Елена Котова - Акционерное общество женщин
– Ну что, мы чаю хотим, – бодро заявила она же, когда вся компания ввалилась в двухкомнатную квартиру.
– Милости просим, рассаживайтесь. Это соседка моя и подружка, Валентина, учительница в нашей школе. Меня Анной зовут, а вас как? А то мы и познакомиться не успели, когда я с ведром-то вам повстречалась.
Хозяйки порадовались московским конфетам, Анна разлила чай по разномастным кружкам, открыть разговор решилась, конечно, Катька:
– Валентина, а что вы преподаете?
– Французский, рисование и биологию. По диплому я учитель французского, а остальное приложилось. Учителей не хватает, а за тем, чтобы все предметы изучались, в районо строго следят. Зарплату опять же доплачивают. Рисовать я с детства любила, а биологию пришлось самой выучить, когда учитель умер, а нового прислать уже который год все только обещают.
– А от чего биолог умер?
– Старенький был.
– Старенький – это сколько?
– Год до пенсии не дотянул.
– Пил, что ли?
– Ну, пил, конечно. Но не так, чтоб шибко, правда, Ань? Не сказать что алкоголик.
– Он от печени умер. Так сказали, – подтвердила Анна.
– Вы простите, пожалуйста, я, наверное, страшно глупый вопрос задам, – подала голос Полина. – Чего вам в жизни больше всего не хватает?
– Почему же глупый? – Валентина посмотрела Полине прямо в глаза. – Думаете, мне мужа не хватает? Так он у меня был. Но я его выгнала, потому что он был алкоголик.
– И он тоже умер?
– Умер, а как же. Выгнала его к матери, они там на пару и квасили, пока сначала он не умер, а потом и она. Я им последние два года еду носила и убиралась. Жили как свиньи, прости господи. Чего мне не хватает? Одежды приличной и крепкой. В Колпне по базарным дням много чего можно купить, но это все паленка. Я в прошлом году кроссовки купила, чтобы в огороде работать, – у нас всех, кто в этих домах живет, там за пустырем огороды. За одно лето развалились. Костюм бы купить, все-таки в школе работаю.
– Мы с Валькой в Орел подались – так там тоже паленка, – опять подала голос Анна.
– Мне еще хочется на другую жизнь посмотреть. Нет, за границей, конечно, мне делать нечего, да и денег у меня таких нет. А была бы в Москве родня, непременно бы поехала. Я в Москве два раза была, один раз даже в педагогическом институте на конференции. Посмотрела Кремль, конечно, Мавзолей, Алмазный фонд. Но это два-три дня, а в Москве пожить хочется, недельку или две, по музеям походить, на людей посмотреть не спеша, понять, как жизнь устроена. В телевизоре же все не то…
– А вообще, для женщин в вашем селе что самое главное, как вы думаете?
– Мужиков от алкоголизма лечить подешевле. Больница за это дело не берется. Есть две знахарки, очень сомнительные, да и дорогие. Нашим женщинам это не поднять. Они деньги копят-то всегда, потому что пьют мужики много. Но водка водкой, а кто из мужиков до алкоголизма допьется, знать никому не дано. Потому копят все…
– Да вообще, жизнь тут скотская… – Хозяйка квартиры говорила с набитым ртом, развертывая золотую бумажку уже четвертой конфеты. – Хороши конфеты московские, начинка в каждой разная. У нас «Цитрону»-то не достать, одна карамель импортная, только зубы ломать. Мужики у нас пьют, а бабы остервенели. В магазинах матом, на мужиков обратно матом, а то и мордобой. Валь, помнишь, Парфеныча хоронили? Его вдова прям на кладбище Тоньке в волосы вцепилась. Кричит: «Он твой любовник был, от того и помер!» Вот и говорю, стыд пропал. Бабы девок своих пораспускали, они после школы сразу – шныр в город. Это и правильно, тут делать нечего. Но у них же на уме только в продавщицы… Одна в Орле продавщицей, а другая за моим сыном в Харьков увязалась, и обратно продавщицей. Чего ради этого в Харьков-то? Потом с пузом сюда вернулась… Матери только не хватало на свою пенсию и огород еще и внука. Дочь опять тут в продавщицы, зарплаты – семь тыщ. Ясное дело, подворовывает, жить-то надо. А наши бабы – за копейку убьют. Уж сколько они этой девахе кости-то перемывали…
Подруги вежливо слушали, но, к счастью, хозяйка засобиралась на работу, в кино, кляня баб, которые могут и окна кассы побить, если опоздает.
