Олег Агранянц - Все женщины немного Афродиты
Кем интересовался? Разными. Историком Зайчиковым. Этого я не знала. Но мама рассказывала, что он за ней ухаживал. Потом его посадили. Про учительницу литературы Крышкину тоже спрашивал. Эту я помню, она приезжала мать хоронить. Учительница литературы, а культурный уровень прискорбен. Я ее спросила, любит ли она Бодлера, а она посоветовала мне читать Кольцова. Представляете, мне – Кольцова! «Раззудись, плечо, размахнись, рука». Посмотрите на меня и скажите, что во мне может раззудеться. Кстати о Бодлере. Вы помните его строчку: «И когда…» Простите, я отвлеклась. Это характерно для научных работников.
Что дальше? А ничего. Он списал координаты всех учителей, что, кстати, очень похвально, и стал прощаться. Прощался вежливо и нерешительно. Этот пол теперь сильный только в индийских фильмах. Уж я-то знаю. Нет, сама я индийские фильмы не смотрю, они концептуально примитивны. Пабло Неруда как-то сказал… Простите, я отвлеклась.
ИНДЕЙКИН и РЖАВЦЕВ.
ИНДЕЙКИН. Интересовались вы, Ростислав Романович, менторами юных дней ваших.
РЖАВЦЕВ (серьезно). Не думал я, что вы ее отыщите. Ну, а коли так, разговор пойдет другой… Когда я учился в школе, у меня была знакомая, Лена, дочь нашего историка Виталия Алексеевича Зайчикова. Эта особа сказала правильно, Зайчикова арестовали. И Лена с матерью исчезли. Такое было время! А вот как-то совершенно случайно, наткнулся я на редкую фамилию «Константинопольская», и подумал, не родственница ли она учительницы географии Константинопольской. Решил позвонить. Вдруг она знает что-нибудь о судьбе Лены или ее отца?! Остальное вам доложено.
ИНДЕЙКИН. Но вы еще записали адрес учительницы литературы Крышкиной. Зачем?
РЖАВЦЕВ. Не хотел, чтобы эта тыква константинопольская догадалась, кого именно я ищу.
ИНДЕЙКИН. И Крышкину навестить вы не собирались?
РЖАВЦЕВ. Разумеется, нет.
ИНДЕЙКИН. Знали ли вы гражданку Кутафину Варвару Митрофановну?
РЖАВЦЕВ. Кого? Нет, такую не знал.
ИНДЕЙКИН. Допустим. Тем не менее, если не возражаете, я ознакомлю вас с ее показаниями.
КУТАФИНА, типичная бабка, из тех, какие сидят у подъезда, отвечает на вопросы следователя, которого не видно.
КУТАФИНА. Кутафина Варвара Митрофановна. Семьдесят один год. На пенсии уж, почитай, шесть годков. Сижу себе в квартире, как бабка моя в деревне, только что та на печке, а я в окошко смотрю. Все про соседей знаю. Вон, гляди, длинный с сумкой. Это студент со второго этажа от жены к матери шагает. Они с этим студентом, как с шаром, «туда-сюда». А без четверти к Лидке с пятого этажа хахаль явится, на сорок минут, у него в артели перерыв.
Матвевну? Учительшу? Как не знать! Подруга я ей – это точно. В моем возрасте подружек выбирают не по нраву, а по паспорту, чтобы годочки совпадали. Сидим вдвоем, про наши дела старушечьи рассуждаем. С пенсии бутылочку сладенького. Нет. Никто ее не навещал, окромя докторши, Валерии Андревны… Хорошая докторша, какую болезнь ни скажешь, от той и лечит. А ведь вру. Заходил к ней один перед первомайскими. Видела его. Из окна. Такой солидный. На кой леший она понадобилась? Ни богатств каких и на слово глуповатая. А гляди ж, понадобилась. Покажи-ка фото. Он. Точно он. С виду приличный. Вчера фильм по телевизору смотрела, один там приличный был. А на проверку пять человек до смерти замучил. Душегуб. На тебя похож. Тоже улыбался.
ИНДЕЙКИН и РЖАВЦЕВ.
ИНДЕЙКИН. Не могли бы вы уточнить, какую вы преследовали цель, идя на встречу с гражданкой Крышкиной?
РЖАВЦЕВ. Преследовал цель, на встречу с гражданкой… Ну, и стиль у вас! (Смеется.) Я действительно был у Антонины Матвеевны. Намеревался спросить, не знает ли она что-нибудь о Лене, об ее отце. Я же вам объяснил: любовь, даже прошедшую, нельзя уложить в сборник судебных инструкций. Ромео и Джульетта. Поль и Вирджиния. Лейла и Меджнун. Видит бог, как вы мне надоели! Вы очень нудный человек.
ИНДЕЙКИН. Странная какая-то история.
РЖАВЦЕВ. Почему странная.
ИНДЕЙКИН. Странная. Я хочу уточнить. Вы были у Константинопольской в начале апреля?
РЖАВЦЕВ. В начале апреля.
ИНДЕЙКИН. У Крышкиной, по словам Кутафиной, вы были «перед первомайскими», то есть в конце апреля.
РЖАВЦЕВ. В конце апреля.
ИНДЕЙКИН. Странно. Целью посещения гражданки Константинопольской в начале апреля и гражданки Крышкиной в конце апреля не могло быть желание узнать адрес гражданки Зайчиковой.
РЖАВЦЕВ (настороженно). Почему?
