Алёна Жукова - Тайный знак
– Здравствуй, Миша. Спасибо за Серафиму. Она мне все рассказала.
Миша неловко обнял отца и прошептал:
– Прости, папа, прости меня, дурака. Моя это вина, только моя.
– Бог простит. Я тебе не судья. Она ушла и забрала все грехи наши, твои и мои. Теперь живи честно. Пойдем, сынок.
Глава восьмая
После похорон Насти случилось еще одно захоронение. Михаил-старший решился наконец покончить с проклятием всей их жизни – с книгой. Он никому не говорил, но считал ее причиной Настиной болезни и смерти. Выводы следствия, что, дескать, книга сыграла роль спасательного круга, его не убедили. Ведь слишком тяжелая она и, наоборот, как камень, должна была утянуть Настю под воду. Но как в огне не сгорела, так и в воде не утонула, что в принципе невозможно… Ему хотелось поскорее покончить с этими загадками. Как он и обещал Насте, книгу не отдал, да и уничтожить не попытался. Снова закопал ее под елкой, чтобы в исполнение еще одной просьбы жены передать книгу внукам. Сомневался, правда, что доживет до этого момента, но огорчать своей смертью Мишку, его неумную жену Клаву, верную Серафиму, Танечку Карпинскую и ее Котика, которые изо всех сил старались ему помочь, не хотел – вот и жил по инерции.
В снах часто приходила Настя – веселая, молодая. Однажды приснилась с младенцем на руках, смешным и щекастым. «Держи внука, следующего Михаила. Третьим будет, – рассмеялась она. – Дай бог, не последним».
Он проснулся в недоумении. Откуда же внук? Клава и Миша давно отчаялись детей завести. Возраст у Клавы подпирал – ей уж за сорок перевалило, а все никак. Да и у Мишки здоровье пошаливало, пьянки даром не проходят. Врачи утешительных прогнозов не давали. Никакие воды, никакие грязи и бабки Клаве не помогали, а усыновлять они никого не хотели.
Сон был таким ярким, что Михаил поделился с невесткой. И в душе Клавдии снова загорелась надежда: если уж с того света оповестили, значит, так тому и быть, только надо не сидеть на месте, а бороться. Вот, например, одна женщина посоветовала съездить на Даниловское кладбище. Призналась, что никак не могла забеременеть, а после того, как стала ходить к могилке какой-то Матроны и землю оттуда брать, так сразу двойню и понесла. Многим женщинам помогает. Еще хорошо на камень Девий сесть, что в Чудовом овраге Коломенского парка лежит, хуже не будет. Ну и, конечно, в церковь сходить, свечку поставить. Сначала Клава решила попробовать первых два способа, а церковь оставила на крайний случай, если другое не поможет. Неприятности ей ни к чему.
В итоге она все прилежно исполнила: посетила кладбище, посидела на камне и даже в церковь тайком заглянула. А Мише достала дефицитные кубинские настойки на роме, которые поднимали активность сперматозоидов. Миша был не против употреблять настойки в любое время суток, после чего сам был готов к употреблению почти круглосуточно.
Что из этого помогло, неизвестно, но через три месяца Клава и вправду забеременела. Счастью не было конца. Как и положено, Клава никому ничего не собиралась говорить, пока живот не попрет, чтобы не сглазили, но свекор, который, конечно, о беременности знал, не удержался и разболтал Карпинской. Этого-то Клава больше всего и боялась. Татьяна была товаркой по несчастью – не было у них с Котиком детей, и от этого их брак, как считала Клава, трещал по швам. Котик все чаще уезжал и все реже проводил время с женой. Клава нутром чуяла – к хорошему это не приведет. Что за семья без детей?
Узнав, что Клава в положении, Татьяна пришла с подарками будущему младенцу, что было вообще не по правилам. Она недавно приехала из гастрольного турне по Америке и видела, как там подружки будущей мамы устраивают «младенческий душ» – задаривают ребеночка подарками, чтобы тот захотел появиться на свет. «А какой же дурак откажется появиться, когда его ждет такое приданое?» – шутила она. Но Клаве эти объяснения не понравились и ничуть не убедили. Она считала, что вообще нельзя говорить о младенце, нельзя заранее поздравлять и сразу, как родится, тоже показывать нельзя – так ее бабки в деревне учили.
Проходила она беременность без особых проблем. Пришло время рожать, но заветный день все не наступал. Перенашивала она немного, но всего пугалась: врачей, давления повышенного, белка в моче. Хотя чего пугаться, всю беременность в рот ни капли не брала, ни одной затяжки сигаретной не сделала.
