Инна Тронина - Операция «Купюра»
Ружецкий тем временем, с отвращением оглядывая бутылки, банки и тарелки на столе, достал из «дипломата» несколько листов бумаги, положил их на крышку. Вид колбасных шкурок, корок от сыра и корок от батона за двадцать две копейки едва не доводил его до рвоты. К одной из хрустальных салатниц пристали крупинки чёрной икры, в другой лежали остатки севрюги. Судя по всему, опера пожаловали во время произнесения очередного краткого тоста – выпить «Столичную» из рюмок собравшиеся так и не успели.
– Да, хозяйка, как вас величать? – крикнул Ружецкий в сторону кухни.
– Нечаева Евгения Даниловна, – с готовностью отозвалась толстуха.
Михаил посмотрел на лежавшую рядом гитару, тронул струны, и лицо его немного смягчилось. Грачёв вернулся из коридора, придвинул стул и сел так, чтобы видна была входная дверь.
– А это кто такой? – Ружецкий кивнул на рыжего.
– Друг мой, Лёха Ковырин, – отрапортовал Нечаев.
– Он ночевал здесь или так зашёл? – зачем-то спросил Михаил.
– Нет, ночевал только Эдик, – крикнула из кухни хозяйка. – А Лёша с Элей пришли рано утречком, часов в восемь. Они прямо с поезда, с отпуска.
– Зимой в отпуске были? Лыжники, что ли? – с сомнением оглядел парочку Ружецкий. – Ладно, разберёмся потом. А вы разве где-то работаете? Что-то не похоже, молодые люди, что вы каждый день в шесть часов утра встаёте…
Он пристально смотрел на Нечаева, потом на Ковырина и соображал, мог ли последний принимать участие в убийстве Гаврилова. Скорее всего, нет, кишка тонка. Наверное, тоже скупщик купюр – не более того. А вот к Эдику нужно повнимательнее приглядеться. Этот, похоже, чеснок, и от него всего ждать можно.
– Как твоя фамилия? – Михаил, наконец, повернулся к детине, который еле отцепил от себя стул, и сейчас приходил в себя на ковре под присмотром Грачёва.
– Ну, Носов! А чего? – От Эдика так воняло перегаром, что в округе, наверное, передохли все микробы.
– Ничего. Ты вор? – Ружецкий присмотрелся к татуировке на тыльной стороне его руки. – За что чалился?
– В юности гадильник держали с корешами. Потом хлебал за цинку…
– А теперь чем живёшь?
Носов молчал. Девица Эля, уже застёгнутая и подкрашенная, лениво усмехнулась.
– Да шниффер он!
– Понятно. Справку об освобождении покажи. Хочу убедиться, что ты не в бегах. – Михаил повернулся к Ковырину. – Эля – жена тебе?
– Гражданская. – Рыжий надел на рубашку спортивную куртку.
– А что ж она тогда к Нечаеву клеилась, да ещё в твоём присутствии? – удивился Ружецкий.
– А он ей брат троюродный, – не моргнув глазом, объяснил Ковырин.
– Это ещё интереснее, – будто бы про себя сказал Ружецкий. – Так откуда вы прибыть изволили?
– Из Ростова-на-Дону.
– Ростов – папа, Одесса – мама, а Сочи – помойная яма! – неожиданно улыбнулся Михаил и ударил по струнам. – Верно, Севка? Долго там пробыли?
– Две недели, – не задумываясь, ответил Ковырин. – Мы, гражданин начальник, до Сочей не доросли пока. – Он вдруг скривил лицо набок и всхлипнул: – Ну, виноваты, начальник! Психанули мы с Эдом немного… Ты ж так влетел, что мы решили – долги брать. Кто ж знал, что ты мент? Ксиву ломать хочешь?
– Ждёте, выходит, от своих неприятностей? – понимающе кивнул Ружецкий. – Паспорта при вас?
– Элька, у тебя документы? – повернулся Ковырин к девице.
– У меня. – Она поднялась из-за стола. – Там, в коридоре, в сумке. Я принесу…
– Неси. – Ружецкий проводил Элю взглядом.
Сейчас, в надетом поверх блузки изумрудного цвета джемпере и варёнках, она выглядела вполне прилично. Правда, по бледному лицу расползлись красные пятна, и это девушку здорово портило.
– Севка, глянь, чтобы документы принесла, а не что-то другое, – велел Ружецкий. – Прописка у всех городская?
– У меня сто первый, – еле выдавил Носов.
– А что ты здесь делаешь?! – вскинулся Михаил. – Сейчас же, прямо отсюда, на вокзал – и мотай туда! Ориентировку на тебя выдам – всё равно долго гулять не будешь. Второй раз попадёшься – по-другому разговаривать станем. Спасибо, – бросил Михаил Эле, которая протянула ему документы. – Я перепишу данные, и мотайте с ветерком. Сергей, ты что там возишься?
Нечаев шарил руками пор грязной скатерти, потом полез под стол.
– Нет ли дымка, начальник? – Нечаев потряс пустую пачку «Пэлл-Мэлл».
