Алиса Орлова-Вязовская - Все как у людей (сборник)
Славка порезался осколком. Кровь капает ему на рубашку. Нинка плачет, она боится крови. Павлик, поплевав на лист подорожника, старательно «бинтует» палец друга. Славка морщится, но не ревет. Он – не девчонка! Мы идем провожать его домой всей командой. Мальчишки ведут Славку под руки, замыкает шествие завывающая Нинка. У меня важная миссия, сообщить о ранении Славкиной маме.
Возвращаюсь домой, у нас гости, Вероника со своей мамой. Теперь, когда я выросла, я могу лучше понять своих родителей. В комнате сидит Вероника в чистом платье с оборочками. Косички уложены вокруг головы. Белые гольфы и блестящие лакированные туфельки. И рядом я – платье испачкано землей, руки в зелени от травы, я искала подорожник. В съехавшем на бок хвостике повисла лента. Песок у меня в волосах, в носках, и даже в трусиках. Ведь я каталась с песочной горки. Все смотрят на маму с жалостью. Приближается мое полное поражение.
– Наташенька, – спрашивает меня Вероникина мама, – а какую книгу ты сейчас читаешь?
– «Незнайка в солнечном городе», – мямлю я.
– Ты знаешь, Сима, – оборачивается она к моей маме, – мы с мужем недавно увидели, что наша Ника, взяла в библиотеке «Маленькую принцессу». Но больше всего, конечно, ей нравятся стихи.
Взрослые усаживаются на диван. Вероника выходит на середину комнаты, окидывает всех задумчивым взглядом и, покачиваясь из стороны в сторону, начинает: «Шаганэ, ты моя, Шаганэ…»
Я стою у стены, смотрю на Веронику, приоткрыв рот, и тщетно пытаюсь высыпать песок из сандалии.
В пятом классе Вероника начала писать стихи сама. Я совершенно не понимала о чем. Но в стихах всегда присутствовали слова: душа, полет и небо. И взрослые громко восхищались ее поэзией.
Ночью, мучаясь от сильной зависти, я твердо решила стать поэтессой. Надо же реабилитировать себя в глазах родителей. Чтобы долго не искать тематику, решила идти проторенной дорогой. Буду сочинять о душе. Зависла на первой же фразе: «Ввысь летит моя душа…» Рифму к слову душа подобрать не удалось. В голову лезли только: «не шиша», «два ерша» или «три мыша». Поменяла местами: «Моя душа умчалась ввысь…» Стало еще хуже. Полезло уж совсем глупое: «брысь», «катись» и даже неприличное «пись-пись».
Наконец, я осознала свою полную бездарность, и зависть к Веронике померкла перед восхищением. Она-то подбирала рифмы! Я смирилась, что никогда не достигну высот, доступных для нее.
После школы я поступила в педагогический институт. А Вероника – на филологический, в МГУ. Едва закончив учебу, я вышла замуж. Мой муж, Женя, замечательный! Я его очень люблю. Через год родился Дениска. Вероника приехала в гости. Она с ужасом смотрела на ревущий кулечек.
– Зачем ты так рано завела ребенка, Наташа? Ведь человек сначала должен развить и сформировать себя как личность! Ты обрекаешь себя на полную духовную деградацию!
После этой тирады мой Женя проникся к Веронике стойкой антипатией.
Моя мама с умилением рассказывала, что Вероника настолько духовная, чуждая всему грубому и приземленному, что увидев на кухне кусок сырого мяса, едва не потеряла сознание. На что Женька довольно грубо заметил, что это не мешает утонченной Веронике жрать это мясо в приготовленном виде.
Родители Вероники разошлись. Ее папа уехал работать в Югославию. Вероника поехала к нему развивать себя дальше. Несколько лет мы не общались. Вероника вернулась и вышла замуж за Николая Андреевича. Бородатого мужчину, на двадцать лет старше ее.
Николай Андреевич сочинял миниатюры. О себе он говорил: «Я – мастер кратких форм». Вероника по-прежнему писала стихи и относила их в разные издательства. Стихи нигде не брали. Она приезжала ко мне и часами жаловалась на кишащую кругом завистливую бездарность. На редакторов с масляными взглядами. Они видят только плоть! До внутреннего мира им нет никакого дела! Потом начинались жалобы на мужа. Конечно, он творческий человек, но она-то тоже личность! И личность с богатым внутренним миром, нестандартным мышлением. Почему она должна создавать ему условия? Она в нем очень разочаровалась. Пусть бы женился на какой-нибудь ограниченной женщине. Если ему нужна жена духовно нищая, не имеющая высоких устремлений.
В конце концов, Николай Андреевич последовал совету Вероники и ушел от нее к даме, близкой к себе по возрасту, вполне «приземленной», заведующей производством на кондитерской фабрике.
