Иосиф Гольман - Защитница. Тринадцатое дело
На более глубокий – все-таки выделялся.
Однако именно в хорошие периоды, когда он был милым, приятным мальчиком, Нила больше всего боялась того, что, может быть, скрывали Мишкины гены.
Петр Иванович успокаивал.
Ну, не будет академиком. Ну, не станет миллионером. Они с Нилой тоже не миллионеры и не академики, а живут счастливо.
Нила с логикой соглашалась, однако сердечная тревога не проходила. В каждом капризе мальчика, в каждом всплеске его агрессии – а они случались – приемной матери виделось страшное будущее.
Успокоилась она неожиданно, и опять с помощью прапорщика.
– Нила, – как-то невзначай сказал он как раз в такой момент, когда она была в очередном напряге. – Нила, это неправильно.
– Что неправильно? – спросила та, хотя, в общем-то, понимала о чем речь.
– Сама знаешь, – так и сказал в ответ. А потом провел психотерапию. Наверное, на уровне прапорщика. Зато действенную. – Ты довольная, что Мишка с тобой? – спросил он.
– Очень, – не задумываясь, ответила та.
– Ты хотела бы, чтоб Мишка внезапно исчез? Не умер, не забран в детдом. А просто исчез из твоей жизни так, чтоб ты даже о нем не вспомнила?
– Нет, конечно! – испугалась подобной перспективы, даже умозрительной, Неонила.
– Значит, ты счастлива! – убежденно сказал Бойко. – Имеешь, что хотела и боишься потерять. Значит, в данный момент ты счастлива, – повторил он.
Нила задумалась – получалось, что Петр Иванович прав. Мечта, пусть и до Мишкиного появления не вполне осознанная, свершилась. Рядом с ней самый дорогой для нее маленький человек.
Конечно, что будет завтра, неизвестно. Зато про сегодня – понятно.
Сегодня – счастье.
Такие вот нехитрые доводы здорово подняли ее настроение.
И еще – стало заметно меньше давить на психику осознание брака по расчету.
То есть, сам факт трезвого расчета отрицать было невозможно.
Ниле нужен был муж для юридического усыновления мальчика.
Ниле нужна была помощь в домашних делах.
И, наконец, в материальном плане две зарплаты плюс ожидаемая сумма за сдачу в аренду комнаты Бойко сильно перевешивали единственную небольшую зарплату библиотекарши.
Нет, не наконец.
Еще нужно добавить спокойную голову рядом и пару крепких умелых рук. Когда Мишка заболел воспалением легких, уверенность Петра Ивановича стала просто необходимой, иначе бы сердце Нилы разорвалось от страха.
А как выручала новую семью машина? Не мерседес, но в дороге не ломалась ни разу. В умелых руках «Волга» действительно живет долго.
Когда Неонила начинала перебирать достоинства скороприобретенного мужа, она в конце концов быстро уставала – столько их было. Недостаток же, по большому счету, имелся всего лишь один – не принц.
И вовсе не в смысле замков или королевской казны.
А в смысле стародавнего, но твердо вошедшего в ее голову принципа: не давай поцелуй без любви.
Поначалу она и не давала.
Даже после того, как паспорта скрепились синей печатью ЗАГСа, а Бойко со своими пожитками переселился в ее квартирку.
Он, может, и обижался, однако никак обиду не проявлял, и сам себе стелил в гостиной, стараясь не смущать законную жену полуобнаженным видом.
Постепенно и очень неспешно они сближались.
Сперва им стало интересно разговаривать вместе (многие супруги, начав с активной страсти, так и не доходят до подобной степени близости).
Еще быстрее Петр Иванович стал необходим, если так можно выразиться, в обиходе. Он мог все, что вообще может потребоваться в быту. И, наконец, он был палочкой-выручалочкой с Мишкой, когда Нила не могла его прикрыть собой.
Тут, кстати, выяснились любопытные детали.
Оказывается, они с Бойко работали на одном и том же предприятии. Просто входили в разные проходные.
Петр Иванович знал об этом давно. И поездка в пансионат у него была вовсе не случайной, а вполне даже осознанной. Оплаченной только после того, как дружок из профкома сообщил о выделении путевки Неониле Леонидовне.
Нила уже стала опасаться, что и дощечку на мосту в день приезда выбил этот предусмотрительный человек. К счастью, вроде бы дощечка, точнее – ее отсутствие, – было не его умелых рук делом.
Короче, страсти не было. По крайней мере, со стороны Нилы.
