Иосиф Гольман - Защитница. Тринадцатое дело
Или все свои деньги ему оставить на сохранение – глазом бы не моргнул.
А вот на выборах президента – реши туда побаллотироваться Береславский – проголосовал бы против. У нас и без него наверху достаточно людей, представляющих любой закон, в том числе – духовный, в виде дышла.
А еще, ставший в последнее время несколько религиозным, прапорщик как-то, – хорошо подумав на эту тему, – поставил в храме свечку. За спасение души неплохого, в общем-то, человека, Ефима Аркадьевича Береславского.
Кроме поездок к профессору, выбирались, с Нилой и малышом, и в другие места.
В последнее время несколько раз встречались с Беллой Дехтярь, библиотекаршей из приснопамятных «Стожков». Бойко ей по гроб жизни будет благодарен: он считал, что Белла Эдуардовна сильно помогла ему в борьбе за сердце Неонилы.
Странно, но Нила поначалу не хотела никаких контактов с Беллой, хотя тоже отлично к ней относилась. Петр Иванович не сразу понял причину: Нила инстинктивно ревновала ту к Мишке. Ведь Белла еще тогда положила на мальчишку глаз.
Не сразу эта ревность прошла.
Однако – прошла. По крайней мере, внешне.
Белла их здорово выручает.
Раза три уже приезжала к ним в квартирку, сидела с парнем, пока они ходили в театр и на концерт. Нила после таких вечеров как будто хорошеет. Ей это просто необходимо. А одна, без Петра Ивановича, никуда идти не хочет.
Белла предложила на недельку привезти мальчика к ней в «Стожки», у нее есть отгулы – Неонила сразу напряглась. Объяснила страхом близости к Марье, непутевой физиологической мамаше Мишки. Хотя Бойко почуял и ее страх к Белле…
Однажды, при подъехавшей к ним в Москву Дехтярь, обсуждали юридическое будущее пацана, Петр Иванович, не называя имен, рассказал, в том числе, и про криминальные варианты.
Белла недобро ухмыльнулась.
– Зачем ее сажать, деньги тратить. Если б Мишка мне достался, я б ее сама в овраге утопила.
Прапорщик предпочел сменить тему разговора.
Потом, уже наедине, додумал свою странную мысль.
Вот он – военный. Всю жизнь был военным. Пусть не десантник и не спецназовец. Но на войне был. И во врага стрелял. Не видел, попал или нет. Надеется теперь, что нет. Хотя в тот момент убил бы всех, лишь бы вывести из-под огня своих пацанов-срочников.
А вот штатский веселый профессор устроен по-другому.
И библиотекарша тоже.
Чудно́.
В общем, жизнь официальной семьи Бойко и Беляевой, включая их неофициального ребенка, проистекала насыщенно, полноценно и напряженно. На это лето, кроме возни с Мишкиным лицом – келоидные рубцы, к несчастью, разрастались – предстояли еще жизненно важные дела. Самое главное – бой за права на Мишку.
Однако была и дополнительная проблемка.
До переезда в маленькую «двушку» Нилы Петр Иванович жил в своей комнате, здесь же, в районе, неподалеку.
Нила там была.
Квартира двухкомнатная, только большая, и комнаты изолированные, с опять-таки большим коридором. Жильцов всего двое: Петр Иванович и относительно молодая женщина лет тридцати пяти – сорока. Нила знала, что ее зовут Галина, фамилия на тот момент не интересовала.
Как-то вместе с мужем заходила туда.
Достаточно было одного взгляда, чтобы понять, что эта женщина расстроена и возмущена.
Наверняка она имела виды на крепкого военного пенсионера с «Волгой». Так что Нила не стала бросать ответные гневные взгляды – она же победительница.
Не волновало ее и то, было ли у них с Петром что-то раньше или нет.
Даже если было, то прошло.
К сожалению, Галинина ненависть к несостоявшемуся жениху не угасала. Так, она уже дважды помешала им сдать комнату приличным людям. Создавала жильцам такие условия, что те в итоге съезжали.
И даже написала донос на Бойко в налоговую инспекцию. Это как раз волновало меньше всего, жильцы приходили через риэлторское агентство, и с ними заключались официальные договоры аренды. Но потеря потенциальных пятнадцати тысяч в месяц напрягала сильно.
А еще в прошлый приезд – прапорщик навещал свою квартиру раз в месяц – он заметил, что общий телефон, стоявший прежде на тумбочке в общем же коридоре, теперь, через удлинитель, перетащен в ее комнату.
Он, конечно, сейчас им не пользовался. Но ведь могла бы спросить, это ж не ее единоличный телефон.
