Марина Болдова - Курсистки
– Представляешь, если бы этот Степнов не пошел проверить гараж! А, если бы эта старушка про машину не сказала? Или про мальчика? Мисс Марпл! Всевидящее око! А, если бы ты не заподозрил, что это Тошка? Как ты догадался, Гордей?
– Не знаю. Догадался. Место глухое, женщина пришлая, ребенок. Как-то так, сложилось.
– Молодец! Сейчас ее допросят, она скажет, где Тошка. Он жив, я знаю.
Гордей промолчал. Хорошо бы, так. Но ему очень не нравилось то, что Кучнев увез мальчика. Очень не нравилось!
– Что ты молчишь, Гордей? Что-то не так?
– Я думаю, может не нужно пока беспокоить Соню? Пусть сначала Борин допросит Косову, – осторожно предложил Гордей.
– Ты думаешь, что?…Нет, он жив!
– Возможно. Но где?
– Ладно, я звоню Борину. Где телефон?
– Звони, – он протянул ей карточку с номером телефона Борина.
– Леонид Иванович? Это Вика Лунева. Мы можем к вам подъехать? Хорошо, скоро будем, – Он будет ждать у больницы. Косова только что пришла в сознание, – сказала она Гордею.
Глава 37
– Мне нужно задать ей пока один вопрос, – Борин смотрел на врача, загораживавшего вход в палату.
– Пока невозможно. Она в сознание всего несколько минут.
– Похищен ребенок, эта женщина – преступница. Она должна сказать, где она его держит.
– Хорошо, – согласился врач, открывая перед Бориным дверь.
– Следователь городской прокуратуры Борин, – сухо представился он, стараясь не показывать своего отвращения к лежащей на кровати женщине, – К вам, Косова, у меня только один вопрос и я советую на него ответить. Где сын Софьи Гурской?
– Не знаю, о чем вы, – она отвернулась к стене.
– То, что это вы похитили ребенка, факт. Вас опознала соседка по даче Гурских и Вера Сергеевна Мочалова, соседка Кучнева. Ребенка видели с вами. Ну?! – в голосе Борина послышалась угроза.
– Колька его отвез куда-то.
– Точнее? Только не нужно утверждать, что вы не в курсе.
– Точно не знаю. Мне это неинтересно. К цыганам. Он у них наркоту покупал. Задолжал много, придурок. Не найти вам его. Пусть Сонька мучается! Сука! Из-за нее я здесь! – перешла Косова на визг, но Борин уже ее не слушал.
Около приемного покоя он увидел машину Гордея Прохорова. Гордей и Вика кинулись к нему.
– Что, сказала?
– Все, что она знает, это то, что Кучнев отвез ребенка к цыганам, – Борин смотрел на Гордея.
– Я понял, – ответил Гордей, – Отвезите Вику, я позвоню, как только что – то выясню.
…Он никому не рассказывал, почему живет не со своими. Никому, кроме Агнессы Бауман. Скрой он от нее это, она не взяла бы его на работу. Он пришел к ней в тот момент, когда его пятнадцатилетняя дочь еще была больна. Больна так, что не было никакой надежды, что она поправиться.
Он очень любил свою жену. Любил так, что прощал все. И был слеп. А потом было уже поздно себя казнить. Вынимая тело жены из петли, он не видел ничего вокруг. А в дверях ванной комнаты стояла и беззвучно плакала их десятилетняя дочь. Маленькая копия его покончившей со своей жизнью любимой женщины. В этот день девочка замолчала и перестала улыбаться. На следующий день после похорон Гордей с дочкой уехал в Бугры. Подальше от дома.
Агнесса вылечила Лейлу за один раз. «Я только сняла с нее испуг», – сказала она Гордею. А через год она радовала отца белозубой улыбкой.
Теперь он ехал к своему брату, рассчитывая на его помощь. И на разум своих соплеменников.
