Маша Трауб - Ласточ...ка
Петя знал, что отец болен. Альцгеймер. Знал, потому что ему звонила новая жена отца – Соня. Рассказывала, что отец еще помнит, а что уже нет. Петя слушал и посылал деньги. Все удивлялся – как Соня чувствовала, когда ему стоит звонить, а когда нет. Если у Пети дела в бизнесе не шли – не было и Сониных звонков. Если удавалось заработать – Соня звонила.
Он прямо из аэропорта приехал в дом отца. Его встретила еще молодая женщина. По голосу он понял, что это и есть Соня. Энергичная, чуть полноватая. Ничем не выдающаяся внешне. В джинсах и футболке. Соня отвела его в комнату отца.
Отец Петю не узнал. Соня, стоявшая рядом, сказала, что он никого не узнает. Но Петя подумал, что и без Альцгеймера отец бы его не узнал – слишком много лет прошло. Соня говорила, что сиделка стоит дорого, что давно собиралась переводить отца в специализированную клинику, где уход, и вот уже наконец сейчас все документы будут готовы. Это «наконец» Петю резануло, но он промолчал.
– Как Наташа? – спросила Соня. Женщины разговаривали пару раз, но внутреннего интереса не было у обеих.
– Нормально, – как всегда, ответил Петя. Он замолчал, хотел рассказать, что Наташи больше нет, но не стал. Соне это было неинтересно.
– А ты в какой гостинице остановился? – поинтересовалась Соня.
– Пока ни в какой, – ответил Петя.
Соня хоть и улыбалась, но Петя почувствовал, как она напряглась.
Она ушла в магазин – купить продукты для ужина, если уж Петя приехал без предупреждения. Петя прошелся по дому в поисках туалета, не удержался и заглянул во все комнаты. Искал себя – на фотографиях, расставленных на тумбочках. Тетя Геня говорила, что отец специально отбирал из альбома снимки сына, когда уезжал. Но с фотографий ему улыбался незнакомый мужчина – подтянутый, загорелый. Петя понял, что это отец, только потому, что фотографий с мужчиной было больше. Он один, с Соней, в компании друзей. На кровати лежал совсем другой человек. Петя еще походил по комнатам, не зная толком, что ищет. Следы, напоминавшие о нем, о Пете.
Когда Соня вернулась, Пети уже не было. Он улетел назад, в Москву, не попрощавшись, поняв, что с отцом его связывает только родимое пятно – на руке, чуть ниже локтя. На столе он оставил деньги – все наличные, что были.
В Москве он пробыл несколько дней – улетел в Германию, в Мюнхен. Номер телефона матери ему еще несколько лет назад дала Соня. Петина мать звонила бывшему мужу – интересовалась судьбой квартиры тети Гени. Соня тогда перезвонила Пете и нервно продиктовала мюнхенский номер – пусть сам разбирается с матерью.
Петя поселился в гостинице и набрал номер. Волновался, хотя давно, еще в подростковом возрасте, с юношеской категоричностью решил для себя: у него нет ни отца, ни матери. Есть только тетя Геня. Ответила запыхавшаяся женщина. Петя представился. Женщина не отвечала.
– Давайте встретимся, – предложил Петя. Он обращался на вы. – Где вам удобнее?
Женщина долго не могла выбрать место. Предлагала одно, другое, сама с собой спорила. Петя листал гостиничный путеводитель. Увидел название популярного туристического кафе и предложил его. Женщина, мать, радостно согласилась.
Петя пришел заранее. Сидел и смотрел на дверь, разглядывая входящих. В кафе было многолюдно. За столиками сидели и одинокие женщины, по возрасту вполне годящиеся Пете в матери. Несколько раз он собирался встать и уйти – глупо было подходить к каждой посетительнице кафе и спрашивать: «Простите, не вы моя мать?» Прошло уже сорок минут с назначенного времени. Петя допивал вторую чашку кофе, когда к нему подошла женщина и спросила:
– Петя?
Петя рассматривал свою мать. И она ему не нравилась. Не нравилось все: бесформенное грязное пальто, берет на неухоженной голове, лицо, руки…
Мать села, взяла меню, кофта в катышках съехала, и Петя увидел ее запястья. С белыми бороздками шрамов. Она не смогла удержать в трясущихся руках папку, отложила и схватила сумку. Повернулась, повесила сумку на стул. «Нервная какая-то», – подумал Петя. И тут же себя одернул. Конечно, она нервничает – все-таки такая встреча.
Мать пришла с мальчиком лет пятнадцати.
– Это Павлик, – сказала мать, – твой брат.
Петя с неприязнью посмотрел на мальчика – тот сидел с заносчивым видом, как будто своим присутствием делал одолжение и матери, и Пете.