Я ждала второго ребенка, когда Вероника позвонила и, рыдая в трубку, сообщила, что ложится в больницу. У нее рак! Да-да, она точно знает! Врачи ей врут! Она чувствует, что дни ее сочтены. А так много не написано! Столько не высказанных слов! Люди еще не успели оценить ее поэтический дар!
По спине у меня поползли струйки пота. Неужели такой страшный диагноз? Я оставила мужа с сынишкой и бросилась в больницу. Такси взять не решилась, меня, беременную, сильно укачивало. Попала в час пик. Было очень тесно, и в давке никто не видел мой живот, пришлось стоять всю дорогу. Потом выяснилось, что никакого рака у Вероники нет. По словам врача, в таком возрасте пора бы уже рожать. Я была очень рада, что все обошлось. Но Вероника еще долго выискивала у себя симптомы онкологии, словно разочаровавшись в диагнозе.
В редакциях все так же, отказывались брать ее стихи. Вероника нашла какую-то маленькую типографию и напечатала сборник своих стихов. Все стихи она подписывала псевдонимом «Раненый лебедь».
Теперь, поднимая телефонную трубку, муж радостно кричал: «Татка, бросай дела, тебя „Лебедь со свернутой шеей“ к телефону!»
Вероника опять приехала поговорить. Денис с Никитой выскочили в коридор. Мне не нравится, что они выбегают навстречу, но все, кто к нам приходят, обязательно что-то им несут. Все, кроме Вероники. Теперь она будет сидеть на кухне, пить кофе и рассказывать про завистливых бездарей, про опустошенные души. Про мужчин, которые не видят в женщине духовного начала, а видят только плоть.
Мне надо вытащить белье из машинки, приготовить ужин, погладить Жене рубашки. Но выставить Веронику я не могу. Мне всегда тяжело сказать «нет». Особенно ей. Не могу понять, почему мне так страшно открыто произнести: «Ты мне надоела! Мне не о чем с тобой разговаривать». Ведь моя детская убежденность, что Вероника лучше, талантливее и умнее, пустила глубокие корни.
Заходит Валентина, наша соседка по подъезду. С ней Катюшка, кокетливая первоклассница, тайная любовь моего Дениски. Теперь, выбежав навстречу, мальчишки не прогадали. Валентина дает им по яблоку.
– Ой, Наташ, прости за ради бога! Катюня сегодня вечером Мальвиной будет. Пристала, как репей. Закрути волосы да закрути волосы. У тети Наташи щипцы специальные.
– Катюшка, ты Мальвину будешь играть? А платье?
– Да не дави на мозоль, я всю ночь оборочки нашивала. Отец с Димкой из проволоки кринолин плели.
Димка, старший сын Валентины, добродушный увалень, девятиклассник. Широколицый и румяный, как мать. А Катерина похожа на отца. Миша – худощавый, с тонкими чертами лица. Мне ужасно хочется повозиться с хорошенькой Катькой. Хочется посмотреть на кринолин, собранный для Мальвины. Но на кухне немым укором сидит Вероника, скорбно поджав губы.
– У тебя гости? Давай ребят заберу. Нам только через два часа уходить.
Денис торопливо надевает тапки, до этого час уговаривала не бегать в носках. Катюшка прижимает к груди вожделенные щипцы. Никиту Валя ловко подхватывает на руки. Уже из коридора она кричит:
– Наталья, мелкому блинчики с вареньем можно?
Ответить я не успеваю.
– Мойно, мойно! – энергично кивает головой Никитка.
Вероника оставляет мне книгу своих стихов. Я должна прочесть и высказать, что мне больше всего понравилось. Что стихи могут не понравиться, она не допускает. Ей интересно мнение простых людей. Простой человек – это я.
Вечером муж замечает на столе книгу.
– О! Прилетала наша лебедь со свернутой шеей! Принесла в
клювике поэзию.
– Жень, перестань.
– А почему? Народ хочет приобщиться к прекрасному. Дениска, ты хочешь приобщиться?
– Женька, ну ты хоть ребенка сюда не втягивай.
– А что, стихи не приличные? – Женя делает испуганные глаза.
Я только вяло отмахиваюсь. Делайте, что хотите. После Вероники у меня всегда чувство опустошения, словно кости из тела вынули, осталась только оболочка.
Женька, подвывая и закатывая глаза, читает вслух стихи. Все про облака. То облака накрыли вуалью, то спрятали робкую наготу. То поплыли, то уплыли, то повисли, то рассыпались. Облака темнеют, светлеют, тают, сверкают, и все в том же духе.
– Денис, как думаешь, нам слабо про облака сочинить?
– Не-а,
– Ну давай, Я сижу себе в стожке, с облаками…
– На башке! – радостно добавляет Денис
– В поле квакают лягушки, с облаками…
– На макушке! – Денис визжит от восторга.