А так, самовольно захватывать общую собственность, не положено.
Петр Иванович несколько раз пытался по-человечески поговорить с Галиной, однако натыкался на все большую злость. Не в силах понять женскую природу, решил подъехать, пообщаться с дамой в последний раз.
Повод был более чем серьезный.
Наметился третий клиент, был готов платить восемнадцать тысяч рублей в месяц. В принципе, хорошая цена: близко от метро, квартира мало населена, но ремонта давно не было, да и дом старый. Если бы удалось наладить нормальные соседские отношения, вариант мог бы стать длительным. Причем прапорщик был готов платить Галине три-четыре тысячи из этих денег. Просто для того, чтоб снять тяготившую его ненависть. Ну и, если откровенно, чтобы потом не пришлось искать четвертого клиента.
Петр Иванович поехал ближе к вечеру, чтобы застать даму наверняка: она работала в парикмахерской неподалеку, причем всегда в утреннюю смену.
Галина, как и ожидалось, была дома.
– Чего надо? – неприветливо сказала она, однако дверь открыла. Сам Петр Иванович своим ключом открыть не смог, замок был поменян. Это тоже неприятно его задело.
– Здравствуй, – пересилил себя Бойко. – Что ж ты все злишься?
– Не твое дело, – ответила женщина, поплотнее запахиваясь в мало что скрывающий халат. Впрочем, и не подумав пойти одеть что-то более скромное.
Петр с какой-то даже жалостью посмотрел на нее.
Вполне симпатичная была Галина. Понятно, что не восемнадцать лет. Понятно, не тратит многие тысячи в спа-салонах на свое начавшее увядать тело. Но все равно, и сексуальная, и слишком молодая, чтобы ставить на себе крест.
– Что смотришь? – вырвалось у нее. – Что, твоя библиотекарша лучше, что ли?
– Да нет, – качнул головой Петр. – Ты очень красивая.
– А что ж к ней ушел? – чуть мягче спросила та. – Вроде со мной на скуку не жаловался.
– Ты хорошая женщина, – сказал прапорщик. – Очень привлекательная.
– А так? – она отпустила полы халатика, раскрыв красивую грудь и довольно плоский живот. – Или вот так? – поддев на бедрах двумя пальцами тонкие трусики, слегка стащила их вниз. – Так что ж ты свалил к этой курице?
– Я влюбился, Галя, – просто ответил прапорщик.
Ее лицо опять мгновенно изменилось, она, как вихрь, развернулась и ушла в свою комнату, на прощание оглушительно хлопнув дверью.
Беседа по душам явно не складывалась.
Однако и уходить было нельзя. У нее – своя жизнь, у него – своя. И в этой его жизни пятнадцать тысяч в месяц – восемнадцать минус три – очень даже нужны. Мальчишке предстоят операции, причем, снова платные. Возможно, Рожковы вернут деньги за лечение, как обещали. Но пока что их надо заплатить.
А еще прапорщика чрезвычайно злил общий телефон, унесенный в комнату Галины. Даже проводку не удосужилась сделать. Просто протащила телефонный кабель под своей дверью.
Кстати, телефон ему сейчас нужен, на мобильном Петра оставалось лишь два процента заряда, а ему надо договориться с Нилой, кто заберет из садика Мишку.
Не хочется трогать бывшую соседку в таком настрое, но придется.
– Галя, мне нужно позвонить, – мягко произнес он через закрытую дверь. – У меня телефон садится.
– Мне тоже нужно, – ответили оттуда, и было слышно, как крутится диск старинного аппарата.
– Галя, я быстро, мне нужно позвонить жене насчет ребенка!
– Подождет твоя сучка, – теперь оскорбленная Галина даже набор номера не имитировала, просто делала назло.
– Галина, это наш общий телефон, – взывал к ее разуму бывший прапорщик. Но в данном случае призывы к разуму вряд ли были лучшим способом коммуникации.
Если б не Мишка, он бы, наверное, ушел. Потом, из дома, когда она отойдет от своего бешенства, послал бы ей смс, насчет денег за жильца, и, возможно, она бы согласилась. Но позвонить действительно было надо немедленно, а на трубке оставалось лишь два процента заряда. Петр на мгновенье включил телефон, и на его глазах красная двоечка превратилась в красную единичку.
– Галина, дай мне телефон! – жестко сказал он.
– Приходи завтра, – послышалось из‑за двери.
– Тогда я обрежу шнур, – переклинило Петра. Он прошел на кухню, взял со столика ее парикмахерские ножницы и вернулся в коридор. – Отдай аппарат, или перережу провод.
– Себе чего-нибудь случайно не отрежь, – прокомментировали из‑за двери.
