Владимир Дурягин - По дороге к Храму
– Вишенка моя, сладкая…
Особого сопротивления с её стороны Андрей не почувствовал, напротив, она вела себя, как с желанным мужчиной, хотя проделывала всё сонно и неумело.
– Сладкая моя вишенка… Тонечка… Тоня-а-а!..
…Свалившись на постель, Алёнка, впервые отведавшая водки, провалилась в глубокий сон. Она почему-то сразу очутилась в Сергуниной лодке, посреди волнующейся реки. Пред глазами сверкали сотни солнечных зайчиков. Проплывавший мимо большой пароход поднял крутые волны, и чтобы не утонуть Сергуня уложил её на дно баркаса, накрыв своим телом.
– «… Ихо… тихо… Тонем… Не утонем…» – Отдавалось эхом в тяжёлой голове Алёнки. В эти минуты, Сергуня был ей особенно приятен. Ей было немножко больно, равно, как и хорошо. Алёнка, обнимая его, крепко прижимала к себе, и ей становилось ещё приятней от неведомых до сих пор ощущений. Волна сильно раскачивала лодку с носа на корму, но страшно не было, Алёнку собой прикрывал её капитан…
… Проснувшись рано утром, она хотела, было повернуться на бок, но одеяло, будто за что-то зацепилось. Алёнка потянула его сильней, и увидела, как у неё под боком зашевелился и сонно простонал Лукич. Сбросив с себя одеяло совсем, она как ошпаренная, выпрыгнула из постели, и удивлённо уставилась на отчима. Андрей расценил её поведение по-своему и, улыбнувшись, протянул к ней руки, зазывая обратно под одеяло. Достаточно поспав, он чувствовал себя снова дееспособным мужчиной. Алёнка испуганно попятилась к двери, попутно прихватив со стула, заваленное его одеждой повседневное платье и наскоро одевшись, в шоковом состоянии, выбежала на улицу. Присев на холодную ступеньку крылечка, собрав на лбу морщинки, она припомнила сладкий сон, и только теперь поняла, что это произошло на самом деле!.. Вдруг она, словно напуганная молодая лань, сорвалась с места, распахнула настежь калитку и, раскинув руки, будто ласточка крылья, топая босыми пятками по тротуару, припустила вдоль улицы. Захлебываясь слезами от смешанного чувства, любви и ненависти, стыда и горькой обиды, она без остановки домчалась до кладбища и рухнула на свежий холмик материнской могилы.
– Ма-а-мо-о-чка-а! – Навзрыд произносила она, разгребая тяжёлый сырой песок, сразу же набившийся под ногти. Обессилев, поняла бессмысленность своего поведения и стоя на коленях, начала сгребать песок обратно, окропляя могилку слезами, неотрывно глядя, на овальную фотографию самого дорогого ей человека, с грустной улыбкой на очаровательном лице. Вконец уставшая, Алёнка, уткнулась лицом в холмик и в кровь покусанными губами, еле слышно прошептала:
– Прости меня, мамочка! Я его… я его… тоже… любила. Я… даже… завидовала тебе… Зачем же он, так?!!
Выплакав все слёзы, Алёнка поднялась с земли и изредка судорожно всхлипывая, огляделась. В верхушках редких кладбищенских сосен гулял ветер. На одной из них веселился бельчонок, шустро спускаясь почти до земли и, пулей взмывая вверх. В другое время, Алёнка бы обрадовалась встрече со зверьком, но теперь посмотрела на него с совершенным безразличием.
Понемногу приходя в себя, она дошла до дома. Раздумывая, постояла у дверей и, решившись, толкнула дверь. Лукич отсутствовал. Через четверть часа, она вышла приодетой, со спортивной сумкой на плече и, избегая встречи со знакомыми, направилась в сторону железнодорожной станции.
Прибыв в Пятиморск, Алёнка уже заранее приготовилась к трудностям. Но, как оказалось, Сергунин дом был неподалеку от вокзала. Громоздившийся среди пятиэтажек общежитский девятиэтажный комплекс, после поселковых домиков, показался ей киношным небоскребом. К глубокому сожалению, Сергуни не оказалось дома и она, выйдя из подъезда, в раздумье примостилась на краешек затоптанной грязными ногами скамьи. Рядом с детской песочницей, томилась от безделья группа ребят, приблизительно её возраста. Через некоторое время, один из них подошёл и, взобравшись на скамейку с ногами, спросил:
– Ты что, из Лохляндии?
– Почему? – отказавшись от протянутой ей сигареты, спросила Алёнка.
– Так сидят на скамейках только лохи. Кого ждем, леди?
– Кого надо, того и жду. – Грубовато ответила она.
– А, в сумке что, бомба?
– Чего пристал? Иди отсюда! – Совсем рассердилась гостья.
– Показывай сумку. – Настойчиво потребовал парень.
– Ты чего, дурак?!
– Не дурак, а сроду так. Показывай, или я сейчас «спецназ» вызову. – Говорил спокойно и уверенно тот. «Спецназ» Алёнке был не к чему, и она раскрыла сумку.
– Ладно, вижу… На террористку ты не похожа. К кому приехала?
– К Никитиным. – Скрепя сердце ответила она.
– К Сергуне? Ну, так бы и говорила.
