Леонид Филатов - Как хоронили Караваева (сборник)
– Громадное вам спасибо, Толечка! – суетилась сзади Эмма Григорьевна. – Вы позволите обратиться к вам еще раз, если понадобится?.. А то у Ивана Васильевича понос… Уж и не знаю, чего он такого съел…
– Разумеется, Эмма Григорьевна!.. – рассеянно отвечал Толик. – Какие проблемы!.. Всегда к вашим услугам!..
– Мы ведь не сильно обременяем вас, правда?.. – Эмме Григорьевне не терпелось узаконить свои претензии на будущее. – В конце концов, вы человек умственного труда. Физические упражнения вам только на пользу!..
– Это правда! – не успев отдышаться, Толик снова вцепился в чемодан. – Я вам даже благодарен. Если бы у Ивана Васильевича не случился понос, мне бы грозила полная атрофия мышц!..
* * *– Не получилось!.. – Толик впихнул чемодан в комнату и, не снимая плаща, рухнул на кровать. – Там, наверху, какая-то свадьба или проводы… Все выперлись на площадку и стали пялиться на чемодан… В общем, сорвалось!..
– Толик, а может, ничего страшного, а?.. – тетя Вера начала очередной сеанс своей наивной психотерапии. – Пусть все идет, как идет… Ну, будет обыск… Насколько я понимаю, в твоих произведениях нет ничего такого… криминального, что ли…
– А откуда тебе это известно? – язвительно поинтересовался Толик. – Ты уже второй месяц мусолишь мой рассказ и все никак не можешь его дочитать!.. А вдруг я новый Радищев?..
– Ну, ты же знаешь… – тетя Вера благоразумно отошла на оборонительные позиции. – У меня постоянное давление… Я не могу помногу читать… Глаза очень устают…
– А читать по ночам марксистские брошюры, – взвился Толик, – у тебя глаза не устают?.. Хочешь, я тебе скажу, что лежит у тебя под подушкой?.. Сказать?..
– «Антидюринг»… – конфузливо ответила тетя Вера. – Не забывай, что я всю жизнь проработала на кафедре марксизма-ленинизма. Это мой рабочий материал!..
– Но ты понимаешь… – Толик задыхался от сарказма. – Ты понимаешь, что человек, читающий по ночам Энгельса, подлежит срочной психиатрической экспертизе?.. Это же аномалия!..
– Толик! – голос тети Веры заметно окреп. – Ты сам всегда говорил, что человек свободен. Почему же тебе хочется, чтобы все думали так, как ты!.. Ты веришь в одно, а я – в другое!..
– Это-то и ужасно!.. – закричал Толик. – Мы с тобой антиподы!.. До какого кошмара мы дожили, если родная тетка – мой политический антипод!..
* * *…В телефонной будке Толик лихорадочно шарил по карманам, выгребая из них последнюю мелочь. Аппарат прилежно сглатывал монеты. По ту сторону провода напряженно молчали.
«Але! – надрывался в трубку Толик. – Кто это, Игорь или Лариса?.. Але, вы меня слышите?.. Ответьте же что-нибудь!.. Это Толик Парамонов!..»
Опять молчание. Слишком живое и выразительное для того, чтобы быть технической неисправностью. Толик беззвучно матерился, швырял трубку на рычаг и снова принимался искать очередную двушку.
«Але! – орал он через секунду. – Это Борис?.. А можно попросить Бориса?.. Скажите Анатолий Парамонов!.. Ах, его нет!.. А когда он будет?..»
Выдержав внушительную паузу, трубка ответила частыми гудками. Оставалась последняя двушка. Толик аккуратно вложил ее в прорезь аппарата и осторожно набрал номер.
«Але!.. Добрый день!.. Будьте любезны, Евпатия или Аглаю!.. Они на даче?.. А с кем я говорю?.. Соседка?.. Да нет, просто скажите, что звонил Парамонов!..»
Двушки кончились. Можно было бы, конечно, разменять пятаки, да что в этом толку!.. Толик оглянулся по сторонам. За мутным стеклом телефонной будки размыто, как на экране неисправного телевизора, двигалась безразличная толпа со смазанными лицами, текли ленивые потоки машин. Обычный тухлый московский пейзаж. Ничего такого, что могло бы смутить глаз или ухо. И все-таки Толик сжался от мгновенного и острого чувства опасности. Чувство это не покидало его весь последний день, но именно сейчас обострилось до предела. И вроде бы этот тип в польском плаще и с полиэтиленовой авоськой ничем не отличался от остальных мужичков, вяло топтавшихся у табачного киоска, но волчья интуиция Толика безошибочно выхватила из тысячи других прохожих именно этого невзрачного типа – слишком безразличный взгляд, слишком настороженный профиль. Следят, сволочи!..
