Александр Проханов - Время золотое
– Меня такой удел не страшит. Я бы хотела лежать с тобой в одном кургане.
– Ты будешь ехать со мной в президентском автомобиле, и люди станут бросать под колеса цветы.
– Ты считаешь, такое возможно?
– Мои дочери выросли и во мне не нуждаются. Моя бедная жена тяжело больна, и я вправе взять развод. Мы поженимся, и нас обвенчает патриарх в храме Христа Спасителя.
– Я же колдунья. Он не станет меня венчать.
– Тогда мы поедем к удмуртским шаманам, и они тайно нас обвенчают.
– Любашин – коварный и злой. Он может причинить Елене Булавиной зло. Я пойду к ней и предупрежу об опасности.
– Любашин не нарушит моего запрета. Он хоть и злая собака, но послушная.
Клара вынула из волос костяной гребень, усыпанный крохотными бриллиантами. Черный блестящий ливень волос обрушился на лицо Чегоданова, и он задохнулся от пьянящих ароматов, стеклянной тьмы, от нежности к ее близкому дышащему телу, обнаженной груди, которой коснулась его рука.
– Ты моя колдунья, сберегаешь меня.
Темный сверкающий шатер накрывал его, и он скрывался под этим душистым покровом, который был непроницаем для зла, для ищущих его, ненавидящих и грозящих. Эта дивная завеса заслоняла его от бестолковых министров, от лукавых и чванливых советников, не умевших управлять государством. От черной толпы, заливавшей московские улицы, из которой неслись проклятия и злые насмешки. От Кавказа, где все жарче и неуклоннее разгоралась война и самолеты бомбили отряды повстанцев. От банкиров и олигархов, которые уводили из страны миллиарды, оставляя крохи изнуренному и вымирающему народу. От злобных зарубежных газет, которые именовали его «фашистом», рисуя образ чудовища. От сирийских городов, где стреляли танки и российские советники управляли зенитно-ракетными комплексами, готовясь к «бесконтактной войне». От Китая, нависавшего над Россией непомерной громадой, готовой рухнуть на безлюдную Сибирь и Приморье. От приближенных, друзей и соратников, в которых таилось предательство, и он в глазах самых близких вдруг улавливал огонек вероломства. От жены, страдающей тяжким недугом с припадками и слезами, с истериками и угрозами покончить с собой, что побудило заточить ее в дальний псковский монастырь, откуда доносились ее несчастные вопли.
Волшебный душистый шатер укрывал его от напастей и мук, и он хотел оставаться под этим дивным покровом, вдыхать пьянящую сладость, гладить ее теплую грудь, чувствуя, как наливаются и твердеют соски.
– Какое счастье, что ты есть у меня. Какое счастье, что я натолкнулся на этот смешной журнал «Оракул» и прочел о тебе заметку. В то лето в России жутко горели леса, а зимой вдруг выпали ледяные дожди, и страна оказалась вмороженной в глыбу льда. Я не знал, что делать. Не помогали спасатели, не помогали молебны, и вдруг помог этот наивный журнал, где был твой портрет с алой розой в восхитительных распущенных волосах. Я попросил, чтобы тебя пригласили в Кремль.
– Леса подожгли себя сами. Это было самосожжение русских лесов. Ледяные дожди и ветры рвали провода, замораживали города, покрывали коркой аэродромы, превращали дороги в скользкие ледники. Падали самолеты, разбивались машины, сходили с рельс поезда. Я спрашивала у духов, за что они ополчились на людей, отчего случилось это восстание природы. И духи мне объяснили, что это месть за отравление Байкала. Байкал – это верховное Божество русской природы, и природа мстила за осквернение своего Божества. Я старалась тебе сообщить об этом, но все мои послания не достигали тебя. Тогда я заказала заметку в журнале «Оракул», поместила в него мою фотографию и наколдовала, чтобы журнал попал к тебе в руки. Так и состоялось наше знакомство.
– Помню этот весенний день, мы гуляли по Ивановской площади, и колокольня Ивана Великого казалась розовой и дышащей. Мы говорили о пожарах и ледяных дождях. Я тут же отдал приказ немедленно закрыть комбинат, который отравлял байкальскую воду, и летом не было пожаров.
– Как ты, бедный, метался среди горящих лесов, словно хотел сгореть вместе с ними! Ты был Человеком Огня. Зимой ты стоял среди стеклянных деревьев, и мертвое солнце сверкало в поникших вершинах. Ты был Человеком Льда. Я поняла, что духи не могут простить людей, покуда ты не попросишь у духов прощения.
Ее темные волосы накрывали его серебристым ливнем, и каждый волосок переливался тончайшей радугой.
