Наталия Терентьева - Страсти по Митрофану
– Хорошо, – улыбнулась Эля. – Брат, сиди нормально, спокойно и слушайся сестру!
– Я не брат… – проговорил Митя, но так, что слышала одна Эля. – Еще чего!
Рига встретила их на удивление хорошей погодой.
– Никогда не бывает такого в июне!– с улыбкой объяснила им Лиза, девушка-волонтер, помогающая устроителям фестиваля. – Обычно моросит, холодища, а тут такая погода. Должно повезти вам!
– Да мы не за первым местом приехали, – сказала Эля. – Да, Мить?
Митя пожал плечами. От обилия впечатлений он с трудом мог формулировать четко свои мысли. Еще ведь предстоит выходить на большую сцену с виолончелью… Для него это будет огромным испытанием… Хорошо, что рядом Эля. Плохо и хорошо одновременно. Ради нее он будет стараться. И перед ней совсем не хочется показаться слабым, неумелым, растерянным…
Он услышал звук сообщения. Отец беспокоился, как они долетели.
Приедем в гостиницу, батя, сразу напишу или позвоню по скайпу, если будет возможность.
Я с тобой все время рядом, Митяй, не беспокойся. Сомнения какие, сразу мне пиши или звони.
Митя не стал тратить деньги на лишнее «Хорошо», убрал телефон и достал какой-то удивительный предмет.
– Что это? Покажи! – попросила Эля и осеклась. Надо думать, прежде чем что-то говорить.
– Это батин фотоаппарат, – объяснил Митя. – Маленький, очень удобный. Вот тут кнопка, видишь? Больше ничего нет. Экономить буду, у меня пленка одна. А в ней тридцать шесть кадров. Хочу аэропорт снять, пока не отъехали.
– А что в нем такого?
– Просто… Ничего. Буду летопись вести своей поездки. Потом родителям покажу.
– Ребята, – к ним подошла руководительница группы, которая везла на фестиваль ансамбль маленьких домристов. – Мы, оказывается, с вами в разных гостиницах живем, вы даже чуть ближе к залу Дзинтари, где будем выступать.
– Все очень близко, в пяти шагах! – объяснила волонтер Лиза. – Гостиницы рядом. Они маленькие, мест не было.
– Эля, но вы же справитесь? Вы уже большие… Митя тебя в обиду не даст. – Преподавательница подмигнула мальчику.
Тот нахмурился. Вот хорошо бы поменьше шутили насчет их отношений. Как-то он не готов к таким шуткам.
– У нас два дня свободных, – продолжила та, – сегодня вечером – открытие фестиваля, завтра можно погулять, съездить в Ригу, это двадцать пять километров на электричке или на такси, как захотите. Увидимся вечером на открытии, да?
– Хорошо, Ольга Ивановна, мы справимся, – заверила Эля преподавательницу. – Я вообще привыкла быть одна, я с утра до вечера одна. У меня родители всегда на работе.
– А кем они работают? А, господи, да ты же Теплакова… Ну да, конечно… А что они, сами прямо на фабрике работают? – наивно удивилась преподавательница. – А я думала, такие люди только отдыхают, работают другие…
– Нет, сами хлеб, конечно, не пекут, – начала терпеливо объяснять Эля, – но уезжают на работу рано утром, а приезжают поздно вечером…
– А! Ну ясно. А то я-то уж подумала – прямо сами, стоят у печи, калачи и батоны переворачивают… – засмеялась преподавательница. – А у тебя, Митенька, родители – музыканты?
– Мой батя – скульптор, – гордо ответил Митя. – Очень хороший скульптор. А мать работает на телевидении, администратором.
– Как интересно… – протянула преподавательница. – Сразу видно, что мальчик из художественной семьи. Мы с тобой – музыканты. Это вот Элька у нас – буржуйка, да? Всё на нее валится, валится, все к ней плывет, и деньги, и волосищи вон какие отрастила, состричь да продать – так хороший телефон на это купить можно! – Она подмигнула Мите. – И мальчика самого лучшего подгребла себе в дуэт… Ох, Элька, смотри!
Эля, как всегда в таких случаях, не была уверена, нужно ли отвечать взрослому на очевидное хамство. Ответишь – сама нахамишь. Не отвечать? Просто проглотить, сделать вид, что ничего не понимаешь, маленькая и глупая?
– Я сама всего добиваюсь, хорошо учусь, хорошо пою… – все-таки ответила Эля.
– Ну да, ну да… – засмеялась опять Ольга Ивановна. – Видишь, Митька, какой обычно характер у красивых девчонок! С лица-то принцесса, а язычок – как у змеи! Подползет к тебе, как за шиворот залезет… – она пощекотала Митю за шею, – да как укусит!
Митя только нервно пожал плечами и чуть отодвинулся. С чего Ольга Ивановна вдруг прицепилась к Эле? Наверно, он что-то пропустил, прослушал.
– Эля… Ольга Ивановна… не ссорьтесь, пожалуйста.