Глава 38
Казалось, что в комнате собрались те, кому не о чем поговорить, так было тихо. Соня то и дело подходила к окну, выглядывала во двор и садилась снова на кроватку сына. Вика так же молча листала первую, попавшую ей в руки, детскую книжку. Это был альбом для раскрашивания с рисунками героев мультфильмов. Сидеть она не могла, так и ходила по комнате, стараясь чаще оказываться рядом с окном, но так, чтобы не заметила Соня. Только Анна терпеливо ждала звонка Гордея Прохорова, сжимая в руке мобильный телефон. Она была уверена, он позвонит, как только будут новости.
С того момента, как Вика приехала и сказала, где находится Тошка, они не обменялись и парой фраз. Все слова теперь были лишними, осталось только ждать. И они ждали.
Анна смотрела на бескровное лицо Сони и думала о том, что было бы с ней, если бы ее сын… Но, у нее не было сына. И дочери. И не было надежды. «Ты можешь сколько угодно обвинять в этом Софью, но легче тебе не станет, поверь», – говорила ей Агнесса, держа ее руки в своих. Анна чувствовала, как из ее сухих твердых ладоней перетекает к ней некая жизненная сила, успокаивающая и дающая мудрость. «Ты можешь ее ненавидеть, но эта ненависть в конечном итоге съест тебя, выпьет из тебя все соки, и ты превратишься в озлобленное существо, все мысли которого направлены на одно желание – желание отомстить», – продолжала Агнесса. «Бабушка, как жить без любви? Без детей? Неужели, у меня не будет ни одного счастливого дня?» «Ну, это зависит от того, как ты сама будешь относиться к тому, как живешь. Если не можешь победить обстоятельства, прими их. Оглянись, ты можешь помочь другим», – настаивала Агнесса. «Я?!» «Ты. Бог дает тебе выбор: либо жить и умереть в злобе, либо прожить жизнь, даря любовь другим. Там, на небесах, важно только то, сколько энергии любви ты накопила за свою земную жизнь. А злобой питаются совсем другие силы, девочка, сама знаешь». Анна верила ей, верила безоговорочно, даже, когда боль и отчаяние затмевали сознание…
«А бабушка была права. Я могла бы закончить свои дни, как Косова», – решила она. Вика, наконец, устав от бесполезных метаний по комнате, примостилась на стул, стоящий возле компьютерного стола. Она поймала себя на мысли, что невольно рассматривает задумавшуюся о чем-то Анну. «Какое лицо у нее необычное. Словно светиться изнутри. Глядя на нее, даже мысли об ее причастности к чему-то плохому, а тем более преступному, не возникнет. В ней что-то есть от Агнессы, то, как она смотрит. Словно знает о тебе все. И все понимает и прощает, что не так. Но, жалости она точно не вызывает», – подумала она, покосившись на палку, стоящую рядом с креслом Анны.
Первым зазвонил сотовый Софьи.
– Да? Леонид Иванович? Нашли? В первой детской? Что с ним? Просто спит? Конечно, нужно, чтобы врач осмотрел. Я приеду, сейчас же! Хорошо, дождусь Гордея, – Софья облегченно заплакала…
Глава 39
Татьяна Сердюк, в прошлом Танька Косова, в бессильной злобе смотрела в больничный потолок. Она уже сосчитала все трещины, счетом двадцать одна, две вмятины, три лампы в светильнике, четыре пожарных датчика. Она скосила глаза направо. Дверь и умывальник. Налево – уличное окно с решеткой и возле него обшарпанный стол. Прямо она старалась не смотреть. Там находилось огромное окно, почти во всю стену. А за стеклом двигались люди. В форменной одежде. Медсестра в белом халате и мент в кителе. Молоденький сержант что – то говорил девушке, склонившись к самому ее уху. Девушка улыбалась. А ей, Таньке Косовой, оставалось только задыхаться от злобы и зависти, проклиная свое, ставшим опять непослушным, тело.
28.08.07 г.
