Татьяна Устинова - Вселенский заговор. Вечное свидание (сборник)
– Как в детстве! – восторгалась Лида. – Гриш, ну какой ты молодец! Будут тебе вечером пироги с грибами!
Пироги с грибами были, и Марусины самые любимые, а на мотоцикл она так ни разу и не села. И не сядет!..
Когда она зашла на участок, Гриша уже таскал из коляски доски, а тётя Лида спрашивала у него, как там дела в Егорьевске и заезжал ли он в мясную лавку. Гриша отдал пакеты и спросил, что было нужно от неё Валерику.
Лидия Витальевна махнула рукой.
– Фонарь наш ему мешает, – сказала она с досадой. – Он считает, что мы государственное электричество воруем!
– Даст ему кто-нибудь по голове, – констатировал Гриша, принимаясь вновь за доски. – Всерьёз.
– Да кто ему даст, Гришенька?! Никто с ним связываться не хочет, все боятся! Такой скандальный мужик, не приведи господи!
До вечера они закрывали банки – после помидоров пришёл черёд перцев, как выражалась тётя Лида. Перцы долго не заканчивались, и Маруся уже падала с ног, когда Лида объявила, что банок больше нет и она сейчас быстренько соберёт ужин.
Маруся понимала, что должна помочь тёте с ужином, но у неё совсем не было сил, ноги на самом деле не держали, подкашивались.
Она накинула на плечи платок и вышла на улицу, где Гриша в сумерках продолжал стучать молотком и пила то и дело взвизгивала.
– Марусь, – велел Гриша, заметив её, – кинь мне переноску, темно уже.
– Может, хватит? – осведомилась Маруся. – Достоишь трудовую вахту завтра?
– Тут и на завтра работы достаточно.
Маруся вздохнула и приволокла тяжёлую уличную переноску с толстым чёрным шнуром. Гриша воткнул вилку в розетку, и над сараем загорелась лампочка.
– Давай хоть на речку сходим, – предложила Маруся. – Днём, когда жарко! Последние дни такая жара стоит, потом дожди зарядят, и всё!
– Днём я занят, – сопя, ответил Гриша. – Давай с утра.
– Утром холодно, – жалобно сказала Маруся, и он опять застучал молотком.
Маруся забралась на забор – сидеть было неудобно, но уж очень она устала стоять – и стала смотреть на Гришу. Вокруг лампочки вились толстые мохнатые мотыльки, тыкались в доски сарая со смачным звуком.
– Хочу на море, – неожиданно сказала Маруся. – Почему все ездят на море, а я никогда?
– На море дорого, – ответил Гриша не сразу. – Особенно в сезон. Там сейчас не протолкнуться.
– Почему никому не дорого, а мне всегда дорого?
Он вдруг засмеялся:
– Должно быть, потому, что ты мало зарабатываешь.
– А ты?! Ты много?
– И я мало, – согласился Гриша и взялся за пилу. – Но у меня всё гораздо проще. Я знаю, что не могу поехать на море, зато еду под Егорьевск, и мне отлично.
– А мне плохо, – пробормотала Маруся. Пила визжала, и он не мог её слышать.
Неожиданно, перекрывая шум пилы, что-то ахнуло неподалёку, громыхнуло, Марусе показалось даже, что молния сверкнула, хотя небо было высоким и чистым.
Лампочка над сараем взорвалась и погасла, по доскам что-то хлестнуло, как будто песком или мелкими камушками. Хлестнуло и осыпалось. Маруся в недоумении оглянулась, и тут бабахнуло ещё раз.
– Ложись! – закричал Гриша бешеным голосом, в один прыжок оказался рядом с ней и столкнул её с забора на землю. Она повалилась, ударилась боком и сразу заплакала – так стало больно.
– Тихо! – придавливая её к земле, приказал Гриша. – Тихо!..
Ничего не было видно и слышно, и Маруся едва могла дышать.
– Пусти меня, – всхлипывая, сказала она и попыталась его спихнуть. – Мне больно.
– Марина! – закричали от дома. – Гриша! Что случилось?! Где вы?!
– Мы здесь! – крикнул Гриша в ответ. – В дом идите! Дверь закройте!
– Что?!
Гриша вскочил, дёрнул Марусю за руку, поднял её и поволок. В темноте она натыкалась на доски и брёвна, потеряла шлёпанец и ушибла палец.
Внезапно сошедший с ума Гриша влетел на крыльцо террасы, затолкал в дом Марусю и тётю Лиду, моментально погасил везде свет и приказал:
– Сидите в доме. Обе! На улицу не выходите и свет не зажигайте!
– Да что случилось-то?
Он мельком оглянулся:
– Два выстрела. Из дробовика или из мелкашки. Он сейчас должен ружьё перезарядить. В дом идите!
Тётя ахнула, подхватила Марусю и захлопнула тяжёлую «зимнюю» дверь.
