Валерий Терехин - В огонь

ВБОЛIВАТИ ЗА РIДНУ УКР

«Вона працуiт!.. – злая мысль подстегнула и погнала вперёд. Стараясь не спотыкаться на валявшихся повсюду ветках, заспешил в темноту неосвещенного переулка к заветному подвалу. – Мусор и грязь засветло так и не убрали. Теперь вот экономят электричество на “потребителях жилищно-коммунальных услуг”…»

Запыхавшись, обогнул нужный дом с тылу, сбавил ход, восстанавливая дыхание, напялил наушники и вышел прямо на огонёк подвала, у которого кучковались бойкие подростки. Не останавливаясь, по-свойски прошёл между ними и деловито спустился по ступенькам вниз. Очутившись в душном зале, разглядел в полумраке меж тускло светящихся мониторов одно свободное место.

Не говоря ни слова, кивнул отёкшему от пива «Оболонь» мальчику-администратору, отсыпал ему последние гривны, и тот указал на не занятый компьютер в дальнем углу. Теперь нужно было провести с пользой пятнадцать минут, купленные для общения с дисплеем.

«Сначала Милена, – подзуживал он себя, впившись взглядом в старенький электронный монитор, – жене весточку в первую очередь, в оргкомитет опостылевший – потом. Набью докладную, зашлю в Москву и сломя голову бегом на поезд, а то застряну здесь до следующего потопа. Ой, как долго загружается браузер… смешарики, баннеры… Здесь всегда скверный трафик, всё впритык…»

Замордованный нелицензионным обеспечением, Pentium тужился, но кое-как поспевал.

«Деньги последние истратил на пятнадцать минут доступа. А ежели б, как Мутнов, сидел без передыху в ЖэЖэ или баловался с твиттером и фэйсбуком, давно бы обанкротился. Это Милена просиживает до полуночи “в контакте”, одноклассников ищет, а дисплей у неё жидко-кристаллический, не эта дрянь, вместе покупали… Всё – пора!»

Постукивая пальцами от нетерпения, он опасливо прислушался к шуму далёкого вокзала, где загрохотали первые отправлявшиеся пассажирские составы.

Едва на мониторе высветился знакомый до каждого пиксела браузер mail.ru с лентой новостей, окошками приложений, мерцающими баннерами и прочими наворотами, он отработал клавишами Сtrl+Alt+Shift и перевел русификатор в латиницу. Набив нужный пароль, вошёл в свой почтовый ящик и лихорадочно отстучал письмо Милене:

<Солнышко зеленоглазое! Командировка заканчивается. Жди>

«Мобильным не пользовался, вывернулся и в этот раз… Как там она, одна… без меня. Говорит, что любит… Ладно, буду верить. Не верить – неинтересно. А теперь дело…»

Щепоткой пальцев настучал новое письмо – в оргкомитет Нагибалову.

<Хайре, Дар Ветер![41] >[Здравствуйте, Арсений Ксантиппыч.]

<Дарт Вейдер[42] прилетит на Ривьеру в следующий полдень> [Президент Хрющенко прибывает в Воронцовск завтра в 12.00.]

<Сатисфакции состоятся> [Ожидаются протестные акции.]

<В горсоветах съедят зебру> [Митинги у зданий местных горсоветов по всему Запорожью организует партия Ведренко ЗЕБРУК.]

<Секретный любовник выдохся> [Запасной связник убит.]

<Любимая уходит в отказ> [Резидент уклоняется от сотрудничества.]

<Столовая закрыта санэпидемстанцией> [Явка в областном центре провалена.]

<Мадам получила бельё от Кардена 4 упаковки по 100 коробок> [Клелии Шлюшенко перечислили 400 миллионов долларов из Брюсселя на избирательную кампанию.]

<Купил горилку> [Везу важную информацию.]

Он нажал на клавишу и сделал отступ.

«Надо и Мутнова предупредить, а то обидится и без премии оставит… К чёрту шифр!»

<Инвойсы вернули. В Харькове ки́пеж. Разбирайтесь сами>

…И резко отстучал подпись, словно выдохнул:

<I’ll be back. Ка-Шотшек>[43] [Скоро буду. Все вопросы дожал.] «Продавил, то бишь…»

Произведя необходимые манипуляции с клавишами и убедившись, что письмо отправлено, он, словно на иголках, досиживал последние четыре минуты, впившись глазами в экран дисплея. С щемящей тревогой предвкушал тягостное мгновение, когда на экране монитора выскочит возвратное сообщение с пост-сервера, не принявшего e-mail. На Украине такое случалось нередко: оптоволоконные кабели разворовали, новые не прокладывали, старые медные провода окислялись и пост-серверы барахлили… Но шли секунды, и возврата не было.

«Значит, улетело в оргкомитет! А у Нагибалова есть специальная программа, качающая e-mail’ы с компьютера на мобильник… Всё, за работу. Скорее, вон администратор пробудился, жуёт взглядом, будто ему позвонили и дали ориентировку».