Парень из заднего кармана джинсов достал маленький мобильник и большим пальцем той же руки, в которой держал телефон, ловко набрал номер.
– Але, Гуня, Тим трубит. Почему без дела? По делу. Тут к тебе родственница подкатила… Какая, какая… красивая и молодая. – Он ещё раз оглядел Алёнку с головы до пяток. – Спрашивает, откуда принесло?
– Алёна, из Сужи…
– Алёна, из какой-то лужи. А-а, ладненько… – он выключил телефон и сунул обратно в карман. – Сейчас примчится, твой родственник. У него байк под жопой, так что… жвачку хочешь?
– Спасибо. – Она взяла жвачку, поняв, что этот парень не так уж и опасен, как ей показалось поначалу.
– Поступать приехала?
– С чего ты взял?
– Сейчас все лохи сюда едут. Бабки, что ли, некуда девать?
– Причём, тут, бабки? – покосилась Алёнка на парня.
– Не боись. Это я так, чтобы не молчать.
Алёнка не сразу признала Сергуню, когда тот подъехал на мотоцикле. За прошедший год, он сильно повзрослел. Чувствовалось, что он не только освоился в городе, но и заслужил кое-какой авторитет среди вот этих ребят, что томятся от безделья. Сергуня заглушил мотоцикл, снял шлем и, молча, уставился на Алёнку. От этого молчания ей стало немного не по себе.
– Вот… Приехала… Как обещала. – Смущенно улыбнулась она.
– Ага!.. – Словно только что проснулся тот. – Привет…
– Привет! – Она потянулась к нему и, как тогда, во время прощания, поцеловала его в щёку.
– Тим, поставь коня в стойло. – Попросил Сергуня парня с телефоном и передал тому мотоцикл.
– С превеликой радостью, мин херц.
Они поднялись на четвертый этаж семейного общежития и прошли в самый конец длинного коридора. По Аленкиным понятиям, комната была приличных размеров, но обставлена только самым необходимым. По середине ее стоял обеденный стол, прикрывая собой раскладной диван, прижатый к стене. В углу, на тумбочке, стоял цветной телевизор, у дальней стены книжный шкаф с небольшим количеством книжек и журналов, окна были зашторены большими цветастыми занавесками.
– Уютно у вас. – Сказала Алёнка, снимая туфли. – А, Нина Васильевна, на работе?
– Ты, что, не знаешь? Я же тебе писал…
– Н-нет. – Пожала плечами Алёнка.
– Нет больше мамы. И, тётки, тоже нет. С работы не вернулись.
– Как? – уставилась на него Алёнка.
– Про аварию на химзаводе слышала?
– Нет.
– Ах, да!.. У нас, ведь, чем громче грохнет, тем тише слышно. – По-взрослому усмехнулся Сергуня и, спросил. – Не помнишь, сколько ты от меня писем получила?
– Около пяти… вроде…
– Понятно. – Сказал он и, к её удивлению, прикурил сигарету. На это она ему ничего не сказала, просто было как-то непривычно видеть Сергуню таким взрослым. Он подобно Лукичу, глубоко втягивал в себя дым и медленно задумчиво его выпускал.
– А, когда это случилось, с мамой?.. – осторожно, чтобы не очень его расстроить, спросила Алёнка.
– Да, уж, с полгода, как… Теперь, вот, один.
По его интонации в голосе, Алёнка поняла, что горечь утраты он уже пережил и смирился со своей судьбой, а потому в свою очередь тоже призадумалась, опустив низко голову. Ей хотелось излить Сергуне всё, что произошло с нею за последнее время, но вчерашнее удерживало, заставляя терпеть!..
– Я, теперь, тоже одна. – Тихо произнесла Алёнка.
– Ты-то… с чего?! – Захлебнулся дымом Сергуня.
– Мама утонула… Белье полоскала и упала в воду, пока я… пока мы… – Она ни в какую не желала признавать, что мать покончила с собой. – Вчера девятый день был. – И, её снова прорвало… Алёнка села на диван, уткнулась лицом в стол и принялась рыдать, вытесняя из груди этот снова скопившийся противный ком. Сергуня стал, как мог, успокаивать подругу детства, поглаживая ладонью по её трясущимся плечам, по спине, по волнистым шёлковым волосам… и тут, в комнату по-свойски, без стука, вошла рыжая девчонка.
– Привет, парниша. – Сказала она таким тоном, будто Алёнки здесь вовсе не было. Присев, упитанным задом на угол стола, достала из пачки сигарету и прикурила, слегка улыбаясь и прищурив глаз от попавшего в него дыма. Алёнка всхлипывая, вытирала слёзы, будто сквозь туман, поглядывая на курившую конопатую гостью.
– Родственница? – спросила рыжая, и стряхнула пепел прямо на пол.
– Так, ведь, ты же, уже, знаешь! – Раздраженно ответил ей Сергуня, и было понятно, что её визит, в данное время был нежелателен. Алёнка осушила слёзы и теперь с неприязнью смотрела на гостью, столь бесцеремонно ворвавшуюся к ним в комнату. Обстановку разрядил сигнал мобильника. Сергуня прижал трубку к уху и по выражению его лица, было видно, что он выслушивает что-то неприятное.
