Георгий Ланской - По законам звездной стаи
У колонки стояли трое парней, с криками и хохотом обливавших друг друга водой. Поначалу Славу, скромно дожидавшегося, пока забава закончится, не заметили. Потом один толкнул товарищей в мокрые бока, махнул подбородком в сторону подростка.
– Иди, набирай, чего стоишь там?
Слава робко подошел к колонке, подставил под упругую струю ведро и исподлобья глянул на парней. Те нехорошо скалились, глядя на него, и молчали.
– Черненький, – неожиданно хмыкнул один. – Только с пальмы слез.
Слава вздрогнул, как от удара, и посмотрел на говорившего. На бронзовом плече мускулистого, стриженного почти наголо атлета красовалась синяя свастика.
– Что, Изаура, работать заставили? – ехидно спросил татуированный. – Это правильно. Солнце еще высоко.
Слава подхватил полупустое ведро и молча направился прочь от парней. Татуированный нагнал его и сильно пнул под зад. Слава неуклюже рухнул на пыльную дорожку, вылив на себя воду. Татуированный заржал, тут же загоготали его товарищи.
– Не ушибся, а, черножопый? – ласково спросил татуированный. – Аккуратнее надо быть, смотри под ноги. Тут тебе не Африка.
Слава вскочил и бросился было бежать, но татуированный мгновенно догнал его и толкнул в спину. Слава снова упал, разодрав колени. Троица гнусно заржала. Все происходящее им явно нравилось.
– Куда же ты так спешишь, обезьяна? – поинтересовался татуированный качок. – А ну, спляши нам «Чунга-Чангу». Вот, мы и барабан тебе нашли.
Он легко поднял Славу за шиворот и, надев ему на голову ведро, забарабанил по нему ладонями. Слава завизжал от нестерпимого грохота, стараясь вырваться из медвежьего захвата.
– Вы что тут делаете, паршивцы? – раздался неподалеку строгий мужской голос. Грохот прекратился. Ведро мгновенно слетело с головы Славы. – Иванов, Гарин, Никитенко, вы снова за свое? Выгоню на хрен из лагеря!
Слава вытер слезы и увидел коренастого мужика лет тридцати пяти, выполнявшего в лагере функции военрука и врача. Два дня назад он учил мальчишек разбирать автомат и даже одобрительно потрепал Славу по плечу, когда у того все получилось куда быстрее, чем у товарищей.
– Да мы играли, Алексей Петрович, – хмыкнул татуированный и потряс Славу за плечо. – Правда, Изаура?
Слава не ответил, покраснев от унижения.
– Ты откуда? – спросил Алексей Петрович. – С кухни?
Слава кивнул.
– Так, вы трое, марш на кухню, будете всю неделю там работать. Приду – проверю! А ты иди со мной в медпункт. Иванов, я сказал, взял ведра – и марш в столовую! Еще раз увижу, что ты к кому-то цепляешься, я родителям жаловаться не буду – так взгрею, на жопу неделю не сядешь. Пошли, пацан…
В санитарном пункте Алексей Петрович, усадив Славу на кушетку, промыл его раны и обработал зеленкой. Участливо глядя на парнишку сверху вниз, он спросил:
– Они тебя обижали?
– Нет, – буркнул Слава.
– А мне показалось – да. Ты их что, боишься?
– Ничего я не боюсь…
– Правда? А мне кажется, что боишься. Чего они от тебя хотели?
– Они…
Комок в горле, который все никак не хотел проваливаться в желудок, вдруг прорвался наружу в горючем потоке. Слава расплакался, привычно, как дома, когда получал очередной пендель от мальчишек во дворе. Там его утешала мама, иногда бабушка. А тут…
Алексей Петрович посмотрел на Славу, вздохнул и запер дверь. Сквозь бурные рыдания Слава рассказал обо всем.
– …Мне надо уехать домой, понимаете, – всхлипывал он. – Они не оставят меня в покое. А не они, так их дружки. Мне тут еще долго быть… Они меня заклюют, я так не могу, не могу, не могу…
Алексей Петрович обнял Славу за плечи и прижал к себе. Тот плакал и размазывал слезы по грязному лицу.
– Они думают, что выше меня, потому что я черный. Я – урод, понимаете, урод! Меня все ненавидят…
– Ну, почему же все? – тихо спросил Алексей Петрович. – И ты совсем не урод. Ты очень даже симпатичный парень. Наверняка девчонки бегают за тобой табунами…
– Никто!!! Никто за мной не бегает! Меня… презирают! Я для них обезьяна, клоун…
Слава зашелся в рыданиях, задыхаясь от растущей в груди боли.
Странный холод расползался по всему телу. Ему стало страшно. Стремясь избавиться от щемящего чувства отчаяния, он прижался к воспитателю крепче, уткнувшись лицом в плотную грудь, и не сразу понял, что крепкие руки тоже обнимают его, настойчиво и совсем не по-дружески.
