Гали Манаб - Всего лишь женщина
Это было сказано и в шутку, и всерьез. И вот мы, такие шокирующие, вышли из кабинета. Персонал на этаже был потрясен, но во взглядах преобладало выражение восхищения и зависти. Некоторые начали шептаться и ухмыляться. Что ни говори, в нашем обществе да и в любом другом, наверно, тоже, не любят выделяющихся, не похожих на всех людей.
Зато в нас проснулся врожденный инстинкт противоречия, и мы дальше пошли покорять народ. Всем чертям назло.
Пока мы собирались, банкет уже начался. Когда мы открыли двери актового зала, все сидели за столами. На скрип двери все машинально повернули головы в ее сторону. Реакция мужской части зала сыграла в нашу пользу. Мы, сопровождаемые многочисленными взглядами, как победительницы конкурса «Мисс Вселенная», прошагали до первых свободных мест и присели. В зале были слышен шепот: интересовались нашими персонами. Во шороху навели!
Из нашего отделения больше желающих прийти на вечер не оказалось, кроме старшей медсестры. Все говорили, что там скука смертная. Мои две сменщицы-пенсионерки не хотели, потому что смена не их, а приезжать специально для банкета они считали – не стоит. А санитарки, все как одна, заявили, что там от души не напьешься, везде начальство, все бдят, а затем могут и вызвать на ковер для прочистки мозгов. И какой же это праздник, если потом приходится отвечать за свое празднование!
Позже начались танцы. Мы с Аллочкой, конечно, в числе первых пошли танцевать. К нам сначала подошла главный врач интерната. Женщина очень приятная, умная, кандидат наук, психиатр. Меня такие люди, как она, всегда покоряли. Я помню все ее лекции по психиатрии. Так интересно может говорить только человек, действительно увлеченный своим делом.
Она нас поздравила с Новым годом, спросила, как проходит адаптация в новом коллективе, и под конец, как бы между прочим, поинтересовалась:
– А что это за блестки у вас? Наверно, какие-нибудь дорогие, импортные? Вот, я брызгалась своими, брызгалась, а такого результата, как у вас, не добилась.
– Да нет, у нас тоже недорогие, – скромно ответили мы.
Затем подошла главная медсестра интерната:
– Девочки, что за блестки у вас, какие-то особенные, да?
Нам стало даже смешно.
А затем, когда мы танцевали в общем кругу, к нам присоединился какой-то презентабельный мужчина и, танцуя, сделал комплимент:
– Медсестры второго корпуса сегодня самые блестящие.
Боже, откуда такой галантный мужчина взялся в нашем интернате?!
На вечере, мне кажется, больше всех веселились мы с Аллочкой. Она до того разошлась, что осмелилась пригласить на медленный танец директора, нашего пожилого Дон Жуана. Ради прикола. И вообще, директор все-таки, в хозяйстве пригодится.
Продолжение банкета перенесли на этаж. К нам присоединились старшая медсестра, Анастасия Валентиновна, которую именно тогда я открыла для себя как очень отзывчивую, компанейскую, добросердечную. Веселая, она пригласила санитарку с этажа, с которой зачастую конфликтовала. На службе она была начальницей, требовательной и жесткой, а в неформальных обстоятельствах – душевной собеседницей, понимающей нелегкую долю нашего брата, женщин.
По случаю праздника все скинулись и отправили нас со старшей за провизией для продолжения банкета. На улице стояла снежная, но по-зимнему теплая погода. Мы с Анастасией Валентиновной с удовольствием прогулялись. На обратном пути в холле родного интерната встретили того презентабельного мужчину, который был на банкете. Анастасия и его пригласила к нам на этаж, и он с удовольствием принял приглашение. Продолжение оказалось интереснее самого банкета. Мы пели все хором. Затем почему-то состоялся откровенный разговор на тему «Первая любовь, первые поцелуи». Откровенничали все. Была обстановка теплая, доверчивая и располагала к такому разговору. Все рассказывали такие вещи, которые обычно годами держишь в себе, а бывает, подобные откровения не находят выхода и уходят вместе с человеком навсегда.
После того вечера я встречала презентабельного мужчину почти в каждую свою смену. Его звали Александром, и работал он у нас пожарным инспектором. В тот вечер я почувствовала неуловимые, исходящие от него флюиды. И каждый раз, когда он появлялся у нас на этаже, ощущала, как в воздухе витают те же самые токи.
Как-то вечером, уложив больных на ночь и переделав все свои дела, мы с моей санитаркой сели пить чай. И вдруг появился у нас на этаже этот мужчина. Они с санитаркой оказались из одних краев, и она на правах хороших знакомых пригласила его на чай. Он был легок в общении, весел, рассказывал анекдоты, немного кокетничал. В общем, был очень занимателен.
