Владислав Картавцев - Восемнадцать часов дурдома
Светлана присоединилась к их группе уже под самый конец. Она училась на курс старше, потом взяла академический отпуск по семейным обстоятельствам и в итоге писала диплом уже вместе с Андреем и его товарищами. С первым же ее появлением Андрей понял, что влюбился весь без остатка.
В ее присутствии он чувствовал невероятную робость, его умение общаться легко и непринужденно куда-то исчезало, он просто смотрел на Светлану, и по его лицу можно было с легкостью прочитать, о чем он думает. Он несколько раз делал попытки поближе сойтись со Светланой, но она была холодна – как будто Андрея вообще не существовало в природе.
Это настолько злило его, что он готов был наброситься на нее с кулаками, но сдерживался, повторяя и повторяя по себя, что все равно – Светлана в итоге будет принадлежать только ему! Увы, всё вышло по-другому.
– Наверное, к лучшему, – умом Андрей это понимал, но в душе так и не смог смириться, – любишь, не любишь, не имеет значения, зато избежал насмешек и лишних пересудов! – ему только и оставалось, что крепко сжимать зубы и скрипеть челюстями, пытаясь совладать с эмоциями.
Андрей вспомнил вечеринку по случаю окончания института. У него оставалась последняя надежда поговорить со Светланой и убедить ее в серьезности своих намерений. Накануне он решил, что так и сделает, надел костюм, купил шикарный букет роз и прибыл по месту назначения – в частный дом одногруппника в элитном поселке Жуковка под Москвой. К тому времени там уже собрались все – в основном, девушки, и только четверо мужчин, одним из которых был Андрей.
Владельца дома звали Вальдемар. Он очень гордился своим необычным именем, так же как и тем, что его папа – богатый коммерсант, сделавший состояние на торговле контрабандными моющими средствами.
Назвать папу на сто процентов коммерсантом было нельзя (скорее, деляга, по уши замаранный в связях с серьезным криминалом), но результат от этого никак не менялся – у него было просто гигантское количество денег, чем Вальдемар и хвастался на каждом углу. Кроме денег, папа обладал еще одним достоинством – знатной фамилией Губодуев.
Основатель династии очень хотел, чтобы наследник укрепил честное имя семьи, и поэтому решил – сын должен непременно получить диплом врача. Далее по плану намечалась карьерная лестница (всё уже было на мази – после института Вальдемар сразу шел в госпиталь при администрации президента, где его уже ждали и готовы были обеспечить кандидатскую через два года, а докторскую – через пять), а затем можно думать и о депутатстве – в качестве талантливого заслуженного врача России.
Впрочем, планы-планами, а пока и одних папиных денег хватало, чтобы все девчонки без исключения мечтали запрыгнуть к Вальдемару в постель и утащить под венец. Однако наследник клевал только на самых симпатичных, пользовал их пару недель и отсылал подальше, мотивируя тем, что: «Ты сама виновата и мне даром не нужна!» Вскоре Андрей узнает, что в постели Вальдемара побывала и Светлана – она, как и все, была опробована и забракована со стандартной формулировкой.
Но пока что он находился в радужном неведении, одел костюм и купил розы для своей избранницы.
***И заготовил признание в любви в стихах:
Светлана, ты свет моих очей,О тебе мечтаю днями, не сплю ночей!Стань моей супругой,В моем лице приобретешь ты друга,В моем лице приобретешь ты мужа,Будем жить долго, счастливо и дружно!
Андрей не ожидал, что на вечеринке всё будет настолько прозаично. Молодые люди (состоявшиеся дипломированные профессионалы) немедленно начали пить, как лошади, и пили, пока не попадали. Время от времени кто-нибудь из особо чувствительных пускал слезы, и если это была девушка, то заканчивалось все тем, что она выхватывала из толпы мужчину и волокла в отдельный кабинет (ванную и даже туалет), где всё и происходило.
Андрей улучил момент и уединился в комнате со Светой. Она в тот вечер пребывала в меланхолии (Вальдемар окончательно показал ей от ворот поворот), так что заглатывала одну рюмку водки за другой. По всей видимости, она даже не поняла, что осталась вместе с Андреем – ей было все равно.
Она позволила ему сделать все, что он хотел, отдаваясь со страстью и без всякого намека на стеснительность. У Светланы было крепкое молодое тело, тяжелая грудь и роскошные бедра, к которым хотелось прижаться и возлежать на них, как на перине, неотрывно наблюдая за поступательными движениями пупка, мерно вздымающегося и опускающегося в такт дыханию.
