, как в страшном сне. Вот не знаю – выходить мне завтра на работу или нет? Если выйду – могут прогнать, позора не оберешься, а если не выйду – за прогул вычтут из зарплаты. У нас ведь тут не Москва. Ты меня спрашиваешь, а я даже не понимаю, как тебе ответить.
И тут из дома вышла Мадина. Она шла, как сомнамбула. Пошла к воротам.
– Мадиночка, дочка, ты куда? – подскочила Валя.
– Пойду утоплюсь. Так всем легче будет, – ответила Мадина и стала дергать ручку калитки. Валя из последних сил пыталась увести дочь в дом.
– Что там у вас случилось? – Во дворе появилась бабушка.
– Ты вообще в курсе, что у тебя за забором происходит? – спросила ее я.
– А что такое? Я же по письму ездила в соседний район. Потом материал писала. Валя, что такое?
– Ну ты даешь! У тебя тут готовый материал на первую полосу, а ты не видишь!
– Какой материал? – тут же заинтересовалась бабушка, как журналист падкая на сенсации.
– В Министерство образования на стол попадет! – ответила я.
Бабушка тут же воспользовалась дырой в заборе и вытащила блокнот из кармана фартука. Она могла менять фартуки, пиджаки и платья, но в каждом кармане у нее лежали блокнот и огрызок карандаша.
– Я готова, – серьезно сказала она и принялась записывать.
Я пересказала ей историю Вали. Та только всхлипывала, поддакивала и кивала. Бабушка ойкала – то ли от радости, что материал получится хорошим, то ли от того, что все проглядела, прослушала и чуть не упустила такую историю. К тому же бабушка всегда считала, что дело журналистов – вскрывать нарывы на теле общества, привлекать общественность, призывать к ответу виновных. А уж когда речь шла о правах женщин, защите детей, заботе о ветеранах, бабушкино перо становилось мечом.
– Все, я побежала, – сказала она, – сейчас перепечатаю и срочно в номер пущу. Еще успеваю. Спасибо, Ольга. Отличная работа.
– А какой заголовок? – окликнула ее я.
Бабушка затормозила, посмотрела на абрикосовое дерево.
– Мне кажется, нужно что-то пафосное, громкое и не очень понятное. Например: «Мракобесие не пройдет!» Точно. Должно быть слово «мракобесие»! Тогда начальство точно забегает! – Бабушка взмахнула огрызком карандаша.
– Ну вот, считай, полдела мы сделали, – сказала я Вале, которая сидела в ступоре, ничего не поняв про мракобесие.
– Ольга, а может, не надо было? Это же позор, – прошептала та.
– Ну не больший позор, чем уже есть. Разве нет?
– Так вроде мы жалуемся на жизнь, получается. – Валя готова была броситься догонять бабушку.
– Да, вы жалуетесь. Еще как жалуетесь. Все правильно. А теперь мы напишем жалобу!
– Куда? – Она уже была не рада, что со мной связалась.
– В Министерство образования. И попросим не только восстановить Мадину на работе, но и компенсировать ей вынужденные прогулы.
– Нет, не надо жалобу! – замахала руками Валя. – Только хуже будет. Я боюсь! Да кто нас слушать будет? Да еще в министерстве! Только засмеют! Мы же из села, кто про нас знает?
– Завтра все узнают, вот увидишь. Или ты борешься, или бежишь, сверкая пятками. О себе не думаешь, подумай о дочери. А теперь собери мне все Мадинины грамоты, благодарности, характеристики и все, что есть. Диплом с отличием приложим.
– А грамоту за победу в художественной самодеятельности класть? – спросила Валя, как будто речь шла о теплых штанах или носках.
– Обязательно! Особенно за художественную самодеятельность! Что там? Первое место? На областной конкурс предлагали поехать? Да они нам в ноги будут кланяться!
– Кто они? – испугалась Валя.
– Да кто захочешь, тот и будет!
– А гармошку и костюм тоже нужно упаковать? Жалко ведь. Такие красивые.
– Нет, Валя, только документы, – улыбнулась я. – Ну, готовы к победе? Как говорит наша бабушка, точнее ее любимый Блок, «и вечный бой, покой нам только снится!».
– Оля, я не могу. Ты ведь уедешь, в Москву вернешься, а мы с Мадиночкой одни останемся. Как нам жить, если мы на село жалобу напишем?
– А если промолчим, то в следующий раз опозорят другую девушку, зная, что все сойдет с рук. Если мы сейчас рот откроем, то они подумают, прежде чем устраивать самосуд. Ты же знаешь, что Мадина ни в чем не виновата. Тогда почему она должна сидеть за забором?
На следующий день газета вышла с бабушкиной статьей под громким заголовком на первой полосе. Бабушка сбегала в типографию и принесла пачку экземпляров. Когда ее останавливали соседки, чтобы спросить, по какому поводу переполох, она выдавала им газету. Соседки ахали. Когда бабушка добежала до дома, уже все село прочло передовицу и замерло в ожидании. Мы сели в редакционный «уазик», усадили в него Мадину и поехали в город, в министерство. Бабушка надела свой парадный костюм с орденами и медалями и размахивала удостоверением главного редактора районной газеты. Люди и так расступались, но бабушке этого было мало – она всем сообщала, что сопровождает знаменитого московского адвоката, тыча в меня пальцем. Поскольку я нарядилась в свое любимое джинсовое платье выше колен, ни у кого не было сомнений в том, что я приехала из Москвы. Тут же пошли слухи, что дело находится на контроле в столице, раз уж оттуда московский адвокат приехал. Рядом шла Мадина – замотанная во все черное, бледная, еле живая. Мы ее вели под руки, и ей даже не приходилось специально изображать страдания.
Такой компанией мы зашли в кабинет республиканского министра – нас, естественно, никто не посмел остановить, и тот перепугался до полусмерти. Его можно было понять – статья в газете на первой полосе, главный редактор – фронтовичка, ветеран, в орденах и медалях, адвокат из Москвы в неприличном платье и несчастная опороченная девушка, которая вот-вот хлопнется прямо у него в кабинете в обморок.
– Комиссию! Я пришлю к вам комиссию! – закричал министр.
