Сергей Тюленев - Улыбка Пеликена
Глеб удивленно посмотрел на жену.
– И – никаких возражений. Я пошла спать, а ты за собой помой посуду, еду в холодильник убери и…
– Крупу разбери, – перебил ее Глеб, – полы помой, носки заштопай, ковры на улице выбей. Так я Золушкой стану, а ты – злой мачехой.
– Ой! – Она впервые за вечер улыбнулась и нежно хлопнула мужа ладошкой по лбу. – Еще работать не начал, а уже жертву из себя сделал. Лучше расскажи, что это за история с оленем по городу гуляет. Мне сегодня в учительской девчонки говорили, что какой-то суперсамец, дикарь, увел за собой триста самок, а теперь совхозные охотники хотят его застрелить и вернуть убежавших с ним оленей обратно в стадо.
– О, – наливая себе чая, удивленно произнес Глеб. – Какие у тебя подружки романтичные. Триста самок за одним самцом! Вот это любовь, вот это я понимаю – зов природы, а главное – все бескорыстно, никакой грязной посуды, требований и наездов…
– Ладно уже, складывай все в раковину, утром встану, помою. Но историю про оленя я хочу послушать сейчас.
Они поднялись и пошли в спальню. Удобно устроившись под одеялом, Виктория толкнула его в бок, давая тем самым команду начинать.
– Произошло это событие поздней осенью. Пастухи, найдя удобное для себя место, загнали трехтысячное стадо в излучину между двух рек. Закрыв ярангами и нартами выход, они встали лагерем, абсолютно не опасаясь, что олени могут разбрестись по тундре. И все было у них мирно и хорошо, пока на третий день, на другой стороне реки, не появился он. Красавец олень с мощными рогами и белым фартуком на груди стоял на пригорке и свысока смотрел на своих сородичей.
Почувствовало его стадо, заволновалось. Самцы замотали головами, собаки резким лаем нарушили тишину, молодые самочки потянули ноздрями воздух, трепетно подрагивая светлыми пушистыми хвостиками. Олень стоял как изваяние, казалось, он замер, давая всем любоваться своим величием.
– А пастухи что? – прошептала Виктория, перебирая пальцами волосы на груди у Глеба.
– Ничего. Посмотрели в бинокли, примерили на глаз ширину реки и, не чувствуя никаких проблем, продолжили пить чай с брусничным листом. Олень показывал себя еще минут тридцать, а потом, спокойно развернувшись, ушел в сторону гор. Но на следующий день, рано-рано утром, когда ночной морозец еще держал ковер тундры в серебристых оковах инея, олень появился снова. И опять он вышел на тот же бугорок. На этот раз волнение в стаде было сильнее, молодые самки подошли к берегу реки, пробуя копытом студеность бегущей воды. Старый пастух, поднявшийся раньше остальных, прихватив собак и карабин, переваливаясь с ноги на ногу, заковылял в сторону скопившихся у реки оленей. «Эй, уходи!!» – крикнул он несколько раз. Животное смотрело на него своими большими, черными глазами и не трогалось с места. Напряжение нарастало, молодые самки напирали друг на друга, а те, что стояли у самой кромки берега, под давлением последних рядов все больше и больше заходили в воду. Чукча, почувствовав неладное, скинул карабин с плеча и, лязгнув затвором, направил патрон в ствол. Прищурив глаз, он соединил мушки, выбрав целью темный, мощный лоб неподвижно стоящего оленя. Но в тот момент, когда его палец, ощутив холод курка, медленно начал преодолевать силу пружины, произошло удивительное, а главное – неожиданное событие. Собака, кинувшись на маленького олененка, так сильно напугала его, что тот, спасаясь от ее грозных клыков, не разбирая дороги дернулся в сторону пастуха, толкая его в спину именно в тот момент, когда боек пробил капсюль патрона. Выстрел накрыл тундру многократно отраженным от скал эхом. Красавец вздрогнул и, высоко подняв голову, побежал вдоль реки. Самки и молодые, еще безрогие олени, кинулись в воду. Старый чукча, понимая что происходит, начал судорожно, застывшими от холода пальцами дергать затвор, но следующий патрон перекосило, и все его попытки выстрелить еще раз ни к чему не привели. На шум, лай и выстрел из яранг прибежали его товарищи. С невероятными усилиями и огромным трудом они отсекли от воды оставшуюся часть стада. Начиная подсчитывать потери, пастухи пришли в ужас: около тысячи молодых, перспективных оленей ушли в тундру за красавцем дикарем.
Глеб замолчал, глаза его слипались, сон наваливался силою гирь, будто бы лежащих на ресницах.
– А дальше что? – еле ворочая языком, медленно произнесла Виктория.