– Господи помилуй, – бормотала она, – Господи помилуй…
В доме было совсем темно и очень хорошо пахло – маринадом, смородиновым листом, чистотой и чем-то вкусным. Ужином пахло, спокойствием, августовским вечером.
И только тут Маруся вдруг перепугалась:
– Тётя, что это было?!
– Стрелял кто-то, – отрывисто сказала Лида. – Я с кухни услышала!
– В нас стрелял?!
Лида быстро погладила её по голове, как маленькую:
– По дому стреляет, – как будто это могло Марусю успокоить! – Должно быть, из леса.
– Ху… хулиганы?
– Да кто ж знает, девочка! Должно быть, хулиганы. Нормальный человек разве станет из темноты по окнам палить?!
Скрипнула дверь, слабо осветился проём, и в коридоре показался Гриша. Волосы у него на голове стояли дыбом, как у Незнайки.
– Больше пока не стреляет, – сказал он. – Лидия Витальевна, нужно двери запереть. И окна, наверное.
– Сейчас, Гриш.
– И свет не зажигайте!
– Марусь, он в тебя не попал? – спросил Гриша.
– Нет, – сказала Маруся. – Не знаю. Наверное, нет.
– Неужели Валерик?! – громко спросила тётя Лида из комнаты. – Вот ведь мозга нет – считай, калека!
– А у него дробовик есть?
– Да откуда я знаю, Гришенька, чего там у него есть! Но у нас сроду никто по окнам не стрелял!
– Участковому нужно звонить. Или идти к нему! Сам я не справлюсь, – сказал Гриша мрачно. Лица его Маруся не видела. – Я в темноте… ничего не вижу.
– Куда ты собрался в такую темноту?! – возопила тётя Лида. – Не пущу! Никого никуда на пущу!.. Ещё не хватает! А если у него не дробовик, а обрез?!
– Дробью стреляли, это точно.
– Да какая мне разница, чем стреляли! Двери запрём, утра дождёмся, а там уж пойдём хоть к участковому, хоть к министру обороны!..
И никто никуда не пошёл. До полночи сидели на кухне, свет не зажигали, только лунища лезла в окна, громадная, жёлтая, и от неё было почти светло. Лида положила им в миски гречневой каши и по хорошему куску мяса, они ели кашу с мясом и прислушивались. По деревне лаяли собаки, больше никаких звуков не доносилось.
Кое-как пристроились спать. Гришу Лидия Витальевна на сеновал не пустила, устроила в большой комнате на диване. Маруся была уверена, что ни за что не заснёт, но заснула тут же, едва натянула на себя одеяло.
Снились ей огромные мохнатые мотыльки, бившиеся в стену. Она отмахивалась, но их становилось всё больше и больше, а потом они начали гудеть утробными голосами всё громче и громче. Маруся закричала от страха и проснулась.
Солнце светило вовсю, было жарко, и она вся взмокла под одеялом, натянутым на голову.
Не было никаких мохнатых насекомых, за стеной дома гудели голоса.
Маруся вскочила, сморщилась от боли – палец-то она вчера ушибла, да ещё как! – и выскочила на крыльцо.
Во дворе у них шумела толпа, так ей показалось спросонья. В центре толпы громко говорила тётя, рядом с ней топтался мужик в фуражке и давешняя маленькая женщина по имени Наташа, что отбивалась от Валерика батоном, и Прокопенко-супруг что-то басил, и ещё кто-то.
Гриша – Маруся поискала его глазами – сидел на чурбаке как ни в чём не бывало и кидал в самоварную трубу шишки. Из трубы валил белый дым. Солнце пронизывало дым насквозь.
Как всегда, когда она чего-то не понимала или боялась, Маруся первым делом подумала несуразное: что-то Гриша с утра взялся самовар ставить?!
– Да вон племянницу мою чуть не застрелил! – закричала тётя, увидев на крыльце Марусю. – До смерти нас перепугал!.. Марусенька, иди сюда, девочка!
Маруся терпеть не могла никаких публичных выяснений отношений, боялась и ненавидела. С тех пор как отец однажды устроил на улице скандал из-за какой-то ерунды и вокруг собралась толпа, все смотрели и обменивались мнениями, и кто-то жалел Марусю – она тогда ещё маленькая была, – а кто-то, наоборот, отца.
Как только нужно было что-то говорить или делать на людях, на Марусю нападал столбняк и отупение. Она не могла ни говорить, ни шевелиться. На студентов, которым она преподавала, это странным образом не распространялось. Студентов она никогда не боялась.
– Подойди, Маруся! – звала тётя Лида.
– Я сейчас, – пробормотала она и отступила в дом. – Я сейчас, только умоюсь…
Она долго умывалась и причёсывалась, потом ещё тянула время, выбирая из двух юбок и одной футболки, что бы такое надеть, и в конце концов дождалась. Громко топая, в дом вошёл Гриша. Она не видела его, но точно знала, что он вошёл. Дверь в её комнату была распахнута, но он постучал в косяк.