Павлик внимательно рассматривал меню. Петя отметил – Павлик читал не слева направо, а справа налево. Его больше интересовали колонки цифр. Паршивец, как назвал его про себя Петя, заказал самые дорогие блюда.
Мать не знала, куда деть сумочку, шейный платок, ноги… За столиком было тесно. Она без конца извинялась за опоздание, за Павлика, которого почему-то нельзя было оставлять дома одного… Вдруг она спохватилась, опять схватила сумочку, долго перебирала содержимое, вытащила расческу с намотанными на зубья черными волосами, а потом – пакетик.
– Вот, это тебе, подарок, – торжественно сказала мать.
Пете стало неудобно. Он совершенно забыл, что нужно что-то дарить. Даже цветов не купил. Он развернул пакет.
– Спасибо большое, – сказал он. Мать расцвела.
В пакете лежали одноразовые пробники с какими-то косметическими средствами – кремом после бритья, лосьоном. Такие дают в магазинах. Бесплатно.
– Ты стал таким взрослым, – сказала мать.
– Да, – ответил Петя. Он не знал, что в таких случаях – при встрече с матерью, которую не видел много лет, не узнал и уже понял, что вряд ли захочешь увидеть снова, – говорят.
Мать рассказывала про Павлика. В какой школе он учится, как дома читает по-русски Толстого.
Павлик морщился и исподлобья зыркал на мать.
Петя предложил выпить за встречу. Попросил у официанта винную карту. Мать заказала водку. Выпила. Через пять минут с просящей улыбкой заказала еще. Петя понял, что мать если не пьет, то попивает.
Мать, с пылающими щеками, рассказала, что с мужем развелась. С Павликом живут на социалку. С гордостью сообщила секрет – если отключать отопление в одной комнате, то деньги, не истраченные на тепло, возвращают.
– А почему вы на работу не устроитесь? – спросил Петя.
– Не могу, – наклонившись над столом, как о сокровенном, сказала мать. – Я не могу улыбаться, когда мне не хочется. А они улыбаются. Ты же меня знаешь…
Петя свою мать совсем не знал, но кивнул.
– И чего ты мне «выкаешь»? Я же тебе мать, – хихикнула она.
Петя опять кивнул.
– А почему с мужем развелись? – Он постарался выбрать фразу, в которой не было бы местоимений.
– Он в Москву вернулся, – пожала плечами мать. – Ему там, видите ли, лучше. А я не могу назад. Павлик уже европеец. А правда, что в Москве на вещевых рынках все дешево? – переключилась вдруг она.
– Не знаю, – ответил Петя.
Они вышли из кафе. Петя сказал, что уже улетает. Мать с Павликом пошли провожать его до гостиницы. В автобусе – Петя хотел поймать такси, но мать повела его на автобусную остановку, и Петя послушно пошел – она опять полезла в сумочку и достала еще один пакетик.
– Совсем забыла. Я думала, вы проголодаетесь. – Мать достала два банана. Лежалые, с черными точками.
Павлик демонстративно отвернулся. Он вообще за все время не проронил ни звука.
– Петечка, а ты можешь мне лекарства прислать? – спросила мать.
– Лекарства?
Мать начала объяснять, что здесь, в Мюнхене, все успокоительные лекарства, даже самые простые, только по рецептам. А в Москве, ей рассказывали знакомые, без рецепта и дешевле. И какие хочешь. Матери нужны были сильные антидепрессанты.
– Хорошо, – сказал Петя, держа в руке полусгнившие бананы.
– Вот я тебе и списочек написала, – опять полезла в сумку мать. – Адрес мой на листочке, внизу.
Уже около гостиницы она расплакалась и кинулась к Пете обниматься. Ему стало неловко и противно – от матери пахло немытым телом и водкой. Но оттолкнуть ее он не решился. Только аккуратно снимал с себя ее руки. Но мать цеплялась за его рукава. Пришлось вести ее в бар гостиницы и совать в трясущиеся руки бумажные салфетки. Мать хлюпала носом и шумно сморкалась.
– Два коньяка и сок, – заказал Петя.
Павлик взял сок и демонстративно пересел за соседний столик. Он усиленно делал вид, что не знает ни Петю, ни женщину.
Мать, глотком опустошив рюмку, теребила салфетку и со всхлипами рассказывала Пете, как она не может больше жить. Нет никаких сил.
«Сорвалась» она, как выяснилось, не тогда, когда рассталась с отцом Пети. Она его сама бросила, о чем Пете сообщила с гордостью. А когда ее бросил второй муж – отец Павлика, которого мать любила больше жизни. Она попала в больницу – «с нервами». Страдала оттого, что не знала, как дальше жить без него. Но в больнице поняла, как жить – на успокоительном в лошадиных дозах. Когда таблетки закончились, жить опять расхотелось. За новыми нужно было ходить к психологам, которых Петина мать считала шарлатанами. Она полоснула по рукам бритвой.