ИНДЕЙКИН. Потому что вы встречались с гражданкой Зайчиковой еще в марте. Точнее, восьмого марта. То есть почти за месяц до вашего посещения Константинопольской и Крышкиной.
РЖАВЦЕВ. Неправда.
ИНДЕЙКИН. Правда, Ростислав Романович, чистейшая правда. Полученная из первых уст, от гражданки Зайчиковой Елены Витальевны.
РЖАВЦЕВ. Есть показания?
ИНДЕЙКИН. Да. Она беседовала со следователем восьмого января, примерно через два месяца после вашего отъезда из СССР.
РЖАВЦЕВ. Читайте.
ЗАЙЧИКОВА, полная дама в ярком платье в обтяжку, отвечает на вопросы следователя, которого не видно.
ЗАЙЧИКОВА. Зайчикова. Елена Витальевна. Тридцати пяти и более лет. Почему вчера не явилась? В Большом театре выступала. Не верите? Правильно делаете. По амурным делам занятие у меня выпало. Женщина я, хоть и в годах, но временно незамужняя. У вас в приемной высокий такой все сокрушался, курю я много. Чем так курить, говорит, лучше изменять мужу. Ваша правда, отвечаю, только тут место неподходящее. Вас не будет смущать, если я закурю?
Поговорить желаете об одном человеке? Отчего не поговорить! Это кошки мяукают, а люди разговаривают. Кто вас интересует? Ржавцев? Славик? А вот про этого не расскажу. Не хочу. Это мое детство. Думаете, всегда я такая была? Все было по-другому… Случайно мы с ним встретились, на улице. Дату скажу точно: восьмого марта. Зацепка у меня на это число пришлась. Он меня сразу узнал. Я-то сама себя в зеркало не всегда узнаю. А он узнал. Зашли мы в кафе. Посидели, поговорили. После школы мы не виделись, так уж о нас позаботились. Про меня до него ничего не дошло… И начинает слова всякие хорошие говорить. Послушала я его и… Дай, говорю, слово, что выполнишь. Дал. Ну, а теперь встань и уйди. И чтобы навсегда… Не хотела я. Разные мы. Он встал и ушел. Вот и все. Он хороший парень. Больше не встречались… А зачем?
ИНДЕЙКИН и РЖАВЦЕВ.
ИНДЕЙКИН. Итак, с гражданкой Зайчиковой вы встретились восьмого марта. И, таким образом, ваши посещения Константинопольской и Крышкиной, произошедшие в апреле, мотивировать желанием найти Зайчикову нельзя.
РЖАВЦЕВ. Убедили.
ИНДЕЙКИН. В таком случае, зачем же вы все-таки посещали Крышкину?
РЖАВЦЕВ. Мне не терпится услышать ее показания.
ИНДЕЙКИН. Это невозможно. В ночь перед вашим отъездом из СССР на нее было совершено нападение. Она скончалась.
РЖАВЦЕВ (тихо). Значит, убийство?
ИНДЕЙКИН. Убийство. Убийство. Скажите, Ростислав Романович, зачем вы убили Крышкину Антонину Матвеевну?
Долгая пауза.
РЖАВЦЕВ. Как поспешна молва людская и как недолог путь от молвы до милиции! А не совпадение ли инициалов моих и Раскольникова направило дедукцию отечественных шерлоков в сторону моих иерусалимов?
ИНДЕЙКИН. Я всего лишь посольский дьяк. Я только собираю факты.
РЖАВЦЕВ. Зачем? Старуху схоронили. Книга захлопнута. Сказка на совести сказочника. Щелкунчики вернулись в свои коробки.
ИНДЕЙКИН. В том-то и дело, что не вернулись. Понимаете, какая дальше вышла катавасия… После беседы со следователем, о которой я вам докладывал, ваша школьная подруга Зайчикова Елена сразу отправилась в Москву… Вы ей сказали, где работаете?
РЖАВЦЕВ. Да. Но не уверен, запомнила ли.
ИНДЕЙКИН. Запомнила. Восьмого января она беседовала со следователем в Ленинграде, а уже двенадцатого приехала в Москву. Сначала пыталась встретиться с Таганкиным М.С., но он оказался в командировке, и четырнадцатого встретилась с Барсуковым Н.А.
РЖАВЦЕВ. Показания запротоколированы?
ИНДЕЙКИН. Разумеется.
БАРСУКОВ отвечает на вопросы следователя, которого не видно.
БАРСУКОВ (рассматривает фотографию). Да, эта. Подходит ко мне… С такой рядом постоять, что за границу съездить. Спрашивает, как найти Ржавцева. «Так ведь он уехал», – отвечаю. «Когда вернется?» «Оттуда, говорю, гражданочка, не возвращаются». Она так и обмерла: «Помер, что ли?» Я молчу, головой киваю, вроде бы да, а вроде бы нет. А потом уклончиво: «Помереть вроде и не помер, но, если и вернется, то не скоро». Она подумала чуток, потом спросила: «Его, что ли, посадили?» Я опять же молчу и головой киваю, вроде бы да, а вроде бы нет. А потом многозначительно: «Всех нас когда-нибудь посадят». Тогда она меня спросила, не дурак ли я, причем, особо отметьте, употребила не «дурак», а похожее неприличное слово. А я ей: «Покажите документы, гражданочка. Всякие тут ходят. Может, вы шпионка». Она меня еще раз назвала тем же неприличным словом, сказала, что я большой-большой… и ушла. Но, отметьте, я так и не выдал, где Ржавцев. Оскорблению подвергся, но не выдал. Скажите, Ржавцев был шпионом?
