Владислав Картавцев - Династия. Под сенью коммунистического древа. Книга первая. Лидер
Это было важно, поскольку Рабочев как никто другой понимал, что, о чем бы ни говорили, рано или поздно переходят к разговорам о политике. Другое дело, к женщинам это правило относилось в гораздо меньшей степени, чем к мужчинам, но все равно – имело место быть. В конце концов, по косвенным признакам он выяснил, что Марфа Иоанновна Голицина – заведующая Фондом – была истым белогвардейцем в юбке, и говорить о пролетарской справедливости и уповать на социальную потребность общества при ней не стоило. Это намного упрощало дело, и Рабочев, словно змей-искуситель, стал втираться к ней в доверие.
Для первого очного знакомства – а оно состоялось на приеме, устраиваемом Фондом по случаю дня Русского Самодержавия – он специально заказал в ателье особый наряд: кашемировое пальто, исполненное по образу и подобию гоголевской шинели, и сюртук с золочеными позументами и галунами, которые были в ходу у гражданских служащих на излете Российской империи. Таким образом, ему сразу удалось выделиться из толпы и позиционировать себя, как рьяного монархиста и апологета истинного устройства России – без всяких тебе большевиков и прочих интернационально ориентированных маргиналов. И хоть многие из присутствующих на дне Самодержавия смотрели на него, как на клоуна, но зато его наряд и манеры нашли живой отклик в сердце Марфы Иоанновны Голициной – недаром в тесных партийных кругах Рабочев имел репутацию человека, способного влезть без мыла, куда угодно, и многие очень завидовали Ивану Ивановичу, что у него есть такой способный малый на побегушках.
Марфа Иоанновна, как организатор, сидела в президиуме, и просто так подойти к ней без веской причины было невозможно. А принимая во внимание, что Рабочев получил приглашение на прием кружным путем (он не мог использовать связи Ивана Ивановича напрямую – учитывая, что его хозяин был видным новым русским коммунистом и, мягко говоря, не пользовался любовью среди московских монархистов), поэтому ему пришлось уже на месте соображать, как реализовать свой шанс.
Прием был разделен на три отделения. Первое – официальная часть, в которой произносились речи в честь русской невинно-убиенной монархии, озвучивались надежды на появление на Руси нового царя и принималось коллективное решение придать анафеме большевиков – прошлых и нынешних. Рабочев погрустнел: после всего здесь услышанного стоящая перед ним задача представлялась ему все более и более неразрешимой – трудно было представить, что Марфа Иоанновна могла хоть на мгновение подумать о том, чтобы выделить казенное помещение под художественную галерею видного коммуниста.
Во втором отделении был бал. Дамы в платьях до пола и кавалеры во фраках и смокингах кружились в танце, и мелодии, льющиеся с балкона (где музицировал специально приглашенный симфонический оркестр имени царедворца Гришки Распутина) обволакивали гостей нежными чарующими звуками вальсов, полонезов, а напоследок – даже мазурки. К тому времени Рабочев окончательно пришел к выводу, что впервые в жизни он не знает, что предпринять. Ссылаться на авторитет Ивана Ивановича было даже еще более опасно, чем ему представлялось прежде. Если бы присутствующие прознали, что Рабочев является коммунистическим агентом, его бы прогнали сквозь строй шпицрутенов, обваляли бы в перьях и залили бы смолой, а потом выгнали бы с позором на мороз. И он решил просто напиться – благо, в распоряжении гостей были разнообразные качественные напитки и непростая закуска.
Можно сказать, что Рабочеву повезло. Он махнул пару стопочек коньячку и почувствовал себя много лучше. Голова опустела, излишние мысли куда-то ушли, и тут на счастье как раз заиграла мазурка. И Рабочев, сделав вывод, что терять ему все равно уже нечего, решил напоследок оттянуться в зажигательном танце. Пары для него не нашлось, но одет он был представительно и, поддавшись внезапному внутреннему порыву, дерзнул пригласить на танец саму Марфу Иоанновну. Он бегом поднялся в президиум и упал на одно колено перед управляющей, смотревшей на него ничего не понимающим взором, быстро схватил ее за руку и осыпал ее страстными поцелуями. Потом прижал к сердцу и срывающимся голосом попросил ее разделить с ним танец – чем она окажет ему великую честь и навсегда завоюет себе еще одного страстного поклонника.
От такой пылкости глаза Марфы Иоанновны увлажнились, и она милостиво согласилась. Рабочев подхватил ее за руку и вывел в центр залы. Остальные пары расступились, с удовольствием предоставив им возможность продемонстрировать свое умение. Рабочева охватил настоящий кураж: он чувствовал в себе силы, способные искривить земную ось, а мазурку обожал еще с детства – когда родители сбыли его с глаз долой в студию классических и современных, и народных танцев. Но здесь необходимо небольшое пояснение.
