Елена Ронина - Культурный конфликт (сборник)
Очень колоритная на подготовительном отделении у Антона была учительница по сольфеджио, такой солдат в юбке. Говорила командным голосом, дети ее как огня боялись.
По итогом года она устроила родительское собрание.
– Да, не ожидала! Дети бездарные практически все. Забирайте, пока не поздно, толку всё равно не будет, – и всё в таком духе.
– Что вы себе позволяете?! Да вас близко к детям подпускать нельзя! – возмутился один папаша.
– А как, кстати, вашего ребенка фамилия?
– Иванов Вова.
– Ах, Вова! А я думаю, в кого он такой бездарь. Теперь вижу: в собственного папу, – злорадно подытожила училка.
Вовин папашка задохнулся в гневе и выскочил из класса, думаю, к директору побежал.
– Ну не могут же все дети быть бездарными. Может, вы плохой педагог? – пытались отвоевать права своих детей родители.
– Педагог я хороший, – без тени сомнения ответила железная дама, – а про то, что бездарные все… Нет, не все, но в первый класс я бы взяла из всего выпуска только одного мальчика, – тут у нее на лице появляется легкое подобие улыбки, – Гарасиева Антона.
При этих словах я тихо заплакала.
Переводной экзамен в первый класс был очень сложным. Среди прочих испытаний детям игрался аккорд (это когда несколько нот одновременно), а они, стоя спиной к роялю, должны были пропеть все ноты по отдельности. У меня, например, в голове это всё не укладывается. Однако ж кто-то, видимо, пел правильно. Антошку взяли в первый класс.
Нагрузка огромная, музыкальная школа каждый день, в старших классах и по воскресеньям, потому что добавляется оркестр. И тут, конечно, нужна жесткая организация, зачатки желания заниматься у ребенка и огромная моральная поддержка в семье. Все должны всю дорогу восхищаться и принимать участие во всех музыкальных мероприятиях.
Когда я была маленькая, мама купила в кредит пианино. Такая у нее была мечта и уверенность: девочки должны заниматься музыкой. Причем сделала это абсолютно самостоятельно, ни с кем не посоветовавшись. Больше я не вспомню ни одного такого случая в нашей семейной жизни. То есть чтобы мама что-то сделала без ведома папы!
А тут папа приезжает из командировки, а у нас стоит новенькое пианино. Думаю, он обалдел от маминой смелости и поэтому ничего не сказал. Учительница к нам приходила на дом. Звали ее Дагмара, по отчеству не помню. Но уже понятно, что хорошим человек с таким именем быть не может. Я ее ненавидела всей душой, как и ее музыкальные занятия. Она называла меня бестолочью и била по рукам, сестра Наташка плакала от жалости ко мне в соседней комнате и удивлялась, почему родители разрешают этой мымре издеваться над ребенком. Наташку никто не бил, она была очень старательная, но, может, не очень способная. Во всяком случае, она впоследствии никогда больше к инструменту не подошла, а я всю жизнь играла для себя на пианино и детей своих музыке учила. То есть страшная Дагмара не смогла выбить из меня какие-то способности.
Еще я с детства была пофигисткой. Не очень-то я расстраивалась на эти музыкальные темы. Ой, ну подумаешь, всего-то полчаса потерпеть, а потом гуляй не хочу. Еще я буду про эту Дагмару думать и настроение себе портить!
В конце года устраивалось общее мероприятие под названием домашний концерт. В нашем дружном доме не только моя мама купила пианино в кредит. Наша тихая мама подбила еще и других мамаш, поэтому таких, как мы с Наташей, учениц набралось с десяток. И вот по очереди каждая семья устраивала праздник, готовились угощения. Нарядные девочки по очереди демонстрировали свои таланты (уж какие у кого были), а потом, быстро поев, убегали на улицу, а родители веселились дальше вместе с Дагмарой за праздничным столом. В квартире под нами жил писатель-фантаст Север Гансовский. От их семьи мучилась дочка Илонка. Дядя Север к каждому такому празднику рисовал программки. Они всегда были разными, и их ждали не меньше, чем самих выступлений (это потому, что они были гораздо лучше).
А меня даже к инструменту на таких праздниках не подпускали, чтобы не позорилась. Я была слушателем, как родители. Усидеть мне было сложно, уж очень нудно девочки играли. Правда, на одном празднике я вдруг замолчала и просидела не шелохнувшись в течение всех выступлений. Ну вот, подумала мама, наконец-то и у ее младшей дочери проснулся интерес к музыке.
– Аленка, ну что тебе понравилось больше всего?
– Мне? Ничего не понравилось. А я не слушала!
– Но ты же так тихо сидела, прямо замерла вся?