А благодарность и тепло были. Она вдруг физически почувствовала то, про что часто слышала с молодости от мамы: и про спину, на которую можно опереться. И про локоть, за который можно уцепиться. И про плечо, которое подставляют в трудный момент.
Все это у нее теперь было.
А первая брачная ночь случилась как бы не через три месяца после ни с кем – даже друг с другом – не отмеченной свадьбы.
Это когда Мишку привезли из больницы.
Уже нормально дышащего, уже без температуры. Страшно вспомнить, как он, красный и задыхающийся, лежал у нее на руках в приемном покое Русаковской больницы. Мишку даже еда не привлекала, и это пугало Нилу больше всего. Зато вовсе перестало пугать, что вдруг сын вспомнит вслух что-нибудь нехорошее. Это была такая мелочь по сравнению с его жизнью…
Так вот, Мишка приехал домой, счастливый, что ничего не болит, что не ходят строгие тети со шприцами, что Нила и папа рядом. Он, кстати, Петра Ивановича назвал папой сразу, а Неонилу категорически отказывался называть мамой. Она не настаивала, разумеется, но все равно было чуть обидно.
Лежал он дома, в гостиной, на тахте, довольный и счастливый.
Накормили мягкой вареной курицей – опять чуть не выхватывал куски из рук.
Немного поболтали с мальчишкой втроем.
Мишка быстро устал и почти сразу заснул, дыша ровно и спокойно.
А Нилу вдруг переполнило ощущение счастья.
И – благодарности к своему другу-мужу.
Она подошла к стоявшему рядом Петру, обняла его, зарывшись лицом в его мягкий свитер. От него пахло теплом и спокойствием – курить Петр Иванович одномоментно бросил с появлением в доме ребенка.
Бойко в ответ обнял свою женщину.
И, почувствовав – если не желание, то согласие – мягко взял на руки и отнес в спальню.
Конечно, никакого часового киношного секса у них не было.
Ни стонов, ни сдерживаемых криков.
Было просто хорошо.
И – до, и – во время, и – после.
Особенно Ниле понравилось состояние после.
Спокойствие, которого ей так не хватало, вошло в каждую клеточку ее тела.
И не то равнодушное спокойствие, когда просто надоело волноваться и уже на все наплевать.
А ощущение того, что все в твоей жизни правильно, и ты заработал право на эту вот передышку.
Работы вот только у Петра стало несравнимо больше.
Деньги были нужны, как воздух, и он занялся ремонтами. Ему было без разницы, что ремонтировать: автомобили, бытовую технику, дома и квартиры – лишь бы материалы и инструмент соответствовали. Дачу Береславских он, наверное, и бесплатно бы ремонтировал – так ему понравились неиспользуемые железяки профессора.
Да, деньги теперь были нужны гораздо большие, чем прежде.
Мишка ведь, получалось, взялся как бы ниоткуда.
Соответственно, бесплатный районный детсад ему был противопоказан. А с учетом анамнеза, и подавно.
То же касалось медицинского обслуживания.
А еще он был гол, как сокол, и на «приданое» тоже ушла приличная сумма.
Раньше Нила вообще не задумывалась на тему, сколько стоит ребенок. Зато теперь понимала его самоценность со всех сторон.
Шеметова, к счастью, запросила совсем небольшую сумму за свои услуги. Нила так и не поняла, что это: такая маленькая такса или завуалированная поддержка? Склонялась ко второму.
Ольга очень старалась, но в подобных делах быстрых результатов не бывает.
Нынешнее статус-кво – приемная мама при пьющей живой родной – поддерживалось пока самым простым способом, пятью тысячами рублей в месяц.
По совету Ольги Викторовны, все деньги передавались физиологической мамаше под расписку. Мария писать их не хотела. Здесь уже помог совет многоопытного Береславского. Недобрый, прямо скажем, совет.
Через Беллу Эдуардовну Марии передавалась пятьсот рублей. Безо всяких расписок. А на следующее утро приезжали уже Неонила с мужем и вручали остальные четыре пятьсот. По утрам, когда трубы горели, дама меньше артачилась.
Вряд ли такой подход соответствовал идеалам, воспитанным в Неониле мировой литературой. Но она уже и не была книжной девочкой. Она была женой и матерью. А ради ребенка можно пойти и на гораздо большие безобразия.
Кстати, владельцы ротвейлера Аргентума, Рожковы, в какой-то момент отказались платить. Они поняли, что серьезного судебного давления не будет, и вышли из игры.
Петр не стал осуждать Виталия и Валентину.
Просто перевел их из разряда приятелей в разряд чужих людей. А есть ли смысл обижаться на чужих людей?