Многие из нас еще помнят СССР. Да что там многие – очень многие! Но есть уже и те, что родились в так называемой «Новой России», которая, конечно, является только самым большим осколком бывшей когда-то, действительно, могучей и великой империи. А в ее развале виноваты, как раз, коммунисты, к коим и относил себя Рабочев. В связи с чем, его иногда мучили угрызения совести, хотя он был и не виноват.
Так вот, Советский Союз (хоть теперь его модно презирать и недооценивать) был совсем не таким дремучим, как представляется при взгляде с позиции сегодняшнего дня. Тогда было много хорошего, например, государственная программа всестороннего развития детского творчества и спорта. И еще много чего – впрочем, как и спорного, и даже совершенно неприемлемого.
Например, в студии танца, куда ходил Рабочев, были отличные преподаватели, и трудились они за совесть. Они учили детей не только пролетарскому гопаку и лезгинке, но и вполне себе буржуазным и империалистическим танцам: вальсам, танго, гавотам и даже мазурке. Которая особенно нравилась маленькому Рабочеву – поэтому именно в ней он и преуспел. Он даже несколько раз принимал участие в общегородских танцевальных конкурсах, где занимал места не ниже десятого. И это умение ох как пригодилось ему сегодня.
Когда пара Рабочев – Марфа Иоанновна вышла в центр залы, оркестр по мановению дирижерской палочки грянул знаменитую мазурку из польского акта «Жизни за царя» «Ивана Сусанина» Глинки. Рабочев всем телом ощутил подлинный восторг от наполняющей пространство чарующей музыки, подхватил свою партнершу и вовлек ее в грациозный вихрь попеременных танцевальных па. Сказать по правде, поначалу он несколько сомневался в способностях Марфы Иоанновны его поддержать, но она не ударила в грязь лицом и наглядно подтвердила свою принадлежность к древней аристократической фамилии. Она кружилась с Рабочевым в безумном завораживающем танце, и ее движения были настолько свободными и органичными, что им могли бы позавидовать даже видавшие виды преподаватели хореографии старой школы – не говоря уж о новых так называемых профессионалах.
На протяжении всего танца никто из гостей так и не рискнул составить им конкуренцию. Они кружились в полном одиночестве, и музыка звучала только для них. Когда же она закончилась, и Марфа Иоанновна и Рабочев остановились, на них обрушился гром аплодисментов, сравнимый разве что с грохотом разверзнувшегося чрева вулкана в момент очередного приступа. Триумф был налицо, а сама Марфа Иоанновна была настолько возбуждена и довольна, что пригласила Рабочева к себе в президиум с целью продолжить такое внезапное и такое бурное знакомство.
А здесь уже Рабочев оказался в своей тарелке: он балагурил без остановки подобно поручику Ржевскому, завлекающего даму на французское барбекю где-нибудь на высоком берегу Сены, рассказывал анекдоты и всячески заострял внимание на том, что сам он истый монархист и всегда готов послужить на благо Романовых, ну, или кто там будет вместо них. Марфа Иоанновна благосклонно взирала на него и даже чуть-чуть улыбалась: ей уже нравился этот галантный молодой кавалер во френче и с замашками настоящего драгунского офицера. Или гусарского? Но, впрочем, это казалось совсем неважным, ведь и те, и другие отличались пылкостью, прямотой и любвеобильностью. И Марфа Иоанновна даже на минуту вообразила себя графиней серебряного века (или даже княжной!), и ей стало хорошо и очень тепло на душе.
Рабочев видел, что продвигается в правильном направлении и всячески старался развить успех. Он уже полностью вжился в роль и теперь подлинно чувствовал себя потомственным царским офицером, награжденным за храбрость в боях золоченой именной шашкой и Егориями всех степеней, начиная с четвертого. Что не могло не сказаться на отношении к нему других. Сразу же стали понятными и френч, и пуговицы с позументами, и его умение танцевать мазурку.
Вскоре Рабочев стал для Марфы Иоанновны совсем за своего. А ведь не прошло еще и двух часов, как она его впервые увидела! Рабочев вызывал в ней подлинное восхищение своим красноречием, и она могла бы слушать его еще несколько часов кряду, но настала пора переходить к третьей заключительной части, во время которой должны были вручаться премии и гранты особо ревностным почитателям монархии, чьи имена заранее определило авторитетное жюри посредством закрытого голосования.