Толик еще с полминуты оставался в будке, делая вид, что набирает очередной номер, – ему хотелось как следует запомнить внешность человека с авоськой, – а затем стремительно выскочил на улицу и ринулся в толпу…
* * *…Он то замедлял шаг, то снова набирал скорость. Мало-помалу погоня начинала его забавлять. Спину покалывали мурашки, холодные и острые, как пузырьки в газировке, но Толик знал, что это не страх. Это было то веселое, дерзкое и куражливое состояние души, которое запомнилось ему еще со школьных времен, когда «замоскворецкие» ходили на «марьинорощинских». Человек в польском плаще продолжал двигаться за ним, держа руку с авоськой чуть на отлете, точно в ней находилось нечто такое, что всякую секунду может взорваться…
* * *…В троллейбусе они снова оказались рядом. При близком рассмотрении преследователь и впрямь оказался совсем бесцветным: блеклые глаза, рыжие реснички. Ну что ж, все правильно. ОНИ дело знают, таким и должен быть профессиональный филер.
Толик подобрался к преследователю совсем близко – пусть знает, козел, что я его рассекретил! – и принялся настырно сверлить его зрачками. Тот рассеянно отстранился, исподлобья взглянул на Толика, по лицу его скользнула тень не то удивления, не то смущения, не то досады – Толик победительно отфиксировал последнее! – и опять бездумно воззрился на бегущий за окном городской пейзаж…
* * *…Толик выскочил из троллейбуса где-то в районе Кропоткинской. Некоторое время он шел не оглядываясь, наконец не выдержал и обернулся. Тип с авоськой, ничуть не скрываясь, следовал за ним.
В далекой диссидентской юности Толику попался в руки какой-то роман из жизни народовольцев. Революционеров Толик не любил, книжка ему активно не понравилась, но кое-какие полезные сведения он оттуда все-таки выудил. Ну, например, способы обнаружения слежки.
Сделав еще несколько шагов, он внезапно свернул в переулок и юркнул в дворовую арку. Двор был тупиковым. Толик прилично знал этот район – неподалеку находилась музыкальная школа, где он проучился целых два года.
* * *…«Хвост» появился через несколько минут. Толик схватил его за лацканы плаща, рванул на себя и тут же прижал к стене. «Хвост» смотрел на него испуганными линялыми глазками и не делал никаких попыток освободиться.
– Вот что, боец невидимого фронта!.. – Толика прямо распирало от собственной отваги. – Передай своим соколам, что я их не боюсь! У вас есть все – тюрьмы, лагеря, доносчики, а я вас не боюсь, понял?!
Толик еще раз тряхнул преследователя за плечи, словно желая убедиться, дошел ли до него смысл сказанного. Раздался странный звук – что-то хрустнуло и чавкнуло одновременно. Толик отшатнулся. На земле валялась полиэтиленовая авоська, полная разбитых яиц. Яичная лава неторопливо текла по Толиковым башмакам…
– Лида!.. – высоким голосом закричал «хвост». – Вызови милицию!.. Или позвони соседям!.. На меня какой-то придурок напал!.. Он меня аж от Никитских ворот пасет!..
Толик оглянулся. В окнах замелькали люди. Какая-то женщина истошно закричала. В подъезде захлопали двери. Кто-то невидимый, грохоча каблуками, уже сбегал по лестнице.
– Простите меня!.. – задушенно сказал Толик. – Это недоразумение… Я просто обознался… Вот десять рублей… К сожалению, у меня с собой больше нет… Это вам за яйца…
* * *…Телик уже целую минуту барабанил в металлическую дверь. Как ни странно, именно перед этой дверью он стал понемногу успокаиваться. Здесь ему откроют, не могут не открыть. Просто мастерская находится далеко отсюда, в самой глубине подвала, – пока услышат стук, пока поднимутся по лестнице…
Наконец послышались шаги, заскрежетала отодвигаемая щеколда. На пороге стояла Аглая. Толик привычно потянулся для поцелуя, Аглая резко отстранилась. Это было отступление от традиции. Впрочем, для Толика это была уже не первая неприятная неожиданность за последние сутки.
Внизу, перед самым входом в мастерскую, Толик предпринял еще одну вялую попытку обнять Аглаю, но та была настороже и успела перехватить его руку:
– Не надо, Толик!.. Евпатий дома… Да вообще не надо… Скучно все это… Скучно и противно… Извини.
Да, привычный Толиков мир рушился на глазах. Что они, честное слово, с ума посходили, что ли?.. Неужели они всерьез допускают, что он, Толик, может стать предателем?..
Бородатый Евпатий в черном свитере, перепачканном краской, размашисто лупил кистью по холсту. Он не обернулся на вошедшего, но по его мгновенно напрягшейся спине Толик понял, что его приход не остался незамеченным.
В центре мастерской громоздился уродливый пандус, грубо задекорированный то ли под холм, то ли под лужайку. На пандусе, склонившись друг к другу, сидели две голые девицы в васильковых веночках.
