Маша Трауб - Падшая женщина
Лена горько заплакала.
– Да, все не так, как я хотела, – сказала бабуля, – не так. Нельзя было мне все оставлять. А что сейчас? Уже не изменишь. Жизнь прожита. Ничего не вернешь. Лариса не захотела уезжать, живет среди мертвецов, по кладбищу ходит, с Петей разговаривает. Ты – в этой черной юбке… Миша у плиты. Давид совсем седой стал…
Они еще долго сидели в саду. Поминки давно закончились, гости разошлись, и безмолвный Миша тоже сидел вместе с ними. Он ничего не говорил. Только кивал и улыбался бабуле. Он же приготовил им ужин – «чтобы не с поминочного стола», как сказала Елена. И опять улыбался, глядя, как гости едят. Давид незаметно отлучился и вернулся уже с Наташей, которая обнялась с Еленой и бабулей, поцеловала Вику. Чуть позже приехал и сын Наташи и Давида, Вадим. Давид принес еще стол и несколько стульев и взял гитару. Уже совсем стемнело, Елена зажгла свечи. И бабуля, впервые за долгие годы, сидела спокойно. Не хмурилась, никуда не торопилась. Слушала, ела, смеялась, курила, рассказывала…
Расходились уже совсем поздно. Давид завез их в гостиницу и поехал отдавать машину. Бабуля спокойно прошла через рамку – охранник кивнул и придержал дверь, а у Вики проверил карточку гостя. И только в лифте Вика увидела, что бабуля плохо себя чувствует. В неоновом свете та казалась совсем старенькой и очень-очень уставшей. Она уже с трудом держалась на ногах, ссутулилась, а красная кофта-размахайка, казавшаяся такой яркой, нарядной и роскошной при дневном свете, сейчас выглядела застиранной мятой тряпкой.
– Бабуль, а можно я к тебе? – попросила Вика.
Когда она была маленькой, то очень любила спать с бабулей. И сейчас, оказавшись в номере, Вика приняла душ и юркнула под одеяло. Пристроилась, поправила подушку. Бабуля переоделась в длинную ночную рубашку и легла рядом. Вика втиснулась поближе и подставила голову – чтобы бабуля ее погладила. Так она всегда засыпала в детстве.
– А расскажи мне историю, – попросила Вика.
Эти рассказы-разговоры тоже были их давней традицией. Бабуля рассказывала маленькой Вике разные истории-притчи, которые были то ли правдой, то ли выдумкой, что особого значения не имело. Бабулины легенды Вика очень любила. Мама настаивала, чтобы на ночь она обязательно читала художественную литературу, а Вика боялась признаться, что бабулины рассказы заменяют ей и сказки, и приключенческие романы, и детективы, и фантастику. При этом бабуля никогда не повторялась – каждый вечер Вику ждала новая история. Стоило только «задать тему».
– Про что ты хочешь историю? – спросила бабуля, гладя ее по голове.
– Про любовь, – сказала Вика.
– Хорошо, слушай. Когда-то на месте нашего поселка было две деревни – одна у реки, другая подальше. Маленькие, но зажиточные. Там земля хорошая, дорогая, богатая. Все растет, что ни посадишь. И люди всегда жили жадные, или расчетливые, если хочешь. Не было ни транжир, ни гуляк. Знали цену и труду, и деньгам. За это жителей и не любили в других селах. Или завидовали богатству. Ну, и деревни, конечно же, спорили между собой, как бывает с соседями. Кто лучше живет, кто выгоднее продал товар, кто удачнее детей женил. А потом в той деревне, что ближе к реке, пожар случился. На ровном месте. Хлев вдруг загорелся, а жара стояла, ну и одна за другой постройки стали вспыхивать, как факелы. Пока тушили, половина деревни выгорела. Только черные головешки остались. Слава богу, люди не пострадали. Жители решили, что соседи поджог устроили. Специально. Или дурной глаз наложили. Пожелали плохого от зависти. Но что было, то было. Нужно восстанавливать дома, хозяйство налаживать. Все деньги, что в заначке у старосты имелись, на это ушли, да не хватило. А у кого в долг взять? Не у кого. Только у соседей. Вроде как виновных в поджоге. Но староста пошел, подарки принес, гордость свою подальше спрятал, просил, умолял помочь. И тот, староста соседский, денег дал. Вроде как по дружбе, по доброте. А спустя полгода пришел и стал долг назад требовать. Да еще и с процентами. А ведь только жизнь стала налаживаться, только дома выстроили, хлев восстановили, поле засеяли. Все деньги в хозяйство уходили. Не из чего долг было отдавать. Староста попросил подождать. Еще полгода. Но обиду затаил. Думал, что сосед в беде помогает по-человечески. Не чужие вроде люди – на одной земле живут, огород в огород, можно сказать. Скотина на общем поле пасется. Грибы и ягоды в одном лесу собирают. Про то, что в долг, разговора ведь не было. Прошел еще год. И вроде как историю эту забыли. Но старосты все помнили. Оба в обиде остались. Один считал, что сосед его обманул – взял деньги и не отдал. А второй, что вроде как ничего и не должен – соседи ведь поджог устроили, вот и расплатились, так сказать, за причиненный ущерб.
