Марина Болдова - Курсистки
Она тогда выгнала его, ничего не ответив. Ей нужно было подумать, а еще важнее было поговорить с Зинаидой.
Она вытрясла из нее все, даже имя и адрес. Наблюдая за полными страдания глазами Зинаиды, она вдруг сделала открытие, ошеломившее ее своей очевидностью: ее подруга любила Шляхтина. И чутьем почуяла: было у них все. Она решила ничего не говорить ей, но, разозлившись на бывшего мужа за такую наглость: крутить шашни с ее подругой практически на глазах ее, Валерии, начала выстраивать в воспаленном мозгу четкий план. Во всем обвиняя только Шляхтина и только его, оправдывая слабость Зинаиды, той женщины Светланы и свою слепую глупость заодно, она решила, что такая дрянь не имеет права портить им, женщинам, жизнь. Враз поместив в один лагерь себя и всех обиженных любовниц Шляхтина скопом, в другой – одного Шляхтина, Валерия осудила его и приговорила к расстрелу. При этом она четко знала, где возьмет оружие: оставить ночевать у себя Зинаиду под предлогом, что не хочет оставаться одна, не составит труда. Зинаида всегда терпеливо сносила любые капризы Валерии.
Не дождавшись ее согласия на развод, Шляхтин все взял в свои руки. Она получила повестку в суд, разрыдалась на плече Зинаиды, а когда та ушла заваривать чай на кухню, вытащила из брошенной в коридоре кобуры пистолет и тихо выскользнула из квартиры…
Автобус был пуст. Привычный к виду женских потухших лиц шофер, равнодушно закрыл за пассажиркой дверь. Валерия посмотрела в окно. Заляпанное грязью с наружной стороны, оно оказалось для нее зеркалом: из него на Валерию смотрела пожилая женщина с короткой стрижкой и очками на носу: восемь лет Валерия Георгиевна Шляхтина провела, склонившись над швейной машинкой.
Глава 6
Все бы хорошо, если бы не жена. Про такой брак говорят «угораздило». Да, женившись «по залету» безбрежного счастья не обретешь! У Клима давно уже сложилось мнение, что он в тупике. В смысле, что и сам тупой и жизнь тупая. Права была бабушка, когда говорила ему про «свой круг». Он тогда яростно защищал свою будущую жену, молоденькую девочку из семьи рабочего – токаря. Только придя в первый раз к ней домой, он слегка засомневался: а нужны ли ему такие родственнички? Его скоренько усадили за стол, уставленный мисками с домашними заготовками и водкой. Водка все не кончалась, ради будущего зятя прикупили ящик в соседнем с домом киоске. Будущий тесть то и дело хвастался, сколько он заплатил за пойло, как удалось облапошить киоскершу, хоть и ушлую, но все же бабу – куда ей до мужицкого ума! Потенциальная теща трещала про огород, с огурчиками да малинкой, дочка при словах «а какая у нас клубника!» мечтательно закатывала глазки, хозяин дома одобрительно покачивал головой и все время приговаривал что – то про лишнюю пару рук в доме. Что б тогда насторожиться ему, Климу! Повнимательнее к мамочке необъятной присмотреться, к роже в красных прожилках папаши и бежать, бежать от них, не пригубив паленой водки. Но – вот она деликатность, воспитанная бабушкой! И пригубил, и чем – то там закусил, а проснулся – кровать чужая с железными шишечками и жар по всему телу от пуховых подушек и перины. А рядом… даже не прикрытая простыней Ларочка, сонно причмокивающая пухлыми губенками. И шепот по ту сторону двери комнаты. Стоило пошевелиться только – дверь распахнулась, и на Клима уставились две пары счастливо – похмельных глаз. Через минуту к ним присоединилась третья – младший брат Ларочки, двенадцатилетний Костик пролез между папаниных ног и с любопытством рассматривал оголившуюся попку сестры. «Мам, а у меня тоже вырастет такой большой?» – громко спросил малец, переведя взгляд на Клима, и тот вдруг опомнился. Заметался, ища свои джинсы, но, споткнувшись об умильный взгляд Ларкиной мамаши, рухнул обратно в кровать. Ларочка, хлопая глазками, обрадовано зачирикала, смекнув, что родители все организовали как надо. И Климушка теперь никуда от нее не денется.
Он даже не вспомнил, девушку ли оприходовал, но Ларка вскоре оказалась беременной и разродилась весной сыном.