После чаепития подруги поехали ночевать в райцентр, в ту саму Колпну, где базар. Кыса по дороге ворчала, что ничего нового она тут не узнала и не узнает: и так ясно, что в российской глубинке одно скотство и помочь никому и ничем невозможно. В Колпне Полешек организовала загодя ночлег, в доме приезжих при горсовете. Шестерым основательницам пришлось разместиться в двух номерах.
«В поле так в поле», – приговаривала наутро Алена, впервые в жизни вступая в новый день с немытой головой.
В городе Колпна с десятью тысячами жителей было шесть магазинов, комбинат бытового обслуживания, кинотеатр и ресторан. После экскурсии по городу был намечен визит к пасечнику, жившему на окраине.
Крепкий дом, огород, обширная пасека и хозяин – Илья Васильевич, стоящий на крыльце. На террасе – накрыт стол: чай с медом. Были приглашены и гости со стороны хозяина: сноха Нина, чей сын Игорь был мужем дочери пасечника, и сами «молодые»: Игорь и Галина. Обоим было по двадцать семь лет, Галина работала в том самом районо, которое следило за качеством преподавания в школах, Игорь – в райвоенкомате. Мать Галины умерла уже как два года, как сказал Илья Васильевич, от рака груди. Подруги переглянулись.
– Молодая совсем была женщина. Сорок восемь лет. И красивая. Сгорела в одночасье, – вздохнул Илья Васильевич. – Теперь вот мы с Ниной о детях печемся.
– Нина, а вы работаете?
– Год как на пенсии. На картонажной фабрике работала, да там два цеха закрыли. Теперь только пенсия и огород. Зато квартира хорошая, двухкомнатная, брат помог купить. А свой дом я молодым отдала. Да и вообще, живем хорошо, получше, чем до перестройки. С мясом перебоев нет, с хлебом и подавно. Денег хватает, хотелось бы побольше, но уж как есть. Муж мой, как водится, был алкоголиком. Умер лет восемь назад, туда ему и дорога. После него был у меня один человек, Васильич знал его. Вот был чудесный мужчина! Можно сказать, я на старости лет в первый раз полюбила. Но и он умер. Нет, не от водки… Кашлял страшно с полгода, быстро так истаял весь и умер. Какая у нас жизнь два года была, вспоминаю и до сих пор плачу! Но бабы наши просто извелись от злости… Может, что неправильно скажу, но ихнее какое дело? Я женщина свободная, он тоже был вдовец. На всех углах кости перемывали, мол, и такая я, и сякая. У меня мать тогда умирала, так одна с нашей фабрики мне в глаза говорила, что я сама мать на тот свет отправила, чтобы мне с любовником простору больше было. Откуда в людях злобы столько?
– А в Москву вы ездите?
– Что там делать? У меня там даже родня есть, тетка двоюродная, живет в Медведково. Кур на балконе разводит. У нее своя семья, шесть человек в двух комнатах, да еще и я им на голову свалюсь. Да и зачем? Купить там я ничего не могу, мне московские цены не по карману, а так просто на один поезд пенсию потратить? У меня теперь внук, да и невестка золотая, вот их жизнью и живу.
– Илья Васильич, а как ваша пасека?