А позже мне моя Валечка, санитарка, сказала:
– Алина, ты ничего не замечаешь? Ведь Саша от тебя без ума.
– Да, брось ты! С чего ты взяла? – удивилась я.
– Неужели ты не видишь, как он на тебя смотрит? И только в твою смену напрашивается к нам на чай. А в другие смены приходит на этаж и не задерживается.
– Ну, это еще ни о чем говорит, – возразила я. – Мне, во всяком случае, ни о чем подобном, даже намеком.
Вообще ходили слухи, что он с Алей. Сама не раз слышала, как санитарки злословили в адрес Али, что она, например, задерживается на работе, потому что сегодня дежурит Саша. И мне всегда было обидно за Алю. У нее спрашивать, какие у них с Александром отношения, было бы просто некорректно. Захотела бы – сама рассказала.
И вот однажды, когда я дежурила одна, опять по традиции зашел Александр. И тут спустилась ко мне санитарка с другого этажа и предложила идти к ней пить чай. Это была Татьяна, которая оставалсь с нами на продолжении новогоднего банкета. Мы с ней общий язык, пожалуй, нашли в тот же новогодний вечер. Они с Сашей были, что называется, на «ты». Они давние друзья, не раз коротали длинные зимние ночи за рюмочкой чая, поигрывая в карты. Все по-взрослому. А я в свое время тоже была заядлой картежницей, с удовольствием играла в разные игры, вплоть до дамского преферанса. Короче, мы сошлись интересами. Сначала Танюша угостила нас чаем с тортом. На что Саша шутливо заметил:
– Ну, девочки, с вами никакой талии.
Затем Таня достала початую бутылку водки. Видимо, из заначек. Мы ее тоже выпили. Нашей честной компании показалось этого мало. И мы Сашу отправили в ночной магазин, а сами спустились ко мне на этаж, проверить, как обстоят там дела. На этаже было все спокойно. Перед медкабинетом, как всегда в мою смену, дежурил Ленька, больной на коляске. Он был как местный попугай, следил за тем, кто заходит на этаж, во сколько и зачем, сколько раз в мое отсутствие звонил телефон. Ленька нам сходу сообщил:
– Алиночка, все спокойно, никто не приходил, Габрахманов пока не кричал, Колька не стал досматривать фильм и пошел спать, курить никто не выходил. Телефон молчит. Позвони домой, пожелай спокойной ночи своим детям и мужу, чтобы они сами не звонили, не отрывали тебя от работы.
Мы с Таней прошлись на всякий случай по этажу. Я заглянула в некоторые палаты, где находились предполагаемые претенденты на бодрствование. Но этаж спал.
– Ленька, иди спать. Завтра не забудь разбудить меня.
– Как всегда полшестого?
– Да, но не раньше.
Такой разговор у нас с Леней бывал каждую мою смену, но он меня все равно начинал будить с полпятого.
– На всякий случай, – объяснял он. – Чтобы ты пробуждалась постепенно, а то просыпаться и сразу вставать вредно. Мне Дарья Никитична сказала. Организм сначала должен перестроиться от сна к бодрствованию.
При нем ничего нельзя было говорить, иначе он что-нибудь отрывочно запоминал и весь день повторял это всем.
Помню, едва я только сюда пришла, то по неопытности, когда меня позвали обедать наши сотрудники, громко, на весь этаж, крикнула, что обедать не буду, у меня разгрузочный день, день здорового голодания. Так мой Ленька, влюбленный в меня с первого дня, подхватил мою идею голодания и не ел три дня. Говорил, что не будет есть до тех пор, пока не увидит, как ест его любимая медсестра. Потом кастелянша этажа мне выговаривала, что нельзя при больном говорить такие вещи, что из-за этого больной Леня мог умереть с голоду. И, вообще, раньше больной Леня был без ума от нее, но с моим приходом изменился. И, я надеюсь, она пошутила, что я у нее отбила Леньку. Вот такие у нас были забавные больные.
Когда мы опять поднялись к Тане, она сказала:
– Мне кажется, Саша к тебе неровно дышит.
Мне этот разговор казался небеспочвенным и, честно говоря, уже нравился. За столом я обратила внимание на его нарочитые прикосновения к моей руке, а невзначай он, положив руку на спинку моего стула, «случайно» проводил по моей спине. Эти его прикосновения мне все больше и больше нравились, а Танины откровения возбуждали. Например, закусывая, он нечаянно просыпал себе на брюки горошинки от салата. И как раз на очень интересном месте. Я сделала вид, что не заметила. А Таня поднялась, взяла полотенце и стала вытирать ему брюки прямо между ног, да еще комментируя:
