Александр Ахматов - Хроника времени Гая Мария, или Беглянка из Рима. Исторический роман
Перисад несколько раз дернул ногами и испустил дух.
Филота, выпрямившись во весь рост, гордо поднял над головой окровавленный меч и, заслужив аплодисменты, покинул арену.
Тем временем из пышно украшенных цветами Либитинских ворот вышли два человека в масках бога Меркурия, который, по представлениям римлян, сопровождал души умерших в подземное царство Плутона, и этрусского бога Харуна, страшного демона смерти.
«Меркурий» держал в руке жезл-кадуцей, обвитый двумя змеями.
Маска «Харуна» изображала страшилище с отвратительным крючковатым носом, заостренными ушами и была выкрашена в мертвенно-голубой цвет. В руках он нес огромный молоток – этим молотком, как думали этруски и римляне, неумолимый демон наносил умирающему последний роковой удар.
Это был установленный обычаем ритуал во время гладиаторских игр.
Сопровождаемые несколькими служителями «Меркурий» и «Харун» приблизились к лежавшему в луже крови Перисаду.
По знаку «Меркурия» один из служителей прикоснулся к телу гладиатора раскаленным железным прутом, чтобы удостовериться в его смерти.
После этого служители, подцепив труп специальными крючьями, поволокли его через Ворота смерти в сполиарий.
Еще двое служителей принесли мешок с киноварью и тщательно присыпали ею кровь на том месте, где лежал гладиатор.
Минуций отсчитывал Клодию свой проигрыш.
Ювентина, в первый раз и так близко увидевшая смерть человека, с безжалостным хладнокровием зарезанного у нее на глазах, сидела задумчивая и серьезная.
– Надеюсь, моя милая, ты не упадешь в обморок от всего увиденного здесь? – шутливым тоном обратился к ней Минуций, чтобы скрыть досаду от своей неудачи.
Ювентина отрицательно покачала головой.
– Наверное, душа моя очерствела за то время, пока я была рабыней гладиаторского ланисты. Я знала многих, кто не вернулся с арены, и привыкла к разговорам окружающих о крови, о смерти… Нет, я не испытала ничего, кроме отвращения, и еще подумала, как могут столько людей наслаждаться зрелищем убийства себе подобных…
Минуций взглянул на нее с видом превосходства.
– Что ж, никто не отрицает, жестоки гладиаторские зрелища, многим они кажутся бесчеловечными и, пожалуй, так оно и есть. Но эти варвары и преступники дают нам, свободным и просвещенным, культурным и изнеженным, лучшие уроки мужества против боли и смерти. Да и им самим, обреченным на смерть по приговору, разве не лучше расстаться с жизнью на арене, в пылу борьбы и пусть со слабой, но все же надеждой сохранить ее, чем умереть от руки палача?
– Ну, я-то хорошо знаю, что среди гладиаторов очень много таких, которые не совершали преступлений, – тихо возразила Ювентина.
– Видимо, так угодно богам, девушка, чтобы человек был и до конца дней своих оставался актером, играющим свою роль на сцене жизни, – с усмешкой произнес Минуций. – Да и что такое жизнь, как не театральное представление великой постановщицы по имени Фортуна. Если уж ей надо, чтобы кто-нибудь сыграл роль раба или даже гладиатора, то и ее должно сыграть талантливо, – по-философски заключил он.
– Ну, что же, Минуций, твой черед! Не соизволишь ли сделать ставку? – обратился к Минуцию Клодий.
– Ставлю двадцать золотых на «ретиариев»! – заявил Минуций.
– Принимается! Двадцать золотых на «секуторов»!
– Посмотрим, что он из себя представляет, этот твой Сатир, – подмигнув Ювентине, сказал Минуций.
В это время «секуторы» и «ретиарии» уже выстраивались на арене друг против друга.
Толпа долго аплодировала, потом смолкла.
Со стороны Либитинских ворот донесся грохот барабанов и раздались призывные звуки труб.
«Ретиарии» первыми ринулись вперед, почти одновременно бросив на противников свои сети, но только две из пяти достигли цели.
Один из «секуторов» совершенно запутался в ловко наброшенной на него сети, а удачно бросивший ее «ретиарий», высокий молодой человек с прекрасно развитой мускулатурой и необычайно подвижный в два прыжка оказался рядом и покончил со своим противником одним ударом своего трезубца.
Второму «секутору», попавшему в сеть, почти сразу удалось освободиться от нее, правда, не совсем – она зацепилась за острые верхние углы его шита. Поэтому он встретил своего врага, юношу лет двадцати с белокурыми волосами, выдававшими его галльское происхождение, с мечом и со щитом в руках. Хотя его щит, опутанный сетью, которая волочилась за ним по арене, мешал «секутору» передвигаться, все же он с успехом отражал им удары фусцины, наносимые белокурым «ретиарием».
Но вскоре на помощь последнему пришел его проворный товарищ, только что поймавший в сеть и сразивший своего противника. Он сильным и точным ударом в голову свалил и этого второго «секутора».
Тот упал мертвым, даже не вскрикнув.
Толпа разразилась рукоплесканиями.
– Сатир!.. Слава Сатиру! – кричали тысячи голосов.
Но именно в это время двое «секуторов», преследовавшие двух «ретиариев», которые неудачно бросили свои сети, покончили с обоими у самых ворот Смерти.
Здесь «ретиарии» пытались отбиться своими хрупкими фусцинами от мечей тяжеловооруженных латников в отчаянной надежде выиграть драгоценные мгновения, с тем чтобы более удачливые их товарищи успели прийти к ним на помощь.
«Секуторы» ожесточенно наступали на них, прижимая к краю арены, где служители стали хлестать «ретиариев» бичами и прижигать сзади раскаленными остриями копий под одобрительные возгласы зрителей.
– Поддай увальню!
– Врежь хорошенько!
– Прижги, прижги его!
– Дай ему!
Один из «ретиариев» сделал попытку рывком проскользнуть между двумя противниками, но нападавший на него «секутор» угадал движение врага и, бросившись наперерез, вонзил ему в бок свой короткий меч. После этого участь второго «ретиария» была решена – вскоре и он пал, раненный в спину и в живот. Оба гладиатора корчились на песке, умирая в жестоких муках. Крики их заглушал похоронный гром барабанов.
«Секуторам» некогда было их добивать, чтобы избавить от лишних страданий. Они уже спешили навстречу Сатиру и его товарищу-галлу, которые подобрали сети выбывших из боя «ретиариев» и готовили их к новым броскам.
На этот момент положение сторон уравнялось. Третий «ретиарий», потерявший сеть и преследуемый своим противником, третьим из оставшихся в живых «секуторов», со всех ног обежал более половины круга краем арены и вернулся к тому месту, где лежала его сеть. Подхватив ее, он быстро отступил к Рострам, готовый снова обрушить сеть на своего преследователя, который теперь приближался к нему, соблюдая осторожность, так как боялся попасть в ловушку.
В это время Сатир, полагаясь, видимо, больше на свои собственные силы и опытность, чем на отвагу и расторопность недостаточно обученных товарищей, крикнул белокурому галлу:
– Астианакс! Помоги Лингону, а я их задержу…
Молодой галл повиновался, стремительно бросившись к Рострам, у которых «ретиарий» Лингон спустя мгновенье кинул сеть на противника и снова промахнулся. Бросок Астианакса был более удачен – «секутор» запутался в накрывшей его сети под гром рукоплесканий зрителей. Не забывая о Сатире, галл тотчас повернул к нему на выручку, предоставив Лингону самому разделаться с обреченным врагом.
Тем временем Сатир, подвергшийся двойному нападению, оказался в большой опасности, хотя ему и удалось с изумительной ловкостью опутать сетью одного из «секуторов». Теперь он, размахивая трезубцем, старался удерживать второго противника на расстоянии до тех пор, пока не подоспеют на помощь товарищи-«ретиарии».
Оставшийся один против троих врагов «секутор», понимая, что наступил момент роковой развязки, с отчаянием устремился вперед. Сатир едва успел вонзить в его шит свою фусцину, как «секутор» резким и сильным ударом меча перерубил ее древко. Обезоруженный «ретиарий» отпрянул в сторону, каким-то чудом избежав острия клинка, которым «секутор» в молниеносном выпаде лишь слегка порезал кожу на его левом предплечье. Но второго удара «секутор» нанести не успел, потому что Астианакс с разбегу вонзил ему в бок свой трезубец. Раненый гладиатор закричал и повалился на арену. Галл добил его следующим ударом, чтобы прекратить мучительную агонию.
Победа досталась «ретиариям». Лингон заколол «секутора», запутавшегося в сети Астианакса, прямо у подножия Ростральной трибуны, доставив удовольствие расположившимся на ней магистратам. Последний из оставшихся в живых «секуторов», попавший в сеть, которую набросил на него Сатир, получил помилование от зрителей, справедливо рассудивших, что все без исключения гладиаторы сражались доблестно и смело шли навстречу смерти.
– Ты должен поделиться своим выигрышем с этим проклятым Сатиром, – с досадой проворчал Клодий, отдавая Минуцию двадцать золотых монет.