В тот день вся страна праздновала день рождения Генерального секретаря, бессменного руководителя государства Леонида Ильича Брежнева. К ним пришли гости, и Мишка наклюкался как скотина. Она и сама не удержалась, рюмашку пропустила. Только и было разговоров, что надо бы поднатужиться и родить сегодня, генсеку в подарочек. Может, будет еще один Ленчик бровастенький. Еле этих гостей-бухарей она выперла. Миша свалился в постель, как шашкой порубанный. А ей не спалось – тянуло поясницу. Необъятный живот давил, как гиря, дышать было невмоготу. Клава ходила в туалет каждые полчаса, с трудом нащупывая шлепанцы под кроватью. Каждое движение отдавалось в пояснице, будто кол туда вставили. Муж теперь спал на самом краю, чтобы не мешать ей, и так всегда полной, а теперь и вовсе слоноподобной: отекшие столбообразные ноги, распухшие губы и нос.
– Миша, – вдруг застонала Клава, – Миша, пора.
– Что пора, куда пора? – Михаил со сна не мог сообразить, о чем речь. Глянул на часы – половина второго ночи.
– Ехать пора, я чувствую…
– Ой, Клава, потерпи, а? Утром поедем, дай поспать. Как я за руль сяду, ведь выпил же.
– Такси вызыва-а-ай! – Клава перешла на крик, утробный и страшный.
Кряхтя, кое-как слезла с кровати. С боку на бок переваливаясь, понесла живот на кухню звонить знакомому таксисту. Пока мылась и одевалась, трижды принималась стонать и охать. Потом таксист посигналил снизу, и она ушла, изобразив на лице смертельную обиду.
Михаил спохватился: натянул брюки, туфли прямо на босу ногу, куртку на майку надел, но лифт уже уехал. Он мчался с пятого этажа по лестнице вниз, хватаясь за перила, чтобы не упасть.
– Клава-а-а! – отдавалось эхом по всем этажам дома на Ленинградском проспекте.
– А-а-а! – вторила ему Клава из лифта.
Бежал он быстрее, чем спускался лифт. Успел, помог выйти, сесть в такси, и они поехали. Роддом тут же, на Ленинградском, всей дороги минут восемь от силы.
В приемном отделении сонная пожилая нянечка нехотя открыла дверь:
– И ходят, и ходят… Спать ночью надо! Людей бы пожалели!
Клаву разобрало не на шутку.
– Ты давай поворачивайся, – заорала она вдруг, – сейчас рожу прямо здесь, на пороге, а-а-а-ай!
– Так все говорят: «Сейчас рожу, вот прямо тут». Пугают только, а как до дела дойдет, так ни туда ни сюда. Щас кликнем доктора, он и скажет, когда родишь.
Не спеша выплыла нарядная акушерка в накрахмаленном халате и высоком колпаке:
– Схватки давно? Рожаем в первый раз? Мужчина, выйдите отсюда.
Она провела Клаву в родильный зал:
– Так, ложитесь на кресло. Думаю, хорошо, если к обеду родите, а то и к вечеру.
Но Клава решила по-своему: она издала еще один утробный вопль и поймала что-то, вдруг появившееся у нее между ног. На пол лилось…
– Ой! – растерялась акушерка. – Кирилловна, каталку живо, набор стерильный.
– Батюшки, да как же это, да не может такого быть. – Гремя каталкой, почти бегом одышливая Кирилловна понеслась к роженице.
Акушерка взяла наконец родившегося крепыша, довела Клаву до кушетки и уложила. Тут она увидела Мишу, который непонятно как в родильный зал просочился и оцепенел от увиденного.
– Мужчина, а вы что здесь делаете? – озлилась на него. – Ну-ка, марш отсюда!
Миша ретировался за дверь. Жена больше не кричала, и от этого было легче.
«Пойду напьюсь, все-таки сына родил!»
Победная мысль о законности пития вытеснила остальные, тревожные, мысли из его головы.
Клава отдыхала: живот не давил больше, дышалось легко.
«Господи, счастье-то какое: сыночек родился. Лёней, конечно, не назову, а Вольдемаром точно. Интеллигента растить буду, музыке учить, языкам иностранным. Маленький мой!»
Она заплакала вдруг – это были слезы облегчения.
Утром позвонила мужу, Михаил на звонки не отвечал.
«Бухает где-то», – отчаялась Клава и набрала номер свекра.
– Михаил Александрович, Клава это. Родила, да. Мальчика, четыре сто, пятьдесят пять сантиметров, богатырь. Спасибо, спасибо за поздравления. Выпишут к пятнице. Да, утром, часов в десять. До свидания, Михаил Александрович.
Позвонила заместительнице своей, спросила, все ли в магазине гладко, потом соседке по дому. Жаль, Карпинская сейчас на съемках в Крыму, а так бы точно организовала «сцену у роддома» с музыкой и цветами. Соседка к выписке обещала привезти все, что заранее подготовлено. На мужа надежды нет. А что поделаешь? Жалко его – слабый, бесхарактерный, зато свой в доску, не то что его папаша. Хотя, если бы спросили, на кого хочешь, чтобы сын был похож, когда подрастет, ни на минуту не задумалась бы – конечно, на деда.