– Держи, чудо в перьях! – Михаил протянул ему «Пирин». – И готовься к серьёзному разговору. Всеволод, перепиши данные на этих троих, и пусть убираются.
– Я же только «чайник», гражданин начальник!
Нечаев ни на чём не мог задержать взгляд. Глаза его бегали по лицам собравшихся, губы шевелились, на лбу змеились морщины. Он никак не мог догадаться, по какому делу заявились опера, и на всякий случай решил подстраховаться.
– Я ведь на подписке. Разве в «мелодии» не знают? Всё по-честному – могу показать бумагу.
– Я лучше тебя всё знаю, – осадил его Ружецкий. – Ковырин не попадал с тобой в «пятёрку» четыре дня назад?
– Да я ж в Ростове был… – испугался Алексей.
– Серёга, он скупал денежки? – Ружецкий будто бы и не услышал Ковырина.
– Да нет, Лёха же только в напёрсток играет, – пояснил Нечаев.
– Напёрсточниками не занимаюсь, – отрезал Ружецкий. – А Носов не причастен?
– Да нет, начальник, я с медвежатниками больше, – уважительно ответил Эдуард.
– Последний срок за это? – спросил Михаил.
– Точно. – Носов, похоже, ещё не верил в то, что его отпускают.
– Севка, готово? – Ружецкий обернулся к брату, который аккуратно переписывал данные.
– Порядок! – Тот помахал уставшей рукой.
– Тогда выметайтесь все – и Эдик, и Лёшик. Ну, и дама, соответственно. По мере возможности, не болтайте о том, что здесь было. Вам же хуже будет, понятно?
– Понятно, начальник! Спасибо тебе… – загалдели мужики. Эля радостно захлопала в ладоши. Все были очень рады тому, что так легко отделались.
Михаил щелчком подбросил пачку «Пэлл-Мэлл»:
– Севка, гляди, на какое курево в напёрсток наиграли! Ты этих проводи до дверей, а мы пока с Серёгой пошепчемся. Евгения Даниловна, можете уйти в свою комнату, только телефон не трогайте. Нужны будете – позову.
– Да-да! – обрадовалась хозяйка, которой надоело торчать на кухне.
– Сергей, кого вы с дружками в гости ждали?
Михаил вытянул ноги и расстегнул куртку. Снег за окном так и валил, а где-то в соседней квартире громко врубили уже осточертевшую «Маменьку».
– Да один тут… Шенар Вэли зовут. Он башкир – злой, как чёрт. Обещал своих людей прислать, потому что Эд ему должен. Мокрухой кончится, судя по всему, – глубокомысленно заключил Сергей.
– Так-так! – Ружецкий поморщился, массируя виски. – Ты приблизительно соображаешь, зачем мы к тебе пожаловали?
– Из-за тех «бабок», что ли? Которые я для обмена скупал? Так я ж в отделении рассказал всё, как было. Ну, скупали, был грех… Так людям-то лучше – в сберкассу стоять не надо. И нам, за работу, разве не полагается награда? Официально только по двести рублей меняют, а мы – сколько хочешь… Разве не справедливо, начальник?
– Федьку Гаврилова за что сделали? – буднично, словно между просим, спросил Ружецкий.
Серёга вскочил на ноги, и стул перевернулся на ковре:
– Ты… что? Я не убивал его! Я не… Видит Бог! – И Нечаев размашисто перекрестился.
– Бог – он всё видит! – Ружецкий завернул свой окурок в конфетный фантик, потому что пепельница была переполнена.
В это время вернулся Грачёв и сел на место ушедшего Ковырина. Нечаев, не глядя, нашарил свой стул и сел на него верхом.
– Ты как, сразу за ум возьмёшься или в несознанку уйдёшь? У меня с собой масса вещественных доказательств. А ещё больше – в том заведении, куда я тебя сейчас отвезу.
– Куда? – испугался Нечаев, сжимая скатерть в кулаках.
– А то сам не понимаешь, куда! Знал Фёдора Гаврилова?
– Ну, знал! Знал!!! И что?..
– А то! – властно оборвал его истерику Ружецкий. – За что мужика убили, спрашиваю? Ты и Квежо Габлая…
Сергей почернел лицом, и борода его в одно мгновение стала мокрой, неряшливой, а широкие плечи обвисли под футболкой.
Михаил подмигнул брату, и тот словно между прочим спросил:
– Сергей, а кто такой Баринов?
– Баринов? Это Федькин знакомый какой-то. Кажется, заведующий сберкассой.
– Через него менять деньги хотели? – продолжал Всеволод, постукивая по столешнице пальцами.
– Вроде бы… Федька сказал, что сам всё организует. Только обронил, мол, Веня Баринов поможет, не волнуйся. И всё, больше я не спрашивал…
– Но взятку-то вы Баринову отстёгивали? Не за красивые же глаза он так рисковал! – допытывался Грачёв.
Ружецкому явно надоело в этой неуютной квартире. Он хотел отвезти Нечаева на Литейный и там, в официальной обстановке, выведать всё подчистую. Атмосфера «Большого Дома» располагала к откровенности и не таких слизняков, как Серёга.