А потом ему стало все равно…
Из лагеря Слава все-таки уехал.
Он толком не понимал, что произошло между ним и воспитателем, но в голове засела странная, туманная мысль: его все-таки кто-то любил… или хотел…
А разве это не одно и то же?
Раздобыв адрес воспитателя, Слава решил дождаться конца лета, чтобы снова увидеть своего спасителя. И если тот снова его захочет, так тому и быть.
Но хеппи-энда не получилось.
Когда занятия в школе уже начались, Слава узнал страшную новость: воспитателя посадили в тюрьму за растление малолетних. В тот же день Слава вскрыл себе вены. Мысль о том, что те же ласковые слова Алексей Петрович говорил кому-то еще, была невыносима…
Его спасла мать, не вовремя вернувшаяся домой. После слов, слез и объяснений было принято решение. Славика отправили в Москву, к престарелой тетушке, которая все никак не умирала. Мать надеялась, что подальше от воспоминаний Слава обретет вторую жизнь. А растроганная вниманием племянника тетка оставит ему свою квартиру. То, что у тетки на этот счет были свои планы, никого не интересовало.
Тетка умерла, когда Славик уже закончил институт и пошел работать сисадмином в газету «Желтуха». Родные дети тетки, до того не проявлявшие никакого интереса к мамочке, срочно прибыли не то из Мурманска, не то из Норильска и выставили Славу за дверь. Ему пришлось искать новое жилье. На работе тоже не все складывалось гладко: Славу снова не считали равным, грубили и хамили. Единственным человеком, проявившим к Славе нормальные человеческие чувства, был Егор, мирно посапывавший на продавленном диване.
Слава вытер губы рукавом. Ладони мгновенно стали мокрыми от сладкого предвкушения того, что он собирался сделать. Нависнув над спящим Егором, он осторожно поцеловал его в губы, надеясь, что тот не проснется.
Надежда умерла сразу.
Егор вытаращил глаза и с силой оттолкнул Славу от себя.
– Ты что, с дуба рухнул? – заорал он, не заботясь о том, что их могут услышать.
– Я…
– Блин, ты чем там себе думал, а? – бушевал Егор, соскочив с дивана.
Слава покраснел и опустил глаза.
– Гош, я думал… Ты… Я…
Егор подошел вплотную, его перекосившееся от ярости и отвращения лицо, слабо освещенное неярким сиянием монитора, не предвещало ничего хорошего.
– А ты не думай. Понял? Не думай даже. И не подходи ко мне!
Егор вылетел в коридор, едва не сбив подслушивавшую за дверями Настю, даже не заметив ее. Слава, словно сломанная кукла, рухнул на диван и стиснул зубы. Ну вот, опять…
Дверь скрипнула.
– Славочка, ты тут? – спросила Настя.
– Чего тебе?
Настя села рядом и сочувственно погладила Славу по ноге.
– Я все слышала. Боже мой, как он с тобой обращается. Он просто подлец!
Слава промолчал. Обида в душе внезапно сменилась злобой и раздражением. Какое, в конце концов, право имел этот лощеный красавчик оскорблять его?!
Слава поджал губы и хмуро уставился в монитор, на котором клубились разноцветные кольца. Видя его состояние, Настя услужливо плеснула масла в огонь. Придвинувшись ближе, она обняла Славу за плечо и прошептала:
– Не знаю, как ты, а я бы точно ему отомстила.
– Думаешь, стоит? – с сомнением спросил Слава после долгой паузы. Настя ядовито ухмыльнулась:
– Конечно.Сидеть в редакции и ждать, пока дадут электричество, было бессмысленно. Заглянув на минуту к начальнику, Егор кратко пояснил, что уедет по делу, договариваться насчет интервью с самим Крутиным. Это было правдой лишь наполовину. На самом деле с главой музыкального канала Егор виделся накануне, комментарии по ряду вопросов были уже получены, осталось только собрать их, красиво изложить и выдать материал, который должен был стать для Егора лебединой песней в газете «Желтуха». Потом – новая жизнь, новая работа, новые контакты и интересы. Получив от редактора «добро» в виде небрежного жеста рукой, Егор поспешил удалиться. В кафе неподалеку от Останкино его ждал Антон.
Ровно через полчаса после ухода Егора в редакции включили электричество.
Еще через пару минут Настя и Слава осторожно вошли в кабинет и включили его компьютер. План мести, разработанный в душной комнатке сисадмина, был готов. Легким движением руки Слава вскрыл закрытые на пароль папки со статьями, открыл дежурную верстку номера, нашел там все, что требовалось.
– Пусти, теперь я сама, – скомандовала Настя и уселась за компьютер.
Слава угрюмо наблюдал за ней. В душе влажной кляксой расползалось нехорошее предчувствие, что добром это не кончится.
Рассуждая здраво, Егор, в общем-то, ни в чем виноват не был.