– А, так это на пианино муха сидела. Я боялась ее спугнуть. Всё думала: улетит не улетит.
Мама очень старалась привить нам любовь к музыке, мы с сестрой в детстве посмотрели весь репертуар Большого театра. Но заниматься с нами она, конечно, не могла. А без этого, как я потом поняла, ну просто никак!
Папа, когда приходил с работы и видел меня сидящей за пианино, вытягивал вперед руку и грозно говорил: «Только не при мне!»
На всю жизнь эта фраза врезалась мне в память. Ребенок на то и ребенок, что его нужно убеждать и направлять. Меня всегда удивлял вопрос:
– А вот ваш сын сам захотел учиться музыке или вы его заставляете?
Странный вопрос.
Может, в начале он и хотел, а потом начался труд и бесконечная работа. Причем поначалу он думал, что это все так музыкой занимаются от зари до зари. Но потом до него потихоньку начинало доходить, что все его друзья после школы балду гоняют, а он должен в музыкалку бежать. Вставал законный вопрос: «А зачем нам это всё надо?» И дальше – законный ответ: «Ну вас всех подальше со всей этой вашей музыкой!!»
Вот здесь-то я всегда была рядом и рассказывала, как всё здорово у него получается, напоминала, когда будет следующий концерт и что далеко не все дети побеждают на конкурсах, – стало быть, бросать это дело ну никак нельзя, просто даже преступно!
Можно было всё это не говорить, можно было просто всё бросить. И всем сразу бы стало легче. Но как? Когда видишь, что действительно всё получается. И есть успехи. Да и потом, жизнь-то совсем другая, интересная, постоянно что-то происходит. То конкурс, то концерт, то заграничные гастроли, то к нам гости, то мы в гости. Один раз даже французов у себя принимали…
МАТИЛЬД-МОДМеня вызвала к себе директор музыкальной школы. Бегу, как всегда, после работы, опаздываю, смотрю, в кабинете уже собралось человек десять родителей.
– Итак, дорогие родители, к нам едет…
Мы с места подсказываем: «Ревизор!»
– Не ревизор, хуже, французская делегация! Дети будут жить в семьях, вам оказана высокая честь. Вы как раз и есть те семьи!
Только этого нам не хватало. На лицах других родителей тоже особого восторга не наблюдается:
– Да у нас и условий особенно нет, а потом, мы же на работе весь день! За детьми присматривать надо или как? – наперебой начали родители. – И чем их кормить? А по-русски они умеют?
Родители неуверенно сопротивлялись. Ну и потом кто-то самый храбрый задал вопрос, который был у всех в голове:
– А что нам с этого будет? Наши дети тоже во Францию поедут или как? Ради этого, конечно, можно и понадрываться!
– Тихо, тихо! – пытается нас успокоить директриса. – На все вопросы отвечу по порядку. По поводу поездки ваших детей. У нас существует обмен между школами, естественно, в следующем году поедут наши дети. Кто поедет конкретно? Поедут лучшие! – и так многозначительно на нас смотрит и паузу держит. Мы все тоже многозначительно переглядываемся между собой. Какая умная женщина, ей же не положено вот так прямо говорить, что у нас дашь на дашь будет. Понятно же, что наши дети самые лучшие и есть!
Ну ладно, раз такое дело, напряжемся с этими французиками.
– Ваша задача – обеспечить им завтрак, ужин и место, где они будут спать, – тем временем продолжает директриса. – По возрасту дети разные, на инструментах тоже на разных играют, но в основном струнники – скрипачи, виолончелисты. Говорят только по-французски, старшие – немного по-английски. Ну нечего волноваться! Что вам с ними обсуждать? Утром завтраком накормили, за руку в школу привели, сдали под роспись. Вечером в семь под роспись в школе приняли, ужином дома накормили и спать уложили. Все! На самом деле это даже интересно!
– Куда уж интересней, – вздыхаем мы. – А кормить-то чем?
– Что сами едите. Вы же что-то едите? Это абсолютно простые люди, как мы с вами, только французские.
Нам достался мальчик Арно Шилькроде, одиннадцати лет. Скромный такой, тихий мальчик. Он приехал с сестрой и папой, всех их расселили по разным семьям, но вечерами семья должна была где-то воссоединиться. Воссоединение проходило обычно на нашей территории.
Когда я увидела папу, немного расстроилась – это и есть настоящий француз из Парижа? А собственно, почему нет? Внешне он вылитый Пьер Ришар, страшненький такой, маленький, зовут тоже Пьер. Но обаятельный, через десять минут про его, прямо скажем, не очень презентабельную внешность забываешь. Говорил он немного по-английски и пытался говорить по-русски, то есть готовился к приезду в Россию серьезно.