Если бы не разборки в семье Петькиных между братом и сестрой, он так и не узнал бы, что ребенок не его…
Клим брел по ночному городу, пьяненько покачиваясь и напевая себе под нос простенькое "ла-ла-ла". Думать это не мешало, а подумать было над чем. Вроде как любовь к молодому телу Ларочки превратилась в тягомотный секс с полногрудой и полнопопой чужой бабой. И, что удивительно, Клим ей не изменял! Загрузив себя работой так, чтобы приходить за полночь и уходить засветло, он награждал себя ежедневной порцией пива в ночном пабе, но утром (о, ужас!) было не отвертеться. Жили они в трехкомнатной хрущевке Петькиных и не потому, что туго было с квадратными метрами: от отца, который давно уже перебрался к соседке, пустовала отдельная квартирка, просто рай тишины! Нет! Его жена не желала съезжать с площади, оставленной родителями: Петькины – старшие выписались в деревенский дом умершей бабки Лары. Наследство было дадено на Ларку и ее брата, но, зная пропойный характер Костика, сестра боялась оставить жилье без присмотра. Она гнала его в подворотню к дружкам, но тот, хоть и пьянь пьянью, а соображал – вытурит его добрая родственница окончательно, если он не будет появляться в доме. Климу до этих разборок дела не было, но, будучи по природе своей человеком справедливым, он как – то поговорил с Костиком, чтобы тот не тянул с оформлением своих прав. А, для этого, сказал он, нужно приватизировать квартиру в равных с сестрой долях. Костик растрогался, приобнял родственника поневоле и выдал: "Классный ты мужик, Клим! И чего с этой шлюхонкой живешь! Да еще и байстрюка воспитываешь!" Клим ему поверил сразу. Уж больно не похож был сынишка на него. Да и на Ларку тоже. Третья сторона в процессе зачатия просматривалась, только доказательств – то у Клима никаких не было.
Он тогда так ей ничего и не сказал. Решил повременить, пока с работой точно не определится: по контракту светила ему поездка в Штаты на год. Вполне определенно светила.
Клим шел и обдумывал, как бы изловчиться и рассказать об этом Ларке попозже, а лучше в день отъезда. Ларка ведь в курсе была, что сотрудник Клима Репин выехал с семьей, это даже приветствовалось американской стороной. А Климу брать с собой довесок в девяносто Ларкиных килограммов не хотелось. Позора не оберешься от горластой бабы, любимым делом которой было установление собственного порядка везде, куда ступала ее ножка тридцать девятого размера.
Притормозив на красный сигнал светофора, Клим понял, что уже прошагал лишний квартал. Можно было пройти наискосок сквозь дворы, по протоптанным в траве дорожкам, но Клим решил, что не стоит: накрапывал дождь, с утра никак не спрогнозированный синоптиками, а на Климе были светлые брюки и штиблеты в дырочку. Зажегся зеленый, Клим мельком посмотрел на остановившуюся у белой черты изящную иномарку и замер. За рулем сидела и нервно постукивала тонкими пальцами по кожаной оплетке Ксюша Ляшенко. Они не виделись со дня ее выпуска из школы Агнессы Бауман. Ксюша практически сразу уехала в Лондон, равнодушно станцевав на выпускном балу с ним, Климом, прощальный вальс.
Клим дернулся, задев нечаянно рукой зеркало, поскользнулся в луже и упал. Последнее что он увидел – испуганные глаза молодой женщины.
Глава 7
– Ты опоздала! – Буклеев не отводил взгляда от Ксюшиного лица, словно боясь не пропустить момент, когда она начнет врать в свое оправдание. Ксюша молча и устало пожала плечами. Ссориться не хотелось. Она и так сегодня пошла против себя, согласившись на свидание в его доме.
А Марат Буклеев не верил никому. Должность обязывала. Политик со стажем он и жил, как работал – интригуя и подозревая в вероломстве каждого. Ксюше было трудно, работа в банке отнимала много сил, и ей хотелось только одного – покоя. Но этого – то она как раз и не имела. Каждая их встреча начиналась с допроса: почему так хорошо выглядишь, или, наоборот: от чего же, ты, дорогая, так устала – не второй ли я у тебя сегодня в очереди? Вначале она обижалась, даже начинала плакать, оправдываться, боясь лишний раз посмотреть на гневливого любовника. Но потом заметила, что он как – то уж быстро успокаивается, глядя на ее слезы. Теперь она просто пропускала мимо ушей его вопросы и придирки. Но, на этот раз уйти от объяснений не удалось.
– Ксения! Я с тобой говорю! – начальственный тон не оставлял надежды: ее собирались воспитывать.
Вот ведь не любила она Марата! И любовь с его стороны была с умыслом: властная жена не давала ему и рта раскрыть, когда он пытался ввести свои порядки в доме. Разница в возрасте с Маратом была всего год, но Ксения понимала, что Марат так и остался тем мальчиком при авторитарной маме (а потом жене), которому нужно на ком – то разряжаться. На работе истинное лицо не покажешь – глядишь, отодвинут в сторону зарвавшегося начальника. Ксения понимала Марата: с ней ему было удобно. Но, зачем ей был нужен он, она не знала. Порвать отношения не удавалось: Марат так пугался, что ее потеряет, что она поневоле пугалась вместе с ним.
