Евгений Чепкасов - Триада

Миша сорвался с места, вышел из комнаты, прошел зал, где Женя сидел, повернувшись к телевизору спиной… Проповедница оказалась юной и довольно красивой, особенно хороша была толстая русая коса до пояса, явно не накладная; лицо девушки неестественно порозовело, словно она бежала и запыхалась или лгала и стыдилась. Рядом с ней стояла и молчала еще одна юница – полненькая, веснушчатая, с подрагивающей улыбкой; иногда мужчины испытывают к подобным дурнушкам такую жалость, что дело доходит до женитьбы.

– Да ведь мы верим в Бога, девочка, верим, – объясняла Софья Петровна чуть свысока, словно знаменитая актриса, обращающаяся к статистке. – Мы православные, только что из церкви вернулись…

– Соня, ну что ты перед ней отчитываешься? – нервно вопросил Виктор Семенович. – Это же свидетельница Иеговы, сектантка! Вот скажите мне, милая девушка, кто финансирует вашу секту, а? Эти вот журналы глянцевые, газеты, передачи по радио и ТВ – кто?

– Верующие жертвуют… – пролепетала гостья, глядя то на глянцевый журнал с безмерно счастливым темнокожим стариком на обложке, то на парня, который появился в дверях и вот уже с минуту смотрит то на нее, Валю Велину, то на глянцевый журнал, лежащий на тумбочке.

«Ничего они не понимают, ничего!» – с обидой подумала Валя и покраснела еще сильнее, почти до слез.

– Извините, что побеспокоили, – сказала она так, что всем троим, смотрящим на нее, захотелось попросить прощения. – Да благословит вас Господь!

– Спаси Бог, девочка! – ответила Софья Петровна.

– Да, милая девушка, и вам того же, – подтвердил Виктор Семенович. – Только журнальчик заберите, нам не надо.

– Оставьте журнал, пожалуйста, – попросил Миша. – Я почитаю.

Девушка благодарно взглянула на него, повозилась с замком, но всё-таки справилась и вышла вон. Ее спутница, сипло пробормотав: «До свидания», – поспешила следом, словно отражение кривого зеркала.

– А я думал, она немая, – сказал парень с неловкой усмешкой.

– Зачем ты взял журнал? – сердито поинтересовался Виктор Семенович. – Это же секта, сек-та. Они теперь не отвяжутся!

– Отвяжутся. А журнал я почитаю.

Миша и впрямь вернулся в свою комнату и принялся читать, но вскоре бросил. «Про негров, про ООН, про гуманитарные миссии… – недоуменно подумал он. – А Бог тут при чем?..»

* * *

Длиннокосая свидетельница Иеговы, успевшая расстаться со своей неразговорчивой спутницей, шла по раскаленным улицам. Ей было обидно, ей хотелось отрясти прах сего города с удобных туфелек и еще ей хотелось кваса, но деньги закончились. Девушке вдруг вспомнились слова одногруппника, хорошего тихого парня, православного, кажется. Как-то она заговорила с ним о Боге и о протестантах, а он сравнил последних с коммивояжерами, предлагающими Бога, как крем от морщин. И вот сейчас она чувствовала себя именно таким усталым неудачливым коммивояжером.

– Ва-аленька! – услышала девушка неожиданный радостный возглас.

– Ге-эночка! – пропела она с той же интонацией и, улыбнувшись, посмотрела на возгласившего. – А я только что тебя вспоминала.

– С чего бы это?

– Так, вспомнился отчего-то… Ты психологию пересдал?

– Пересдал. Пять.

– Молодец. Что попалось?

– Фрейд. Я ее задавил буквально: античную литературу приплел, Софокла с Еврипидом… Второй она слушать не стала, а я его и не знал. Короче, всё было круто.

– Ну, это только Гена Валерьев так может.

Гена польщенно улыбнулся.

– Геночка, а ты случайно квасу не хочешь? – полюбопытствовала Валя, потупив очи долу (очи были зелеными, а дол – пыльным и растрескавшимся).

– Можно и квасу, – равнодушно сказал юноша, в житейских делах малоопытный, но пригляделся к одногруппнице и догадался-таки: – А, в этом смысле!.. Извини, Валенька, это, конечно, грустно, но ни копейки нет.

Так уж получалось, что из церкви он всегда возвращался с пустыми карманами. Устыдившись нынешнего безденежья и отругав себя за съеденную просфору, он покраснел.

– И у меня ни копейки, – печально сказала девушка, посмотрела на Гену, поняла, что с ним, и, мысленно выбранив себя за бестактность, обозлясь на весь этот мир с раскаленными тротуарами и недоступными квасными бочками, горько выговорила: – Бедные студенты!

– Так и есть, – улыбнулся Гена, и смущение ушло. – Ты куда направляешься?

– Прямо.

– Ну, прямо так прямо. Прогуляюсь с тобой немножко.

«Валенька эквивалентна бутылке пива, – подумал он, не переставая улыбаться. – А то и двум». Пояснить его мысль можно было бы так: с другими девушками ему разговаривать не хотелось – незачем, да и лень. И лишь присутствие Вали или пива могло побудить его к весьма бессмысленному занятию – многословному разговору. Внутренне же Гена ощущал эту «пивовалентность» как абсолютную скользящую легкость общения, которую когда-то давно, в вымышленном мире, ощутила Наташа Ростова по отношению к Анатолю Курагину. Наташа чувствовала «отсутствие преграды стыдливости» – Гена очень хорошо помнил толстовское определение, потому что учился на факультете, студенты которого обязаны были помнить литературные перлы. Юноша немного досадовал на себя за странное сопоставление, но всё-таки считал его удачным.

– Чем занимаешься на каникулах? – спросила Валя.

– Ничем. Гуляю вот и думаю о некрофилии.

– А некрофилия – это что такое?

– Правда, что ли, не знаешь?

– Правда.

– Вот что значит неиспорченный человек!.. Мы с тобой кто?

– Люди.

– А по специальности?

– Филологи.

– Филолог как переводится?

– Любящий слово.

– Хорошо. А в газетах в черной рамочке что печатается?

– Некрологи.

– Переведи теперь.

– Логос – слово… – задумчиво пробормотала Валя. – А некро… Смерть? Слово о смерти?

– Умница. А теперь скажи мне, что такое некрофилия.

– Получается или любовь к смерти, или смертельная любовь.

– Смертельная любовь! – воскликнул Гена и расхохотался. – А можно еще – смерть от любви! Нет, это великолепно!..

– Хватит! – улыбчиво сказала Валя и толкнула его локотком в бок. – Смеяться он будет…

– Погоди, погоди! Можно ведь еще и по Фрейду – эрос и танатос, два жизненных начала…

– Ну тебя с твоим Фрейдом! Смеется он… Ну, не знаю я этого слова, не знаю.

– Да всё ты правильно сказала, молодец. Буквально так и есть – любовь к смерти, а если поконкретнее – то любовь к мертвецам, а если еще конкретнее – то не для твоих ушей.

– Фу-у! – протянула девушка и, округлив глаза, полюбопытствовала: – Слушай, а ты-то с чего об этой некрофилии думал? Тоже не для моих ушей?

Гена вновь расхохотался. «Нет, – подумал он, – три бутылки пива!»

– Как раз для твоих, – ответил он, просмеявшись. – Перед тем, как тебя встретил, был я у одноклассника. Вроде бы, друзьями считались когда-то, а посидел у него – такая тоска! Ну ничего общего! Вот я и подумал, что такие визиты сродни некрофилии. Очень грустно. Тебя вот только увидел – развеселился более-менее.

– Одноклассники… – раздумчиво произнесла Велина. – У меня то же самое примерно. Я в город только на этой неделе приехала, а так после экзаменов у себя жила, дома. – Последние слова она, забывшись, сопроводила мудреной жестикуляцией. – Одноклассников видела – говорили, вспоминали, но это всё не то. – И вновь, в сопровождении энергичных жестов: – Не то.

– Валя! – воскликнул ошарашенный Гена и остановился. – Валя, а это, случайно, не язык немых?

– Проболталась, – беспомощно сказала она и сразу же показала на пальцах: проболталась.

– А откуда ты его знаешь?

– Потом как-нибудь расскажу.

– Можешь и не рассказывать, я просто удивился очень – впервые такого человека вижу… Короче, поимей в виду, Валенька: я очень заинтригован.

– Поимею, – пообещала Валя и внезапно покраснела.

«А ведь она еще девочка!» – подумал Гена, почему-то с радостью.

Они пошли дальше.

– Ты всё лето в городе? – спросила девушка, порешив странноватую паузу.

– Пока – да, а в августе в лагерь еду.

– Вожатым?

– Нет, ведомым. При нашем университете есть студенческий лагерь, бывший пионерский. Там, говорят, хорошо: сосны, озеро, кормят вкусно.

«Вот бы ее туда… – мечтательно подумал он, но сразу же урезонился: – А в качестве кого, собственно?..»

– «Комета»? – поинтересовалась она напористо и весело.

– Что?

– Лагерь – «Комета» называется?

– Да, по-моему.

– Смена – с первого числа?

– Да.

– У-у, Геночка, поздравляю. Вместе едем.

– Слушай, здорово!

– Я с подругами, мне тоже этот лагерь нахваливали… Извини, я побежала, мне дальше на троллейбусе. Пока!

– Пока!

– В лагере увидимся. Пока еще раз!

– Беги – уедет!.. – крикнул Гена вдогонку, посмотрел, как Валя, пристроившаяся к куцему хвостику очереди, втиснулась в троллейбус, развернулся и бодро зашагал домой.

* * *

Мой милый мальчик!