Ариадна Борисова - Бел-горюч камень
Хотелось поскорее забыть о главном. О том, как мальчик плакал, стоя вниз пламенной головой. О нем самом Изочка не забудет.
Глава 13
Возвращение талисмана
Прошло несколько дней, и кто-то под вечер постучал в комнату. Неуловимо знакомый женский голос спросил из коридора:
– Мария Готлиб здесь живет?
– Здесь…
Мария встрепенулась, побежала открывать, хотя дверь не была заперта.
– Входите… Зина.
– Через рыбий трест тебя нашла, – сказала гостья, задыхаясь, сложила на колени большой мяч живота и села на предложенный стул. – Сказали, что Готлиб Мария сейчас в отпуске, а живет в общежитии на Байкалова. Ни номера дома, ни комнаты… Ну, язык, как говорится, до Киева доведет.
Серые глаза тети Зины в этот раз показались какими-то просветленными и радостными, без злых теней. Изочка затаилась в своем уголке за тахтой, приготовилась слушать: женщина, конечно, пришла не просто так…
Мария, с вытянутым от удивления лицом, машинально достала с полки чашки, хлебницу.
– Ты чаю не готовь, – замахала рукой тетя Зина. – Воды стакан выпью и пойду. Некогда рассиживаться, послезавтра уезжаем, попрощаться надо со всеми, манатки собрать, продать то-се… А это, – она торжественно положила на стол янтарный кулон, – не продала и возвращаю. Тяжело мне с ним расставаться, но должна. Загнать думала от нужды, другого-то золотишка не осталось.
– У меня нет денег, – напомнила Мария.
– А и не надо, твое же! – засмеялась тетя Зина. – Я, думаешь, из-за денег к тебе в такую даль перлась, из одной окраины в другую, да по всему городу искала? Считай, что ты давала мне камень на время. На счастье.
– Разрешились, значит, ваши проблемы?
– Вроде все налаживается, тьфу-тьфу, чтоб не сглазить, сама опомниться не могу… У меня, Мария, не поверишь, избавительница нашлась. Как с неба свалилась.
– Избавительница?..
– Я на базаре у ворот стояла с камнем, когда она ко мне подошла.
– Хотела купить?
– Нет… Я ж цену заломила – о-го-го, она только спросила. Я испугалась поначалу. Всегда таких, как она, боялась раньше, мошенницами считала. Потом нечаянно познакомились, Настей ее зовут. Разговорились слово за словом… До сих пор не пойму, как вышло, что я всю свою жизнь ей рассказала, и про Тугарина, какая дура была, и про Васькино предупреждение о его приезде, и про страх свой. Настя руку мою посмотрела и говорит: «Вижу, Зинаида, будущее твое. А будет оно хорошим и долгим, правнуков успеешь понянчить».
Заговорщицки вытянув шею и губы, словно собираясь открыть страшную тайну, тетя Зина громко прошептала:
– Цыганка она, и глаза у нее цветом разные!
– Разные? – переспросила Мария и бросила на Изочку изумленно-оторопелый взгляд.
– Цыганка-то цыганка, а связи у нее оказались надежные. Большое дело провернула. «Мы, – говорит, – до Усть-Кута на пароходе поедем, давай с нами». Вместе пошли к портовому начальнику Юрию Ивановичу. Настя ему сказала: «Никогда ни о чем не просила тебя, Юрий Иванович, даже за своих не просила, а за Зинаиду попрошу. В Уржум ей надо с семьей». И он сразу же согласился посадить нас бесплатно в четверг на пароход, который идет в усть-кутовский речпорт Осетрово. Спросил: «Перекантуетесь как-нибудь на палубе?» А я рада, мне ли выбирать! Не до шика, лишь бы скорее мотануть отсюда. Там по «железке» Лена – Тайшет отправимся и дальше, Юрий Иванович договорился с кем-то по телефону. При мне звонил, растолковал, к кому, куда обратиться. Они, начальники, оказывается, сообщаются между собой, выручают друг друга.
– Не обманут? – засомневалась Мария.
– Я, думаешь, об этом не кумекала? Прямо извелась вся! Может, – говорю своему Олегу, – гипноз? Может, загипнотизировала она Юрия Ивановича, как этот фокусник Вольф Мессинг, про которого в газетах пишут? Не зря же глаза у нее такие… Ведь и я как на духу ни с того ни с сего душу ей открыла! А Олег говорит: «Какая с нас польза? Хороших людей на земле много, и среди цыган встречаются».
Тетя Зина всхлипнула.
– Он и сам у меня хороший… Ну и я перестала голову ломать. Нет тут гипноза, нет выгоды никакой, когда человек человеку помогает. Не обманывает она меня. Зачем? Да и Юрий Иванович не цыган же, не жид какой-нибудь, русский человек… Начальник целого речпорта, а как уважительно с Настей разговаривал, поглядела бы ты! И знакомы, кажись, давно. Показалось даже – интерес у него к ней мужской… Да не мое это дело. Мне главное, что ни копейки своей я не потратила, довезут нас за просто так. На еду должно хватить. За мебель сегодня тоже наверняка выручу. Короче, появилась у меня надежда, что доберемся мы до Уржума без больших мытарств. А там Олеговы родители ждут, зовут… Пусть Змей прилетит, пусть город, как песок, просеет, мы – ту-ту-у! – ищи, стервец, ветра в поле!
