Виктория Ледерман - Первокурсница
Я достала свою заначку, накинула пуховик и помчалась ловить маршрутку. Прежде чем пускаться в приятное путешествие по рыночным рядам, забежала в магазин «Игрушки», приобрела огромного белого зайца для своей сестрицы Евгении, потом отвезла его и вручила Насте. И впервые решилась посмотреть на младенца. С минуту я стояла, склонившись над кроваткой, и ревниво искала на мордашке спящей крохи черты Кирилла. Наконец решила: «Не похожа!» – и, удовлетворенная, полетела по своим делам.
В маршрутке я повстречала Горохова с такой же спортивной сумкой, как у меня.
– Никак тоже на отдых собрался, – поприветствовала его я, пристраиваясь рядышком на сиденье. – На автовокзал едешь?
– Не, на железку. В Питер отчаливаю, – похвастал Горохов.
– Класс, – одобрила я. – К родне? Или по путевке?
– В питерский вуз переводиться хочу. В СПбГАТИ. На актерское.
– А что это такое – СПбГАТИ?
– Академия театрального искусства.
– Бросаешь нас, значит? – огорчилась я.
Просто удивительно, как я к нему привыкла за последнее время, даже жалко расставаться. Но, конечно, с иняза ему надо бежать, пока его с треском не выперли. А в театральной академии ему самое место.
– Пока не бросаю, все разузнать хочу. Летнюю сессию с вами сдавать буду. Мне за стенами института никак нельзя оказываться, мне девятнадцать уже. Только переводом. Да еще с потерей курса. Но лучше потерять год, чем заниматься нелюбимым делом.
– Зачем же ты к нам поступил?
– Наивная ты женщина, Александра Парамоновна! Надо было срочно студентом стать, чтоб в армии не оказаться. А сразу в Питер ехать не мог, проблемы в семье были.
– Как же ты английский сдал? – удивилась я.
– Не скажу, – хмыкнул Борька. – Возможность была.
Вот как люди умеют хорошо устроиться, позавидовала я. Возможность у него была. А у меня на все про все единственная возможность – тщательная подготовка. И надежда только на свои силы и внутренние резервы. Почему такая несправедливость?
Выяснив, что до поезда у Горохова целых два часа и выехал он раньше от скуки, я уломала его пойти со мной в торговый центр неподалеку от вокзала в качестве независимого эксперта. В его задачу входило помочь мне правильно выбрать сногсшибательный вариант наряда для полного и окончательного совращения самца. Должен же он соображать, что́ может подействовать на мужчину и вызвать неукротимый всплеск эмоций.
Через час метаний по отделам женского белья взмокший от жары и возложенной на него ответственности Борис остановился на одном откровенном наряде, заверив меня, что, если бы он увидел его на мне, у него начался бы необратимый процесс. Какой именно, я уточнять не стала и не колеблясь выложила за купальник и мини-халатик сумасшедшие деньги. В порыве благодарности я проводила Горохова на вокзал и посадила на питерский поезд. Борька отчалил навстречу своим великим мечтам.
Вернувшись с перрона в зал ожидания, я задержалась у расписания пригородных поездов. Сегодня должна была приехать мама, отгулявшая свой медовый месяц по всем правилам, и я хотела глянуть, в какое время ее ожидать. Выяснив, что встреча произойдет уже дома, так как поезд приходит в 21:10 по Москве, то есть в 22:10 по-нашему, я повернулась было, чтобы топать к выходу, и остолбенела. Я вдруг поняла, что чувствует рыба, выброшенная на лед из уютной и родной полыньи. В двух шагах от меня, в редкой толпе возле расписания, стоял один из бандюг, которые устраивали нам с Янкой пир с «шашлыками». Наши глаза на секунду встретились, и по вспыхнувшему в его зенках огню я поняла, что он меня узнал. Ледяная волна ужаса прокатилась по позвоночнику, и мгновенно похолодели кончики пальцев. Появилось ощущение полной остановки сердца.
Вот и смерть моя пришла, поняла я и, не дожидаясь каких-либо действий с его стороны, рванула обратно к переходу на железнодорожные пути. Краем глаза, а может, и затылком я уловила тень, метнувшуюся в мою сторону. С грохотом пролетев по ступенькам вниз, я понеслась по подземному тоннелю, не представляя, куда бегу. Оглядываться было еще страшней, чем просто бежать, поэтому я даже не знала, пропал ли он из виду или почти меня настиг. В том, что он меня убьет в ту же минуту, как схватит, сомневаться не приходилось. Хотя я лично ему никакого ущерба не причинила: это был тот, который слегка отдохнул, запертый в туалете. Второй, Янкин, конечно, мог бы иметь ко мне претензии: «Пуко» в глаза – процедура довольно неприятная и вредная для здоровья. Так что если в ситуации и было что-то положительное, так только то, что преследовал меня именно этот отморозок.