– Я помню, помню, ты отправила меня просить у природы прощение. Отправила к духам, которые жили в лесах, в океанах и реках. Непосвященные люди смеялись, когда видели, как я целую северного оленя и уссурийского тигра, отпускаю в реку пойманную горбушу или обнимаю детеныша нерпы. Они думали, что это безмозглый пиар, не ведая, что я исполнял твои назидания, просил у природы прощения.
Она колдовала, ворожила, целовала, проливала на него темные водопады волос. Она сама была гибкой нерпой, скользящей в синих волнах. Играющей рыбой, прыгающей через речной перекат. Изысканной ланью, летящей через лесную поляну. Бесшумной тигрицей, притаившейся в тростниках. Она была восхитительной птицей, с лазурными крыльями, белоснежной грудью, в шелковом оперении, и он летел вместе с ней, касаясь ее крылом. А внизу проплывали озера, цветущие леса и долины, и за ними, вытянув тонкие шеи, тянулся косяк журавлей.
– Ты все знаешь, колдунья. Как пройдут мои выборы?
– Тебя ждут триумф и победа.
– А дальше? Что меня ждет впереди? Волнения, революции, войны? Почему кругом столько ненависти? Почему в России никак не наступит покой? Почему вся русская жизнь – непрерывная судорога? У кого я должен просить прощение? Какое зло, случившееся в русской истории, я должен искупить?
– Это зло – убийство царя. Царь – поруганный дух русской истории. Ты должен искупить злодеяние. Ты должен венчаться на царство.
– Я? – слабо произнес Чегоданов. Он был усыплен ее колдовством, тихими поцелуями, волшебными ароматами, цветком алой розы, вдруг возникшим у нее в волосах. Шатер волос превратился в своды собора. Горели лампады, сияли жаркие свечи, рокотали басы, светились озаренные лица. Он стоял на коленях в наброшенной горностаевой мантии, и патриарх в золоченой митре, усыпанный солнечными бриллиантами, раскрыл над ним золотую книгу. Он не слышал слов патриарха, а только бархатный рокот. Смотрел на властное, с седой бородой лицо. Это лицо приближалось, рокот слов превращался в угрожающий рык, и вдруг из-под митры прянул на него разъяренный кабан – косматая шерсть, мокрые черные бивни. Огромный зверь ударил его, сокрушил.
Чегоданов с криком очнулся:
– Где я? Что?
Комната была пуста. В сумерках тускло золотились завитки на спинке дивана. На ковре лежала оброненная красная роза.
ГЛАВА 18
Градобоев просматривал прокремлевские сайты, которые демонизировали его. Выуживали из его многочисленных интервью и высказываний порочащие признаки. Его обвиняли в подготовке государственного переворота и призывах убить президента. Подозревали в связях с чеченскими террористами, с которыми он якобы встречался на конспиративной квартире. Вскрывали финансовые поступления, которые шли через неправительственные организации. Намекали на еврейское происхождение. Приводились свидетельства проституток, которые рассказывали о его мужских немощах.
Сайтов было множество, они слипались в клейкую массу. Их содержание травмировало Градобоева, и он находил утешение, читая другие, либеральные сайты, где его превозносили, прочили в президенты России.
Его отвлек охранник Хуторянин. Он вошел бесшумно, с манерами осторожного разведчика, которым он и являлся, работая прежде в органах безопасности.
– Иван Александрович, к вам редактор «Честной газеты» Луцкер. Без предварительного звонка. Утверждает, что срочное дело. Прикажете отказать? Или направить к пресс-секретарю? – Хуторянин бегал глазами по кабинету, словно ощупывал воздух вокруг Градобоева, убеждаясь, что в воздухе отсутствует опасность.
– Пригласите. – Градобоева заинтересовало неурочное явление Луцкера. – Семен Семенович, не волнуйтесь. Проверено, мин нет, – усмехнулся он, ценя преданную бдительность телохранителя.
Луцкер с шумом вошел, рыхлый, неопрятный, похожий на перезрелый гриб, пропитанный водой, изъеденный лесными улитками. Он пугливо оглянулся, отыскивая по углам скрытые камеры и подслушивающие устройства. Приблизил шевелящиеся губы к уху Градобоева и страстно зашептал:
– Это ваш шанс! Немедленно! Мне было непросто! Кругом глаза и уши! Переломный момент в политическом процессе! Я очень рискую!
– Да что случилось? – Градобоев отстранился от Луцкера, спасаясь от волны кислых испарений.
– Валентин Лаврентьевич приглашает! Прямо сейчас! В нужном месте!
– Да кто такой Валентин Лаврентьевич? – не понимал Градобоев.
– Да боже ж мой! Да Стоцкий Валентин Лаврентьевич, президент!
