Юлия Монакова - Вьетнамская жар-птица
Вершиной её вокального мастерства и гвоздём всего спектакля было исполнение песни «Что это за дитя?», о которой упоминал в машине мистер Бэнкс. Когда Вера, стоя на сцене, выводила строки о рождении Христа, поднимаясь всё выше и выше – так, что, казалось, её голос парил где-то в небесных сферах, невозможно было удержаться от слёз.
– What child is this, who, laid to rest,On Mary's lap is sleeping?Whom angels greet with anthems sweet,While shepherds watch are keeping?
Что за дитя в хлеву чужомМария охраняет?Небесный хор поёт о нём,А пастухи внимают…
А в конце пьесы, вместо финального поклона, все герои спектакля: и Джон, и Крошка, и Тилли, и Мэй, и Тэклтон, и Эдвард, и Берта, и Калеб – выходили на сцену, взявшись за руки, и исполняли хором знаменитую песню Леннона «Happy Christmas (War Is Over)», которую он написал в знак протеста против войны во Вьетнаме и которая стала негласным гимном мира для всех людей:
– And so happy ChristmasFor black and for white,For yellow and red ones,Let's stop all the fight!
Итак, счастливого РождестваДля тёмных и бледнолицых,Для жёлтых и краснокожих,Давайте прекратим бойню!
На этот раз Вере пришлось репетировать в одиночку. Она пела песню за песней в полутёмном зале, заручившись молчаливым одобрением мистера Стрикленда. Он сидел в первом ряду, менял минусовые фонограммы в проигрывателе, настраивая звук, и периодически знаками показывал Вере, как ей следует подавать себя в той или иной песне – вот здесь лучше сдерживать жестикуляцию, а вот здесь не мешало бы побольше «языка тела»…
Петь в пустом зале было занятно и волнующе. Вере казалось, что во всем мире нет больше ничего, кроме её голоса – он эхом разносился по всему залу. Она пела очень хорошо и знала это, но, приученная бабушкой к перфекционизму, пропевала сложные отрывки снова и снова.
В момент исполнения песни «All I Want For Christmas Is You» в зал неслышно вошёл мистер Бэнкс с какими-то папками, которые он, вероятно, захватил из своего кабинета. Он старался быть как можно более незаметным, чтобы не мешать репетиции, и уселся в последнем ряду, но Вера всё равно разглядела его со сцены. Она уже и не надеялась, что он появится на сегодняшней репетиции. Сердце её сделало привычный кульбит, а слова исполняемой песни показались настолько пророческими, что она вложила в них всю свою душу.
– I won't ask for much this Christmas,I won't even wish for snow,I'm just gonna keep on waitingUnderneath the mistletoe…
Я не прошу многого на это Рождество,Я даже не мечтаю о снеге,Я просто стою и жду тебяПод венком омелы…
На словах «Всё, что мне нужно на Рождество, – это ты» Вера не удержалась и покраснела, встретившись взглядом с учителем. Оставалось уповать лишь на то, что издали в полутьме он не разглядел её пунцовых щёк.
– Ну что ж, прекрасно! – заявил довольный мистер Стрикленд, поглаживая свою лысину. – Думаю, наше рождественское шоу станет сенсацией. Не так ли, мистер Бэнкс?
– Уверен, – серьёзно подтвердил учитель литературы. – Надо бы озаботиться профессиональной съёмкой. Этот спектакль должен остаться в видеотеке каждого ученика как самая лучшая память о годах, проведённых в школе Линкольна…
Вера молча стояла на сцене и неловко улыбалась, не зная, что ей дальше делать. Песни она спела, репетировать саму пьесу было не с кем ввиду отсутствия актёров, и значит, пора было возвращаться домой… Но как? Не заявлять же прямо: мол, мистер Бэнкс, вы меня сюда притащили, а теперь везите обратно, потому что денег на такси у меня всё равно нет…
– Вера, – окликнул её учитель, – ты не слишком спешишь?
– Нет, – ответила она торопливо – пожалуй, даже чуточку более торопливо, чем того требовали приличия.
– Перекусишь со мной? – предложил он. – Я захватил из дома сэндвичи, но одному мне с ними не справиться. Думаю, мистер Стрикленд тоже составит нам компанию?
– Нет, спасибо, у меня срочные дела в городе, – откланялся режиссёр, суетливо собирая разбросанные коробочки от компакт-дисков. – Счастливо оставаться. Вы, кстати, тоже особо тут не задерживайтесь. Снегопад может возобновиться, и дороги занесёт…
Вера в очередной раз за сегодняшний день чуть не умерла от счастья. Остаться наедине с героем её девичьих грёз, да ещё и пообедать с ним вместе!.. Несмотря на то, что в свои семнадцать лет Вера оставалась физиологической девственницей, теоретически она была вполне подкована на предмет сексуальных отношений между полами. Поэтому за долю секунды воображение нарисовало ей сцену страстного совокупления прямо в актовом зале, в последнем ряду… Впрочем, она тут же устыдилась своих пошлых мыслей.