– Давай спать, у меня больше нет сил говорить, – взмолился Глеб, убирая руку жены и пытаясь перевернуться на бок.
– Нет, – неожиданно бодро произнесла она, – самая любовь начинается, а ты – спать. Утром чуть побольше поспишь, пока я буду посуду мыть и завтрак готовить.
Глеб тяжело вздохнул, вернул руку жены обратно себе на грудь, посмотрел на бегущие стрелки часов и продолжил:
– Старый чукча взял себе в помощники одного пастуха и, снарядив нарты, поехал догонять оторвавшееся стадо. Сутки они шли по следу оленей. Ветер и снег были против них, но старый и опытный охотник, зная повадки животных, на второй день снова увидал красавца, одиноко стоящего на вершине холма. «Во, гордый какой, в стороне ото всех держится», – рассматривая в бинокль оленя, сказал молодой пастух. «Это хорошо, очень даже хорошо! Стрельнем сейчас этого великана и погоним своих олешек обратно, – довольно потирая руки и улыбаясь беззубым ртом, произнес старик. Давай, трогай потихоньку в его сторону». Четверка оленей потянулась вперед, редкие камушки поскрипывали под полозьями, глаза людей и мощного дикаря встретились. «Стоп! Останавливайся, иначе спугнем, и опять сутки догонять придется», – доставая карабин, шептал себе под нос старый чукча. Теперь он опустил мушку на мощные передние лопатки оленя, который на удивление, как и в первый раз, стоял не двигаясь, словно скульптурное изваяние. Тишина повисла над тундрой, казалось, что даже запряженные в нарты олени перестали дышать. Глаз охотника держал цель, палец опустился на спусковой крючок и… именно в эту долю секунды, когда прозвучал выстрел, головной олень упряжки дернулся, изменив траекторию полета пули. Красавец снова не выказал страха и особого беспокойства. Гордо подняв голову, он побежал открытой местностью в противоположную от находящегося за сопкой стада сторону. «Эх!.. – и старик произнес несколько ругательств. – Давай наперерез, по его следу. Стадо, увидав, что вожак снова начал движение, поднялось, несколько раз хаотично качнулось в разные стороны, но потом, формируясь в цепочку, пошло прямо на упряжку пастухов. «Эйя, эйя, эйя!» – гнал упряжку молодой чукча. Старик, немного привстав и практически не целясь, выстрелил. Головной олень рухнул, как подкошенный, поднимая облако снега, остальные заметались и, от повторного выстрела вверх, остановились совсем. «Вот, олешки мои, вот, мои хорошие! – ласково запричитал старик, спрыгивая с нарт.
– Не нужно никуда бегать!» Олени смотрели на него большими глазами, и он видел в них растерянность, испуг, а главное – усталость. День они стояли у подножия горы, животные ели ягель, восстанавливали силы и отдыхали.
Ночью старику не спалось, он постоянно поднимался, всматривался в темноту равнины, боясь снова увидеть дикаря. Мысли, что духи не дали ему попасть в оленя, тяготили его ощущениями необычности этого животного и, когда под утро сон все-таки пришел к нему танцем шамана и висящими на жлыгах рогами, он понял – это смерть приходила за ним в образе ритуального оленя…
– Что? – Вскочила Виктория, как будто и не засыпала всего несколько минут назад. – Он умер во сне?!
Глеб улыбнулся.
– Ты, похоже, сегодня вообще спать не собираешься? Уже третий час ночи. Давай, конец этой истории я расскажу тебе завтра вечером. Честно, приду пораньше и за ужином расскажу.
– Ты что, с ума сошел?! Я теперь не засну. Давай, не нервируй меня и продолжай. Она снова устроилась поудобнее, и опять толкнула его в бок острым кулачком, костяшки которого больше щекотали, чем причиняли боль.
– Когда старик проснулся, то увидел, что стадо спокойно стоит рядом с его нартами, а молодой чукча ест строганину и бросает куски мороженой рыбы крутящимся вокруг него собакам.
– Вот видишь, как все хорошо, он не умер.
– Да, – поддержал реплику жены Глеб, – задумавшись над своим сном, выстрелами, старик понял, что если бы он убил оленя, смерть забрала бы его именно этой ночью, но раз духи не дали ему это сделать, значит его время еще не пришло. Он поднялся, улыбнулся яркому, но холодному солнцу и, набросав льда в чайник, принялся разводить костер.
– Замечательно! – поворачиваясь на другой бок, опять шепотом произнесла Виктория. – Только красавца жалко, убежал один в тундру…
– Почему один? Тебе же подружки в учительской сказали – увел триста голов.
Она снова повернулась к Глебу.
– Подожди, ты сейчас мне что, байку рассказывал или на самом деле был такой олень, в которого старый охотник два раза стрелял и не попал?
