Александр Филиппов - Аномальная зона
– Щас посуше будет, – успокаивал он перемазавшуюся с ног до головы болотной грязью, заметно выбившуюся из сил троицу. – Вот здесь по кочкам – скок да скок! И почитай вы уже дома…
– Ты, блин, как Иван Сусанин, – бурчал шагнувший мимо кочки и провалившийся чуть ли не до пояса в зловонную жижу Фролов. – Всё щаскаешь, а мы уже полдня по этому чёртову болоту плутаем!
– И ещё, осмелюсь заметить, – с лёгкой одышкой вставил журналист, – что мимо вот этого сожжённого молнией кедра мы уже проходили.
– Э-э, милай! – обернул к нему приветливое лицо егерь. – Молния – она ж дура! Бьёт по всему, что выпячивается, высовывается выше других. Это как у людей. Возомнил о себе, вознёсся над обчеством, и тебе раз по башке! – И наше вам с кисточкой! Тута деревьев таких тьма.
– Ты, Александр Яковлевич, знающему человеку не мешай, – вступился за проводника Богомолов. – Он, в отличие от тебя, настоящий следопыт, урождённый таёжник. А ты лезешь со своими советами… Тоже мне, Чингачгук – длинный язык…
Студейкин замолчал обиженно, поправив сбившиеся на кончик носа очки, с сомнением посмотрел на одиноко стоявший, могучий некогда, а сейчас угольно-чёрный ствол кедра, и побрёл вслед за товарищами, с чмоканьем выдёргивая ноги из вязкой трясины.
Впрочем, идти опять стало легче – болото словно выдохлось, обмелело, кочки сменил хоть и пружинящий под ногой, но всё-таки крепкий дёрн.
– Ну вот, – с удовлетворением обернулся к попутчикам Пётр Пименович, – почитай, пришли. Давайте передохнём здесь, и на просеку. Может, повезёт, лесовоз попадётся попутный. А нет – так тут и до грейдера рукой подать.
Путники, ощутив впервые за несколько часов ходьбы твёрдую почву под ногами, повеселели, со стоном сбросили рюкзаки, распрямили затёкшие плечи.
– Ну и места у вас, – покачал головой Фролов. – Действительно гиблые. Если бы не ты, Пимыч, нам бы самим сквозь это болото никогда не пробраться.
– Эт точно, – легко согласился проводник. – Я эту тропку сызмальства знаю. Мне её дед показал. Здесь ведь как? Взял чуть в сторону – и поминай как звали. Вот вы, к примеру, могли бы тем же путём назад вернуться?
– Нет, – покачал головой капитан. – Уж больно мудрёно шли. Я сперва дорогу примечал, а потом плюнул на это дело. Деревца, кочки – один и тот же ландшафт, никаких надёжных ориентиров.
– То-то же, – с удовлетворением кивнул егерь. – Чужаку туточки верная гибель. Без меня вам из этих болот живыми не выбраться… Ну, ладно. Вы, робяты, располагайтесь, отдыхайте, а я… до ветру отлучусь. Нужду справить.
Не снимая вещмешка, он юркнул в густые заросли дикой малины.
– Вот ведь… дитя природы, – завистливо посмотрел ему вслед Богомолов. – Старше нас лет на двадцать, а кажется, и не устал совсем. А меня прямо ноги не держат. – И решительно опустившись на траву, вздохнул мечтательно: – Эх, подхарчиться бы…
– Нечем, – покачал головой Студейкин. – Можно было бы, конечно, попросить у Пимыча провианта в дорогу, да неудобно. Мы и так изрядно от его запасов отъели. А он пообещал – к вечеру дома будем.
Фролов молчал угрюмо, курил позаимствованную у хлебосольного хозяина волглую от болотной сырости «Приму». Сизый дымок плыл на неощутимой волне ветерка, сдабривая табачным запахом гнилостное зловоние топи.
– Что-то провожатый наш засиделся, – хмыкнул озабоченный долгим отсутствием егеря журналист.
Он встал, с отвращением стряхнул с джинсов прилипшие к штанинам мокрые стебли болотных растений, постоял, тревожно озираясь вокруг, а потом зашагал в том же направлении, в котором удалился Пётр Пименович. Для Александра Яковлевича наступил решающий момент. Переговорив с егерем наедине, он рассчитывал прояснить ситуацию с человекоподобными следами, обнаруженными вчера возле заимки.
Опасаясь застать провожатого в деликатном положении, Студейкин, ступив в заросли, окликнул негромко: – Пётр Пименович! Вы где? Можно с вами поговорить?
И обведя взглядом открывшееся пространство, сразу же увидел егеря. Тот стоял у самого края болотной топи и, нагнувшись, прилаживал к ногам чудные приспособления – короткие и широкие, вроде лыж, плетёные из лозы. «Мокроступы!» – вспомнил название этой обувки много читавший любознательный журналист.
– Интересная штука, – похвалил егеря Александр Яковлевич. – Это для того, чтобы по болотам ходить?