Кажется, так надо сказать.
– Смотри, Митька, – Ольга Ивановна погрозила пальцем, – я обещала твоей матери привезти тебя в целости-сохранности! Так что вечером чтобы в одиннадцать – отбой! Никаких посиделок, винца…
Эля смотрела на преподавательницу, которую в музыкальной школе видела только издали. Она ей казалась милой и вполне доброжелательной. Неужели и на нее Митя действует так, что любая девушка рядом с ним молниеносно начинает казаться той соперницей? В школе есть несколько таких учительниц, которые любят причесывать Мите волосы, гладить по груди, стоять с ним в вальяжную обнимочку, объясняя что-то, хихикая, теряя мысль… Если бы они только знали, как глупо выглядят со стороны. Как-то это странно и неправильно. С Элей же не стоят учителя-мужчины, не гладят ее по груди, по ноге, по щеке. Ни с ней, ни с кем-то еще… Может быть, они не видят в девочках женщин? А учительницы видят в Мите мужчину, который в нем на самом-то деле только просыпается, иначе бы он вряд ли позволял так с собой обращаться.
* * *– Идешь? – Митя поскребся в дверь Элиного номера. Дверь была не заперта, и он осторожно просунул голову. – Можно?
– Да, заходи, сейчас я… почти готова. – Эля застегнула короткую красную курточку перед большим зеркалом. – Я уже волнуюсь, а ты?
– Я… Да… – Митя засмотрелся на Элю. – Ты так в школе волосы не делаешь…
– Как – так? – засмеялась она. – Что, плохо? Сделать хвост?
– Нет, красиво… Как золото… То есть… Я тебя в коридоре подожду.
– Да я уже выхожу. У тебя такой же номер?
Митя, уже занесший ногу, чтобы переступить порог, оглянулся.
– Да, то есть нет… Потом посмотришь…
Как в ее номере сразу запахло… Чем-то необыкновенным… То ли это ее духи, то ли запах кожи… Ему уже не раз казалось, что рядом с ней всегда как-то по-особому пахнет. Дурманит, зовет… Может, это какой-то особый секрет, который она знает? Особые такие духи, и поэтому и Костик, и Дуда бегут за ней по школе? Они же рядом с ней в классе сидят… И он тоже попался после их совместного выступления этой весной… Этим запахом сразу наполнилась маленькая комната номера… Трудно сказать, чем это пахнет… То ли розой, но не сладко, а с лимонным оттенком, то ли жасмином, и терпко, и нежно…
Митя энергично потряс головой. Вот, начинается, начинается… Он быстро вышел из номера.
– Мить, ты хорошо себя чувствуешь? – обеспокоенно спросила Эля, выходя в коридор. – Как-то ты разрумянился… Ты бледный такой обычно… Зайди-ка обратно. У тебя нет жара? – Она взяла его за рукав, силком завела в номер, положила руку на лоб.
Митя резко отдернулся от нее. Еще не хватало. Нет, так просто его не возьмут! Он снова выскочил из номера.
– Я здесь тебя жду.
– А ты в порядке? – Эля встревоженно смотрела на юношу.
– Да! – как можно грубее ответил он.
Сейчас только, полчаса назад, под его зимней фотографией, где он стоит в детском магазине в вязаном шлеме, натянув его до самых глаз, один его товарищ поставил лайк и написал «Самэц!» Вот, он – самец. Это всем понятно. Он – вообще альфа-самец, альфач, на языке его одноклассников это значит – самый крутой, самый-самый из самцов. Он – не разнюнится! Он – приехал сюда играть на конкурсе, а не…
– Мить, Мить… – Эля нежно потрогала его за рукав. – Что такое? Пойдем… Надо пойти поесть, а то я от голода сейчас просто упаду. Да и ты тоже.
Митя шагнул в сторону от нее и потерял равновесие, пошатнулся.
– Да ну тебя! – ответил он. – Всё, пошли!
Он будет говорить грубо, он будет вести себя, как альфач, он – сильный, он взрослый, то есть он не взрослый, он маленький, ему еще рано… Черт! Митя потер лоб. Лучше вообще не думать ни о чем. Не получается как-то сегодня думать. Митя достал наушники и воткнул их в уши.
Он пошел по коридору, не оборачиваясь, спустился по красивой витой лестнице. Вот здорово, это – Европа… Так все необычно, красиво, старинный особнячок, перестроенный внутри в номерах. Но сохранены все милые особенности старинной архитектуры…
Митя спустился на первый этаж, внимательно рассмотрев каждую ретрофотографию на стенах лестницы, машинально убрав глазами лишнюю вазу, непонятно откуда взявшуюся тут, и поменяв цвет стен – почему они ярко-синие? Хорошо было бы сюда мягкую фисташковую гамму с кремово-белым… Он огляделся – а где же Эля?
Эля посмотрела, как Митя решительно убежал вперед по коридору, и спустилась на лифте. К ней тут же подошел молодой человек и представился с улыбкой:
