Наталья Симонова - Счастье по ошибке
Страдая от непонятной гадости в груди, Андрей сел на прежнее место в кресле, уставился в телевизор. Но ничего не видел и не понимал. Ему было плохо. «Из-за Любкиных воплей, – решил. – Какая ж дура баба! Боже мой, какая ж идиотка! Господи! И когда это все только кончится…» У него заболело сердце. Он потер грудь, помаялся еще, пытаясь понять, что там показывают по телевизору. Потом встал, чертыхнулся и поплелся в прихожую, на ходу натягивая джинсы. С трудом, словно придавленный, сунул ноги в ботинки, нагнулся завязывать шнурки… В голове закружилось все, поплыло, в глазах замелькали мушки. Он разогнулся, откинул голову, задышал судорожно и, сбросив ботинки, вернулся в комнату, рухнул на диван. Так лежал с закрытыми глазами, проклиная убогую истеричку Любку. Наконец отдышался, схватил недопитую бутылку с пивом и рывком опрокинул ее в рот.
Эту ночь он провел просто ужасно. Долго-долго вообще не мог уснуть, то вставая, то перекладываясь по-разному на постели, включая и выключая телевизор, глотая воду… Выпил коньяку. Пососал валидол. Съел ломоть колбасы… Ничто не приносило покоя. Под утро уснул, но видел во сне какую-то тоже дрянь.
А утром, когда, мрачный и злой, собирался на работу, зазвонил телефон.
– НАШ СЫН УМЕР, – четко выговорил Любин голос в трубке. – Я тебя ненавижу.
– Подожди, Любаня, ну подожди ты… – забормотал он совершенно по-дурацки, как будто было еще чего ждать несчастной матери. – Ну что ты, что ты, в самом деле, ну… так уж, видно, на роду… ну судьба, значит, такая… – несло его самым невероятным образом, точно он был в бреду и не мог остановиться. – Ну, может, оно и к лучшему… Так уж… сразу как-то вот, сейчас, а не потом, когда ты к нему намертво… привязалась бы… прикипела… – Он бормотал все тише, почти понимая, какую невероятную, бесчеловечную городит чушь.
– К лучшему?.. Будь ты проклят, подонок! Если увижу тебя еще хоть раз – убью, так и знай!
Андрей еще долго болел, участковый врач не исключал у него сердечного приступа. Он старался не думать о Любе, о том, что надо бы помочь с похоронами и вообще – поддержать. «Ну не хочет видеть меня, оно и понятно. Теперь когда еще в себя придет…» Так думал он. И страдал оттого, что когда-то поддался блажи и связался с этой женщиной – такой ему чужой и далекой. Долго не мог отделаться от черных мыслей, связанных с этим его жизненным эпизодом. Но время шло. И постепенно все забывалось. И сам он старался забыть и никогда не вспоминать больше. Чтобы начать жить с начала.
Прошел год. Андрей уже не возвращался мыслями к Любе. О сыне же забыл почти сразу. Случайный ребенок не затронул его души, и даже недолгое раздражение, испытанное когда-то в связи с ним, в памяти не закрепилось.
И вообще в последнее время совсем другим были заняты думы и чувства Андрея. Он влюбился. Роман вспыхнул почти сразу после знакомства, начались полные счастливого волнения встречи, потом влюбленные подали заявление в загс и наконец сыграли свадьбу.
Каким большим казалось счастье! Его должно было хватить на целую жизнь. Тем более что поначалу Ольга соглашалась с Андреем, что детей заводить рано. «Пожить для себя» – говорится в таких случаях. Она произносила эти слова от души. Им было так хорошо вдвоем, что не хотелось ничего менять. Но прошел первый год брака. Второй. Третий… Оля стала замечать, что у одноклассниц почти у всех уже были дети. У кого один, у кого и двое… Ей становилось не по себе, когда она думала, что они с Андреем почему-то эту тему даже не обсуждают. Острота первых семейных радостей, как и вторых, и третьих, слегка притупилась. Достаток в доме был. Материальное положение супругов выглядело весьма прочным. Но появилось чувство, что жизнь как-то застопорилась. Большой карьеры Ольга не сделала, да и не особо собиралась. И все отчетливее ее тянуло к дому. Захотелось иметь ребенка.
– Андрюш, – начала она разговор как-то вечером, лежа в кровати и задумчиво наматывая длинные волосы на пальцы, – вот я все думаю… – Повернувшись к мужу, Оля лукаво взглянула на него исподлобья. – А вот как ты считаешь, не пора ли нам с тобой… – Она замолчала, улыбаясь загадочно, указательным и средним пальчиком, словно ножками маленького человечка, стала мерить шажки по его груди. – Не пора ли нам с тобой, – каждое слово – шажок пальца по телу, – родить ребеночка, а? – И она рассмеялась, обняла его, прижавшись щекой к груди.
– Нет, не пора, – был ответ.
Андрей вывернулся из-под нее, встал и, ничего не добавив, вышел из комнаты.
– Андрюш, – серьезным уже тоном продолжила Оля, когда он вернулся. – Годы идут. Очень затягивать с этим тоже, знаешь, неправильно. Да и что нам тянуть? Все у нас есть, в свое удовольствие пожили. И хочется наконец…
– Нет, – перебил Андрей резко. – Никаких детей нам не надо. – Лицо его дернулось, словно от отвращения. – Я не хочу.
Оля села на постели, взглянула на мужа испуганно.
– Да что такое, – сказала она. – Ты что – вообще не хочешь? В смысле… никогда? Совсем? Но почему?
– Ни почему. Просто не хочу. И все. Не люблю детей.
На самом деле слова «не хочу» и «не люблю» лишь отдаленно описывали его истинное отношение к детям. В действительности мысль о ребенке внушала Андрею такой ужас, что он совсем не был способен обсуждать эту тему спокойно.
С того дня их жизнь изменилась. Встретившая отпор Ольга застряла на идее ребенка. Она перестала предохраняться, надеясь, что желанная беременность наступит сама собой и деваться им будет уже некуда. А Андрей почувствовал, что никогда еще не был в этом браке в настолько реальной опасности. Теперь он проделывал все, что нужно для предохранения, с такой оскорбительной педантичностью, что Ольге все меньше хотелось заниматься с ним сексом.
– Ты меня сделаешь неврастеничкой! – взрывалась она, взбешенная его усилиями.
– Но ты не хочешь предохраняться сама! Это я с тобой стану импотентом! – зло парировал он.
В конце концов все кончилось разводом. Они почти мирно поделили совместно нажитое имущество и бежали друг от друга без оглядки, уже не понимая, как с этим ненормальным человеком можно было улетать от счастья и планировать долгую совместную жизнь.
Андрей привык к одиночеству. В новый брак его не тянуло. Да и не было никого, с кем хотелось бы не то что жить вместе, а хотя бы долго встречаться. Теперь уже и сами женщины, не только их потенциальные дети, внушали ему страх. Он сделался законченным интимофобом, боящимся любого сближения, и стремился лишь к тому, чтобы партнерши, как бы они ни казались привлекательны, не оставались его партнершами более нескольких раз. Он не позволял себе привязываться к женщинам, не ожидая от подобных привязанностей ничего хорошего.
…Был вечер субботы, Андрей ждал очередную подружку, до назначенного свидания оставался час – он решил пешком прогуляться в аптеку. Туда – обратно, подумал, успею. Май в том году оказался добрым, дружно все расцветало после затянувшихся холодов. Кусты и деревья спешили возместить задержку теплого сезона, стремительным распусканием сережек, листьев и цветов. Вся эта весенняя роскошь, обычно появляющаяся поочередно, в ту припозднившуюся весну выстрелила почти одновременно. Наслаждавшийся прогулкой Андрей любовался обновляющимися кронами, весенние ароматы умиротворяли его. Он шел и почему-то думал о том, что все еще может быть хорошо, что жизнь принесла ему много разочарований, и даже испытаний, но он не сделал в ней ничего такого, чтобы не иметь права рассчитывать на счастье. И счастье, совершенно неопределенное, никак не формализованное в сознании, но мерещившееся в виде неясного яркого ощущения, казалось ему таким возможным.
Он остановился и закурил, что в последнее время, надеясь бросить, позволял себе все реже. Рядом притормозил высокий старик и внимательно в него всматривался. Андрей затянулся сигаретой, поднял голову, сощурился, вглядевшись в лицо незнакомца… Почувствовал укол страха, сменившийся затем желанием бежать, немедленно скрыться. Отвернувшись, он заторопился, чуть изменив направление, пытаясь обойти мужчину подальше. Но тот шагнул к нему, придержал за рукав. Андрей вскинул голову. Старик так же пристально смотрел на него и молчал.
– Простите… – начал было Андрей.
– Неужто не узнаешь? – перебил тот. – Ведь узнал, что глаза прячешь?
– А… Антон Иванович… Не ожидал… Добрый вечер. – Куда было деваться – он вынужден был признать старого знакомого. На него смотрел отец Любы. И узнал его Андрей в первую секунду, как только они встретились взглядами… Но он готов был провалиться, лишь бы не стоять тут перед дедом своего умершего когда-то такого нежеланного сына.
– Ну слава богу, – вздохнул старик.
– А вы… Как тут? А! Ну да, живете-то в общем… почти рядом… Ну а как дочка ваша, Любовь Антоновна? – глупея от неловкости, поинтересовался Андрей. – Здорова она? – брякнул еще нелепее, пытаясь казаться оживленным и надеясь скрыть этим жалким маневром свое мучительное смущение.