Тетя Зина как-то странно, мелко-мелко затряслась и закрыла руками раскрасневшееся лицо.
– Тебе, Мария, спасибо, – проговорила сквозь пальцы, продолжая трястись.
– Мне-то за что?
– Как – за что? – страстно воскликнула гостья и отняла ладони от мокрого лица. – Как – за что?! Сама знаешь, какой человек Тугарин! А я?.. Я ж, пока с ним жила, в корысти ему не уступала! Что я, не помню, как люди ни за что от голода мерли на мысе? Помню! Помню, и жалко было, а корысть-то – больше!.. Мне, Мария, Хаим твой всю душу враз перевернул, глаза открыл, когда Змей собирался на Столбы к людоедам его послать за нельму стащенную! А знаешь, почему не послал?
– Почему?
– Потому, что Хаим спас гадюку Тугарина! Змей с похмелья молока напился, и оно внутри его свернулось, колом в горле встало. Если б не твой муж, смерть пришла бы гадине, и поделом! Мог бы не спасать, а спас… и Тугарин слово сдержал: не отправил в тюрьму на людоедский мыс, добыл где-то красный стрептоцид для тебя… Ох, чего я не передумала… о любви вашей, о жизни! Я после разговора с Хаимом на сто процентов изменилась, хотя и пяти минут с ним не разговаривала. Знаю – горе на мне людское, до конца жизни стану отмаливать, только бы на ребенке грехи мои не отразились…
Пока тетя Зина бурно плакала, уронив лицо в ладони, Мария стояла безмолвно и потерянно.
Успокоившись наконец, гостья глухо проговорила:
– Прости за все, если можешь. Береги свой талисман. Счастливый он, если и мне, левому человеку, помог. Жизнь, считай, сохранил. Настю-цыганку красотой своей привлек, а то не подошла бы. Я честно ей сказала: так и так, не мой кулон, вспомнила о тебе, о Хаиме. Настя говорит: отдай камень обратно, раз не твой… А я и сама хотела отдать…
Дрожа подбородком, тетя Зина улыбнулась Изочке, кивнула Марии:
– Ну, пойду. Прощайте. Счастья вам, синеглазые. Молиться буду за вас.
Мария в смятении провела по лицу ладонью, словно хотела снять с него невидимую паутину.
– Мамочка, а до Усть-Кута долго плыть? – спросила Изочка.
– Да, наверное, – рассеянно ответила Мария.
Даже не заметила, что дочь назвала ее не как обычно – не по имени. Глаз не отрывала от зеленого семечка, раскрытого в застывшей капле.
Изочка потом тоже долго разглядывала счастливый камень и все не могла им налюбоваться. Она была очень благодарна тете Зине. Женщина не обманула, не зря клялась Христом Богом – вернула камень. Даром вернула… Дайе Басиля помогла ей с поездкой. Хорошо, что хорошие люди помогают друг другу.
Мария положила кулон в резную деревянную шкатулку, где хранились янтарные бусы. Изочка знала, что однажды во время наводнения на Мысе Тугарина шкатулка с бусами попала в воду, и ее понесло по волнам. Нийоле, соседка Готлибов по юрте, закричала: «Боже, Боже, там янтарь, там наша маленькая Литва!» Тогда большой мальчик Юозас прыгнул в ледяное море и спас шкатулку, а потом долго болел… Жаль, что Мария рассказывала о тех событиях редко и скупо. Изочке не наскучивало слушать мамины воспоминания о пани Ядвиге и остальных. Пани Ядвига пережила болезнь и голод и всем помогла его пережить, а когда люди уже не сильно голодали, умерла… След Гринюсов и учительницы Гедре с дочкой затерялся. Мария говорила, что их послали работать в шахты, где добывают каменный уголь. Но сейчас она, наверное, вспоминает хорошего человека, подарившего ей чудесный камень.
– Мариечка, а фрау Клейнерц – учительница, машинистка или полы моет?
– Просто пожилая женщина. Немка.
– Немка? – удивилась Изочка. – Хорошая? Немцы же плохие!
Мария объяснила, что среди них, как в любом народе, есть всякие люди.
– И красивые?
– Конечно.
Это было удивительно. Все немцы на картинках и карикатурах в старых журналах казались страшными или смешными.
– А Клайпеда красивее Якутска?
– Невозможно сравнить, – Мария улыбнулась, но глаза были грустные. – Клайпеда – настоящий европейский город. Старший среди городов Литвы, ему больше семи столетий. Для меня он красивее всех других. Это единственный морской порт в Литве, который никогда не замерзает… не замерзал, даже если зима была холодная. Через Клайпеду дороги по воде и суше соединяли восток и запад… Вот станешь учиться в старших классах, купим глобус, и я покажу тебе Балтийское море. Маленькая точка рядом с ним – наша с Хаимом Клайпеда. Должно быть, она изменилась после войны. Отец Алексий, мой попечитель, писал, что большие сражения сильно разрушили ее…