– Прекрасно. Мед в Орел вожу на рынок и у нас продаю по базарным дням. Три года назад, когда еще жена была жива, взял землю в аренду. У нас в пятнадцати километрах отсюда, в Нетрубеже, курские приехали, ферму организовали, я решил для них корма выращивать. Но что-то у них не заладилось. Я с год корма продавал скупщикам, потом надоело: невыгодно. Пасека больше дохода дает.
– Галя, а вы что все больше молчите? – Катька отрабатывала выходные на совесть.
– А что сказать? Живем нормально. Зарплату, правда, часто задерживают, но хорошо, что мы с Игорем на службе, не сократят, как маму Нину. Скучно, конечно, а так ничего.
– А чем вы в свободное время занимаетесь? – полюбопытствовала Полина.
– Чем занимаюсь? Игорь, чем мы занимаемся?
– Телик смотрим. В гости к приятелям ходим. Дискотеки иногда с пивом. Илье Васильичу помогаю. Галка на базар любит таскаться. У нас базарный день каждую неделю. Ну, в Орел иногда ездим. Машина у меня «Лада», старая, а запчасти только в Орле можно купить, и то втридорога.
– Илья Васильевич, у нас еще полдня осталось, может, нам по деревням проехаться?
– Да что там смотреть, дорогие мои! Всё, умерла деревня. По два-три, редко где пять домов осталось. Вы ж в Красном вчера были? Так это самое большое село, там магазин, школа, кино показывают. А в других что смотреть?
– А что, на ваш взгляд, в Колпне больше всего нуждается в улучшении? Вы извините за такой странный вопрос, – помявшись, спросила Полина.
– Почему странный? – за Илью Васильевича ответила Нина. – Мы, конечно, деревня, может, я толком объяснить и не могу. Но самая беда – больница. Были бы доктора хорошие, может, и мой бы сейчас жив был, а уж жена Васильича… Понятно, рак, но чтоб за три месяца сгореть… В городе, может, и вылечили бы…
– Церковь бы нашу усмирить, попы в последние годы совсем распоясались, – вдруг мрачно изрек Илья Васильевич. – Ксеню мою доктора уморили, ясное дело, да какой с докторов спрос… Эх! Но попу нашему никогда не прощу. Он и Нинке голову заморочил. У той первый раз в жизни любовь случилась, а он ей: «Грех, грех». Я ей тогда еще говорил: «Не таскайся ты, Нинка, в эту церковь, ты же молодая баба, чего ты там забыла?» А ко мне, когда Ксюша умирала, батюшка сам пришел и стал увещевать, терпение, мол, да смирение. У меня слезы в горле стоят, жизни в Ксюше оставалось уже всего ничего, а он мне: «Уныние, Илья Васильевич, грех великий, надо Ксению Павловну отсоборовать по чести, а не унынию предаваться». Я его и выгнал. Ксения моя до самой кончины была в памяти, до последнего дня надеялась, светлая была женщина. А я ей попа приведу, чтобы он ее соборовал? Кощунство это, а не вера. Хоть бы этот поп прихожан учил чему-то, работать, например. Ведь народ забыл, что такое работа, на глазах оскотинивается. Вот в чем беда главная. А поп наш сам по вечерам напивается как скотина. Да, ладно, не слушайте меня. Я известный бунтарь и греховодник. Одно вам скажу: не тратьте время на деревни, лучше дуйте в Орел, к дневному поезду, ночью в Москве будете, выспитесь. Заехали – и спасибо. Если еще заедете, буду просить, чтобы зятю моему мозги прочистили. Чем в военкомате штаны протирать, лучше бы на пару со мной работал. Тогда б я земли в аренду побольше взял, нашли бы чего выращивать. Но это я так, к слову. Пусть у вас все складывается как вы задумали. Чем вы занимаетесь, я не понял, но вижу, что труженицы. Вот и трудитесь. Удачи вам.