Перевел «мышью» курсор на опцию «выход», закрыл свою почту, в меню WinWord выбрал опцию «сервис», вошёл в «свойства обозревателя», отработанной командой вычистил содержание журнала посещений за последние сутки, кликнул: «удалить всё»… После бесконечно тягостного зависания на экране монитора вновь вспыхнула белая стрелочка. «Ожил курсор, дополз до Рейхстага. Но знамя водрузит кто-то другой, с шумом, с помпой…»

Без промедления нажал «ОК» в нижнем правом углу оконца. И в этот момент на дисплее вспыхнул розовый отсчет countdown:

0.07 0.06 0.05 0.04 0.03 0.02 0.01 STOP

Мгновение – и экран монитора уже застила красная табличка, уведомлявшая, что вход в Internet Explorer заблокирован…

Стараясь двигаться как можно спокойнее, он неслышно поднялся и, не торопясь, вышел на улицу, на свежий воздух. Удалившись от мутно мерцавшей неоновой вывески на безопасное расстояние, рванул из темени на огоньки вокзала…

Взмыленный, с бешено колотящимся сердцем, продрался через вокзальную сутолоку, выскочил на нужный перрон и доковылял из последних сил к поезду «Одесса – Москва». Найдя свой вагон, вдруг обнаружил, что дверца наглухо заперта и принялся отчаянно колотить в стекло. В купе проводника отогнулась занавеска, за стеклом мелькнула угрюмая физиономия разбуженного кавказца. Послышался скрип плохо смазанных петель, посыпались с грохотом раскладные металлические ступеньки.

– Эщо одын… Ыщы тэб’а по Запорожъюрт… Лэз’ жывэ, роскэ’… Сэчас отправымс’…

Едва взобрался в тамбур, окунулся в вагонную жару, и весь взмокший стал пробираться через полутемный проход к своей полке, поезд тронулся.

«Как же так – прожить столько лет, думая ежечасно: выдержишь на этот раз или нет?..»

Просыпаясь и вновь проваливаясь в забытье, он отлёживался на неудобной проходной полке, расположенной вдоль окна, и перемалывал в памяти очередной нелепый вчерашний день.

Скорый пассажирский, бодро отойдя от Запорожья, дважды за ночь застревал на подъезде к Лозовой, и лишь под утро проскочил самый задымлённый участок. К полудню состав вкатился в Харьков, но у самого вокзала встал намертво рядом с диспетчерской башней, пропуская вперёд экспрессы из Крыма.

К шестнадцати часам жара в вагонах достигла отметки +39 ºC. Измученные пассажиры задержанных поездов высыпали на платформы. Они вмиг раскупили скверную минералку местного разлива, пили её, обливаясь остатками из бутылок, чтобы выдержать адский зной в распалённых солнцем металлических камерах, не сойти с поезда и не остаться в незнакомом городе. В перегретом воздухе витал терпкий аромат разлитой по отхожим местам мочи.

Сам он прокантовался сколько мог в плацкарте, дав отдых ногам, и лишь когда в вагоне стало совсем нечем дышать, заставил себя слезть вниз.

Лоб и виски неумолимо сжимала нараставшая боль. На не слушавшихся затёкших ногах перешёл в соседний купейный вагон, присел на откидное сиденье у раздвинутого окна и, обвеваемый случайным ветром, не слезал с него вплоть до самого вечера, растирая пальцами голову, чтобы сорвать с неё невидимый обруч-удав.

В сутолоке на него недовольно косились, он всем мешал, но таки-досидел до наступления сумерек, и лишь тогда вернулся в свой плацкартный пенал, забитый исчесанными и потными человеческими телами.

К вечеру поезд тихонько тронулся и потащился к погранзаставе Казачья Лопань, то и дело тормозя. Где-то внизу, под остовом вагона проржавевшие колеса торжественно околачивали раздолбанные рельсы.

Разморённый духотой, он охлопал нагрудный карман с документами, потрогал испорченный MP-3-плеер с флэш-накопителем.

«Паспорт с новыми степенями защиты, не придерёшься, иммиграционная карточка на девяносто суток, а я лишь пятые отгрохал в незалiжном раю. Да вот еще, соседи цыбулей разжились в Харькове, у лука острый запах, сбивает нюх. “Добигають остатннi хвилини. Пiзнав Украiну, цим I пиштайся!..” Опять в эту проклятую Москву, загазованную торфяным люизитом, где все друг у друга рабы и хозяевы. И я теперь раб у Милены. А чего ты с ней живешь, если она такая непотребная? Да, не Лора Яроколова – другая… Ладно, бывало и хуже. Молчи и делай свое дело: назустрiч жiнкам и чоловiкам, дорогой украiнской громаде, пока не уложили её под гусеничные ленты натовских танков… Ехай-ехай, топай-хлопай, move it, move it[44] паровоз, а то Милена, небось, опять фригидничает с местным сантехником, которому раз накостылял, так что при мне не сунется… Скучно ей со мной. Может, вывести её в свет, сводить на какой-нибудь межпартийный сабантуй, усадить рядом с похотливой зуборезкой Мутновой-Драчук?.. Брось, Милена теперь сгодится, разве что, на жарко́е. Ешь, и никому не показывай…»