– Ага, – распрямившись и подняв покрасневшее лицо, глянул недовольно на Студейкина егерь. – По самым непроходимым местам пробраться можно… – Пётр Пименович потопал мокроступами по траве. – Дальше без такой обувки – никуда!
– А… мы как же? – удивился журналист. – У нас такой нету…
– А вам и не надо, – усмехнулся недобро егерь. – Вы уже пришли. Прощевайте, робяты. Вам всё одно пропадать, а мне ещё засветло домой успеть надо.
– К-как… пропадать? – задохнулся от неожиданности Студейкин. – П-почему… пропадать? – А потом озарённо воскликнул: – Вы что, нас одних здесь бросаете?!
– Бросаю, бросаю, – сварливо согласился Пётр Пименович и, ступив на хлюпнувшую податливо поверхность болота, зачапал, высоко задирая ноги в мокроступах при каждом шаге, прочь от островка суши, на котором притулились уставшие путешественники.
– Э-эй! Вы куда? – послышался голос Богомолова.
Он и милиционер подоспели к моменту прощания, и теперь смотрели обескуражено на удалявшегося егеря.
– Мы же не знаем, в какой стороне дорога! – в отчаянье крикнул ему журналист.
– А нету тут никакой дороги, – охотно отозвался Пётр Пименович, не оборачиваясь и живо шлёпая мокроступами по трясине. – Тута на сто вёрст одни болота кругом!
– Стой, сволочь! Стрелять буду! – сорвал с плеча ружьё Фролов.
– Стреляй, милай! Тока патронов у тебя нету, – опять подал голос удаляющийся стремительно егерь.
Капитан переломил ружье, глянул в каналы ствола, потом схватился за патронташ. Там оказались лишь стреляные латунные гильзы. Выругался сквозь зубы:
– Вот чёрт! Точно, украл, гад, патроны! – И, недолго думая, вытащил из-за пазухи пистолет, передёрнул затвор: – Стоять, гнида! Я для тебя пулю найду!
Пётр Пименович оглянулся опасливо и, оценив расстояние, облегчённо махнул рукой:
– Из этой пукалки не дострелишь, начальник! Я тебя, мента, враз раскусил! Не будешь в чужие дела нос совать! Счастливо оставаться, робяты! Из этих болот ещё никто живым не вертался!
И растворился в накатившихся сумерках, только слышались в отдалении в мёртвой тиши слабые шлепки мокроступов.
11
– Он что, с ума сошёл? – недоумевал Богомолов. – Интересно, какая муха его укусила?
– Золотая, – процедил сквозь зубы, пряча пистолет, Фролов. А потом, вновь принимая командование на себя, приказал: – Без паники. Пока совсем не стемнело, надо дровишек сухих для костра собрать. И насчёт пропитания побеспокоиться. У вас, товарищ писатель, я так предполагаю, этот гад патроны к ружью тоже стибрил?
Богомолов, ощупав карманы, покаянно кивнул.
– Значит, охота за мной, – продолжил милиционер. – Пуля, конечно, не дробь, но авось какая дичь попадётся! Вы, товарищ писатель, занимайтесь костром. А вы, журналист, обследуйте ту часть, – указал он рукой в сторону, – нашего необитаемого острова. Я пойду в противоположном направлении. Проведём рекогносцировку на местности. Только далеко не удаляйтесь!
Богомолов понуро принялся подбирать валежник. Студейкин, с сомнением посмотрев на пистолет капитана, который тот опять извлёк бережно и заботливо отёр рукавом стёганки, заявил вдруг с воодушевлением:
– К вашему сведению, друзья, именно собирательство, а не охота стало первым, древнейшим, занятием человечества! Прежде чем научиться убивать птиц, доисторические люди собирали яйца из гнёзд…
– Птичьи яйца… В сентябре… Это вы, товарищ следопыт, серьёзно? – с любопытством взглянул на журналиста Фролов.
– Я говорю «например», – взорвался негодованием тот. – Я лучше вас знаю, когда птицы в дикой природе высиживают птенцов! Но я, в отличие от вас, знаю ещё и о том, что в нашей стране насчитывается свыше двух тысяч растений, пригодных в пищу!
– Ага, только крестьянских огородов, судя по заявлению покинувшего нас егеря, ближе сотни километров отсюда не наблюдается, – с сожалением подметил нянчивший охапку веток, показавшихся ему сухими, писатель.
– Имеются в виду дикорастущие, годные к употреблению в пищу растения – кипятился Студейкин. – Например, сосна, которой здесь завались, может снабдить наш стол цветочными почками, молодыми побегами, шишками, витаминным настоем хвои. Чукчи, к вашему сведению, из листьев и молодых веточек ивы готовят одно из любимых блюд, которое заменяет этому народу хлеб. Для его приготовления набивают ивой мешки из тюленьих шкур и оставляют так киснуть в течение всего лета. Поздней осенью перекисшая масса замерзает, её режут ломтями и едят. Съедобны также стебли и корневища камыша…