– Иди сюда. – Мистер Бэнкс похлопал по сиденью рядом с собой.
Вера спрыгнула со сцены и едва ли не вприпрыжку подбежала к учителю. Тот тем временем достал из своего рюкзака пакет чипсов и коробку с ланчем. В ней лежали несколько длинных сэндвичей из белого батона с ветчиной, сыром и майонезом, а также бутылка колы.
– Угощайся. – Мистер Бэнкс надорвал упаковку чипсов, а затем протянул Вере один сэндвич, сам же с удовольствием впился зубами в свой.
Некоторое время они оба молча жевали, чувствуя, как сильно проголодались. А затем Веру зачем-то дёрнул чёрт спросить:
– Вкусно… Вы сами приготовили?
– Нет, это моя подруга сделала, – отозвался учитель.
Он произнёс это слово именно как girlfriend, так что всякая двусмысленность исключалась. Вера чуть не подавилась. Она знала, что мистер Бэнкс не женат, об этом говорили в школе, но то, что у него может быть подруга, почему-то даже не приходило ей в голову… Что удивительно – при его-то сногсшибательной внешности наивно было полагать, что учитель одинок. Подруга, вероятно, даже живёт с ним вместе, раз готовит для него еду. Это стало настоящим ударом для Веры.
– М-м-м… она отличная кулинарка, – промычала Вера с полным ртом, чувствуя себя при этом совершеннейшей идиоткой.
– Кто, Энн? – мистер Бэнкс заливисто расхохотался. – Да сэндвичи – это вершина её мастерства, а так она вообще ненавидит готовить. Мы или питаемся в ресторанах, или покупаем готовую замороженную еду – ну, знаешь, TV dinner.
Что ж, подруга мистера Бэнкса – самого прекрасного мужчины на планете Земля – оказалась типичнейшей американкой. Через пять минут Вера уже знала, что учитель со своей девушкой – члены пиратского общества Портленда, которое каждое лето проводило свой фестиваль; что встречаются они три года, а познакомились в парке, где оба совершали традиционную утреннюю пробежку. Жители Портленда вообще были помешаны на беге, а мистер Бэнкс и его Энн, в частности, являлись неизменными участниками ежегодного городского марафона. Вера, совершенно неспортивная от природы, тихонько вздохнула и буркнула:
– А я очень люблю готовить… – чтобы хоть немного повысить свою рухнувшую вмиг самооценку.
– О, я иногда бываю в русском магазине в пригороде, – оживился учитель. – Покупаю там такие чудесные маленькие… э-э-э… перижки? – Он с трудом выговорил незнакомое слово на чужом языке.
– Пирожки, – как ни была Вера расстроена, а здесь не смогла не рассмеяться. – Да, мы тоже время от времени туда наведываемся. Там очень вкусные блинчики с мясом и сырники, а ещё настоящее брусничное варенье, чёрный хлеб и селёдка!
– В русской кухне так много непривычных рядовому американцу блюд, – признался учитель. – Но кое-что, конечно, там действительно очень вкусное. А какие в русском магазине яблоки… – Он мечтательно зажмурился. – Не глянцево-восковые, а такие одуряюще ароматные, что чувствуешь их запах за версту!
– Именно так пахла антоновка у нас на даче, под Москвой… – вспомнила Вера.
– Ан-то-на-фка, – старательно, по слогам, повторил мистер Бэнкс и вопросительно приподнял брови.
– Сорт яблок, – пояснила Вера. – Я его очень любила. Яблонь у нас было мало, всего пара деревьев, и все плоды съедались нами, детьми, ещё свежими… Никаких вареньев и компотов. Только натуральные витамины!
– Наверное, вкусно, – улыбнулся он.
А Вера, неожиданно для самой себя, вдруг брякнула:
– Вы на ней женитесь?
Спросив, она сама испугалась того, что сказала. Мистер Бэнкс ошарашенно захлопал глазами.
– Прости?.. Ты об Энн?
Вера покраснела, но отступать было некуда.
– Ну да, – отозвалась она с деланной беззаботностью. – Просто стало интересно… В Америке многие пары долго живут вместе, не регистрируя отношения официально. А в России это считается не очень приличным. Во всяком случае, считалось раньше. Простите, – спохватилась она, – это не моё дело, конечно…
– Ты забавная, Вера. – Мистер Бэнкс усмехнулся. – Мне нравится твоя русская непосредственность.
– Дело не в том, что я русская! – рассердилась она. – К чему мерить людей такой общей меркой? Все индивидуальны.
– Извини, ты, конечно же, права, – смутился учитель. – Но мне, признаться, никто среди моих учеников никогда не задавал таких вопросов. Да и среди коллег тоже.