– Бабуль, это разве про любовь? – подала голос сонная Вика.
– Про любовь позже будет. Какая любовь без денег и без трагедий? – засмеялась бабуля. – Ну вот. Так они и жили. Как раньше, можно сказать. Соседи ближайшие, а хуже врагов заклятых. И тут староста второй деревни выпил лишнего, сел на лошадь и поехал к соседу – долг забирать. Что уж на него нашло в тот вечер? В общем, поехал. А в это время маленький внук старосты пострадавшей деревни, мальчишка семилетний, стащил у деда охотничье ружье. И с друзьями пошел белок стрелять. Ну, стреляли, стреляли эти поганцы да попали в проезжавшего мимо пьяного старосту-соседа. Да так попали, что насмерть. С одной пули сбили. Вот говорят, что пьяного судьба бережет, ан нет. Не сберегла. Убил этот пострелец, прости за каламбур, старосту. Вроде как случайно, не специально, а как докажешь? Все же знали, что тот долг поехал забирать. Мальчишка перепугался, деду, конечно, не признался. Матери сказал. А та тоже решила молчать. Только бабам в деревне рассказала и свекрови. Ну, свекровь мужа тоже боялась и решила «помочь». Бабы собрались ночью, лошадь подстреленного старосты отпустили, а его тело унесли в дальнюю сторожку, что на краю деревни. Ну и на следующий день в обеих деревнях переполох начался, крики, вопли, гомон, плач нескончаемый. Лошадь домой вернулась, но уже без наездника. А где староста? Нету. Может, волки в лесу загрызли, может, где пьяный упал и умер. Да нет же, ехал за долгом, значит, соседи убили.
– Бабуль, хватит, страшная история какая-то, – не выдержала Вика.
– Подожди, дослушай, сейчас смешно будет, – пообещала бабуля, увлеченная рассказом. – Так вот, в тот вечер все жители на границе между двумя деревнями собрались. Мужики с вилами, суровые. Бабы рыдают, волосы на себе рвут. Ну и требуют старосту вернуть. Хоть живого, хоть мертвого. Тут свекровь, бабушка, значит, того внука, который старосту подстрелил, вышла вперед, как старшая, и сказала, что тело они нашли и готовы отдать хоть сейчас. Муж ее, да и все мужики, понятное дело, не в курсе. Молчат и на жен зыркают. Бабы пошли, тело завернутое принесли и отдали. Ну, с той стороны жители кинулись разворачивать покрывало, и правда – тело есть, голый мужчина, без одежды. И без головы. То есть непонятно, кто это. То ли их староста, то ли другой какой мужик. Жену старосты к телу подвели для опознания, а та тоже не узнает. То ли муж ее, то ли нет. Особых примет-то не было. Ну голый и голый. Вроде ее, а вроде и нет. Родинка вроде была на плече. А может и не было. Она ж за столько лет в браке уже и не упомнит, где там родинки были. Давно не рассматривала. Мужа, считай, голым последние лет двадцать не видела. Ну и рыдать начала, вроде как позор – мужа собственного опознать не может. А где голова, спрашивается? «Так не было головы», – ответили бабы. Так нашли. Только тело обмыли. Если вы своего старосту узнаете, так забирайте, не жалко. Но жена старосты уперлась – без головы, мол, не возьму. Не мой муж. Не староста наш. «Правильно, – ответила жена нашего старосты, – если бы у него голова была, разве бы он пьяный сел на лошадь да к нам бы поехал? Нет, конечно! Ведь какой умный мужик был!» В общем, тело похоронили на задах кладбища, как неизвестного, а старосту решили считать «пропавшим без вести». Так и вдове его легче. А вечером староста нашей деревни позвал жену, усадил за стол и допрос учинил. Он-то сразу понял, что без нее тут не обошлось. Давно с ней жил. И знал, что хитрая, как лиса. Жена созналась, что внук по белкам стрелял, да старосту и подстрелил. Внук, надо сказать, любимый, в это время сидел на печке, только нос торчал – подслушивал и уже штаны спускал. Готовился, что пороть сейчас будут. Но староста захохотал. Никому, конечно, он не рассказал про то, что внук его соседского старосту подстрелил. Одной пулей с коня сбил. Но очень внуком гордился. Ремня, правда, ему задал по первое число – чтобы ружье больше не тягал, не прикасался даже. А после этого случая, едва страсти утихли, роман случился. Раньше ведь было негласное правило – на соседских, деревенских, не заглядываться. Никто бы благословения не дал. Нельзя было молодежи даже думать в ту сторону. А тут вот любовь. Настоящая. Старший внук нашего старосты влюбился во внучку того старосты, которого пристрелили. Они давно тайно встречались. А тут такие дела, что не до их любови совсем. Ну и наш староста свадьбу разрешил. И вдова соседского старосты тоже согласие дала. Видела, что внучка страдает, сохнет от чувств. Сыграли свадьбу, и вроде как вражда прошла. Деревни объединились сами собой. Староста наш хорошо руководил, справедливо, и его соседи приняли, признали за своего. Так что деревня стала еще более зажиточной и процветающей. Такая вот история про любовь.