Андрей любил Светлану, и то, что она отдалась ему так легко и привычно, оказалось для него сокрушительным ударом. Ничто так не вредит романтическим отношениям, как отсутствие сопротивления со стороны своей избранницы. Кроме того, Светлана все время путалась в именах, называя его то Пашей, то Володей, то Гиви, то Ахметом, то еще кем.
А ведь он так часто представлял себе, как проведет с ней первый романтический вечер, как вокруг запылают свечи в канделябрах, заискрится хрусталь, наполненный шампанским, а толстенькие купидончики будут витать где-то рядом и целиться во влюбленных из лука, и вот – такая петрушка!
Объект его поклонения, опрокинув за воротник граммов триста, мгновенно с полунамека сбросила трусы и позволила овладеть собой сзади, потом еще, а потом еще, уверенно и очень профессионально водя бедрами и постанывая.
В Светлане чувствовался профессионализм, она даже и не пыталась изображать из себя неопытную девушку, но явилась вожделенно-разочарованному взгляду Андрея матерой дамой, уже доподлинно знающей толк в чувственных наслаждениях. Не было сомнений, что во внутренний мир Светланы окунулось уже достаточное количество усатых гренадеров (и равнинных, и горцев), поэтому все романтические мечты Андрея пошли прахом.
Впрочем, единственно, за что он себя винил в тот вечер – так это за то, что потратил слишком много времени впустую, чего-то ожидая и боясь оскорбить девушку непристойными предложениями. Нужно было еще в самом начале знакомства навешать ей лапши на уши, уложить в койку, и тогда бы у него исчезли все иллюзии.
За свои поруганные и оскверненные мечты Андрей оторвался на Светлане по полной. Он дал волю чувствам, он прыгал на ней, как заправский ковбой, он представлял ее то Мэрилин Монро, то Джиной Лоллобриджидой, то Красной Шапочкой, достигшей половозрелости, а себя самого – Шварценеггером в волчьей шкуре и с накачанным бицепсом во всех местах.
Светлана по достоинству оценила его агрессию и темперамент – в конце она вылизала его с ног до головы, что еще больше убедило Андрея во мнении, что вряд ли она станет примерной женой и примерной матерью для его потенциальных детей. Всё было кончено, так толком и не начавшись! Зато после девушки сохранилось фарфоровое блюдце с признанием в любви к маленькому персику и с ромашками. Для Пафнутия как раз сойдет!
***– Эх, Светлана! И чего ж тебе не хватало? Наверное, сала! – Андрей выключил воду, вытер руки бумажной салфеткой и бросил ее в урну. – Кто их разберет, этих девушек? Встречается нормальный мужик с чувствами, нет – нужно обязательно в рожу харкнуть, а потом удивляться, и почему это никто замуж не берет!
– Да, котяра? – Андрей наклонился к спящему Пафнутию и почесал его за ухом. Кот довольно промурлыкал что-то во сне, поводил усами, перевернулся на спину и вытянулся всем телом.
– Не кот, а настоящий боров! Может, мне тебя домой забрать? Будешь мышей ловить и соседей, а то они уж больно зловредные стали! Хотя, жизнь у меня, конечно, не сахар! Хозяйки нет, кормить нечем! Оставайся лучше в больнице – всегда при харчах, и чешут почем зря!
Пронзительно заверещал телефон на столе. Андрей дернулся, громко выругался, чуть не наступил коту на хвост и схватил трубку.
– Алло! Давай быстро дуй на пятиминутку! – Андрей услышал на том конце строгий голос руководителя сектором межпрофессиональной подготовки, – сколько раз тебе долдонить, что по вторникам у нас заседание в 12–30?
– Бегу, бегу!
***– Черт побери! – Андрей выскочил из кабинета, пытаясь понять, почему он вечно забывает об этих заседаниях – ну, словно память куда-то проваливается! И каждый раз получает нагоняй, испытывая терпение руководства.
Он мгновенно преодолел два этажа по лестнице и ввалился в огромную аудиторию, оставшуюся еще с дореволюционных времен – и с того времени мало изменившуюся.
Андрей знал историю своего учреждения наизусть – в ней ничего не было сказано об институте благородных девиц при жандармских курсах Московского гарнизона, бывшем здесь до революции. И напрасно не сказано, потому что лично Андрей не сомневался, что в этой аудитории воспитанницам ставили манеры, заставляли зубрить наизусть правила выговора аристократического «Фи» и втолковывали каверзный этикет употребления основных и десертных блюд.