Переход закончился, я выбралась на платформу и затравленно огляделась. Никого в пределах видимости. Но кто знает, что там, за пределами?
Продвигаясь короткими перебежками от киоска к киоску, я следовала вдоль состава. Возвращаться в здание вокзала опасно, вдруг он еще там. Лучше так, через пути, добраться до выхода в город.
Состав уже готовился стартовать, проводники убирали подножки и давали отмашку о готовности вытянутой рукой. У второго вагона кучковался народ с нескончаемым багажом. Две тетки в меховых шляпах, безуспешно косившие под интеллигенцию, о чем-то отчаянно спорили с нахохлившейся от холода проводницей. Я обогнула их, мельком взглянув на посиневшего от морозного ветра тощего подростка, безучастно ждавшего, чем окончится свара и пустят ли их в поезд. Потом повернулась и чуть не заорала от неожиданности. Мерзавец стоял в трех шагах от меня, возле поезда напротив, и на этот раз был не один! Секунды мне хватило, чтобы понять, что его собеседник и есть тот второй, Янкин кавалер. А поезд, на который они собирались сесть, пригородный, словом, электричка. В таком случае они вполне могли отложить поездку, чтобы успеть расправиться со мной. Теперь уж мне точно каюк. Деваться-то мне некуда, хоть вперед, хоть назад: платформа длинная, просматривается хорошо, и догнать меня – дело плевое. Двух с половиной прыжков за глаза хватит.
На мгновение мне стало обидно: Янка, макака хитрая, дома сидит, в тепле и безопасности. А я тут как на сафари, только в качестве дичи! Почему такая несправедливость – оттягивались в ту ночь вместе, а убивать будут меня одну?
В том, что они меня видели, сомневаться не приходилось. В мгновение ока я совершила «полицейский» разворот на сто восемьдесят градусов и бросилась к нахохленной проводнице.
– Тетечка! – заверещала я, расталкивая по сторонам голосистых краснощеких дам. – Пустите скорей, все уже двери позакрывали! Опоздала! От поезда отстану! Маму паралич разобьет, она мне всегда запрещает выходить на стоянках! Тетечка, помогите!
– Из какого вагона? – спросила оглушенная мной и тетками проводница.
– Из десятого, – наобум брякнула я.
– Давай скорей, – устало разрешила она, отодвигаясь и пропуская меня к подножке. – Вагон-ресторан закрыт, не пройдешь, позвони в звонок.
– Спасибо! – благодарно завопила я, взлетая по ступенькам. Прежде чем скрыться в вагоне, я украдкой бросила взгляд на платформу. Оба гоблина стояли чуть поодаль скандальной толпы и смотрели мне вслед. Когда я увидела их глаза, мне стало совсем дурно. В их взгляде горел охотничий азарт. И это было в тысячу раз страшней, чем злость, негодование или ярость.
Я не стала терять времени и помчалась в хвост состава, хлопая тяжелыми дверями между вагонами. Вагоне на пятом поезд резко дернулся и тихо покатился по рельсам. Я не знала, есть ли смысл продолжать прятаться. Но полагала, что, раз я смогла проникнуть в поезд, им это тоже вполне по силам. Вдруг они уже здесь? Тогда получается, что я сама себя загнала в ловушку. В закрытом пространстве им легче меня сцапать. Слабая надежда на то, что кругом все-таки люди. Какие бы они ни были равнодушные и бессердечные, уж, наверное, заступятся за слабую беззащитную девушку. Хуже будет, если эти гады нападут, когда я сойду. Единственная остановка на окраине Самары – Безымянка – через пятнадцать-двадцать минут. Они тоже это прекрасно знают и будут рассчитывать, что я сойду именно там. А я там и сойду. Где мне еще выходить? Не ехать же в Красноярск, в самом деле!
В вагоне-ресторане открывать не собирались. Чего они там делали за запертой дверью – непонятно. Но мое путешествие по поезду подошло к концу. Дальше восьмого вагона мне продвинуться не удалось. Я стояла в тамбуре, возле треснутого стекла, и ждала с замиранием сердца. Ждала, что произойдет раньше – остановка на станции Безымянка или появление моих преследователей в этом тамбуре.
Минут через десять я почувствовала, что мы встали. Вроде бы стоянки еще нет, с чего бы это? Все, что мне удалось увидеть в замерзшее окошко, – снег и столбы и никакого намека на станцию. Вероятно, еще не доехали. Нужно выйти из вагона! Хоть какая-то надежда, что меня не заметят. Я подергала дверь. Нет, все заперто. Я подошла к противоположной двери и потянула ее на себя. Вот это да! Ура! Да здравствует русское разгильдяйство! Дверь поддалась с глухим скрипом, и холодный ветер ворвался в тамбур. Я высунула голову и оглядела окрестности. Ничего. Только темно-зеленые бока вагонов, тянущиеся в обе стороны, красный глаз семафора впереди да черный лес вдалеке.
