Ольга Рожнёва - Небесные уроки
Вечером Ольга долго не могла уснуть. Лежала и думала о словах матушки: как все злые церковные старухи вдруг исчезли и рядом с ней оказались только добрые верующие бабушки.
Отчего-то вспомнила студенческую юность. Как в клубе спелеологов занимались, как по пещерам уральским лазили. Вспомнила, как в одной из пещер много было узких лазов – шкуродёров, с каким трудом их проходили.
А тоненькая Света, по прозвищу Спичка, удивлялась: «Какие шкуродёры? Всю пещеру облазила, никаких шкуродёров не заметила!» И все смеялись. Оля думала: «То, что мы перестаём воспринимать как проблемы, перестаёт быть для нас проблемами.
Ведь это так просто. Если кто-то тебе подсказывает, как правильно, то можно не обижаться, а просто поблагодарить. А если кто-то с тобой грубо разговаривает, то, возможно, Господь это для смирения попускает?
Ведь в храм мы к Господу приходим. Если малейшее препятствие в виде сердитой бабушки нас отпугивает, то какая цена нашему порыву к Богу? Может, это проверка такая наших намерений? К тому же я могу утешить и успокоить людей в храме, если их кто-то обидит». С тем и уснула.
В воскресенье Оля пришла в храм радостная. А Даниловна, наоборот, стоит себе в углу, нахохлилась, насупилась, мрачнее тучи. Оля смотрела на неё и внезапно почувствовала острую жалость к Даниловне.
Когда служба закончилась, матушка Анастасия принесла корзинку с просфорами и отдельно большую просфору благословила Ольге. «Матушка, можно, я её Даниловне?» Матушка улыбнулась и кивнула.
Оля набрала в грудь побольше воздуха, как перед прыжком в воду, и подошла к Даниловне: «Зоя Даниловна, прости меня, пожалуйста! Я виновата, что рассердила тебя. Вот тебе просфорочка. С праздником!»
И Оля с удивлением увидела, как Даниловна сначала посмотрела на неё недоверчиво, а потом вдруг неожиданно лицо её сморщилось, и грозная Даниловна заплакала неожиданно тонким, детским голосом. Оля сама чуть не разревелась и приобняла бабушку. Погладила её по голове, как ребёнка.
И так они стояли какое-то время рядом, а те, кто видел это в храме, замерли. Потом Даниловна молча взяла просфору и побрела в сторожку. На поздравление с праздником не ответила. И за просфору не поблагодарила. Но Оля не расстроилась. Она шла домой и думала: «А Бог – есть любовь».
Через неделю, в субботу, как обычно, Ольга стояла за прилавком свечного ящика. Всё было в храме по-прежнему и немножко иначе. Всю службу Даниловна стояла притихшая. А после службы она подошла к Оле, протянула ей что-то в пакете и, смущаясь, сказала: «Пирог с капустой. Свеженький. Угощайся на здоровье. И помяни моего мужа, убиенного воина Петра».
Кто такая Магдалина?
Марина зябко поёжилась и достала тёплую кофту – сильно работал кондиционер. Правда, ехать в израильском новёхоньком автобусе было гораздо удобнее, чем в предыдущем дряхлом египетском, даже спинки сидений в котором были сломаны и не фиксировались.
Экскурсовод Регина, полная, высокая блондинка, время от времени что-то вещала в громкоговоритель, при этом широко улыбалась, обнажая очень крупные белоснежные зубы, но Марина почти не слушала её: она много читала о Святой Земле и, наверное, сама могла бы провести экскурсию.
На другом берегу моря множеством огней звала к себе Иордания. Марина достала Псалтирь и стала медленно читать – было здорово молиться в таком путешествии. Эта поездка привлекла её возможностью во время отдыха в Египте посетить Святую Землю, своими глазами увидеть Гефсиманский сад, и Храм Гроба Господня, и базилику Рождества Христова.
– Мам, сейчас остановка будет в лавке косметики Мёртвого моря, дай мне деньги! И убери книгу: ты сюда что – читать поехала?!
Марина вздохнула: дочка Катя поехала точно не ради святых мест, а ради пляжного отдыха. Ей хотелось увидеть, как гласил рекламный проспект, красоту Нила во время разлива и зелень полей орошения, небольшие тысячелетние египетские деревеньки, прячущиеся в тени пальм от палящего солнца, и яркий подводный мир Хургады. Пока Кате ничего не нравилось – ни специфический запах Мёртвого моря, ни его маслянистая вода, не радовала её и перспектива увидеть святые места.
Как раз перед путешествием соседка Тамара сказала Марине: «И зачем тебе такие большие деньги тратить на эту поездку?! Святая Земля… Вот какой толк, Маринка, от твоей веры?! Вот что ты столько лет в церковь таскаешься?! Особое богатство нажила, что ли? Или здоровье особенное? И дочери покоя не давала – за собой всё таскала! А дети-то умнее нас с тобой: вон, твоя Катька подросла, институт окончила, поумнела – и перестала с тобой ходить! Моя Танька никогда в храме не была – и не ходит, и твоя всё детство там провела – и не ходит… Толку и было её водить…»
Сейчас и сама Марина думала: «Значит, и правда всё зря…»
Дочь отдалилась от неё в последнее время. Марина не помнила уже, когда они сидели, как раньше, взявшись за руки, и рассказывали друг другу самое сокровенное.
Всё зря. И Рождественские ёлки, и самодельные ясли, и детские спектакли… И эти чудесные вечера, когда они спешили на всенощную, и мела метель, и она кутала Катюшку в толстую шаль, а потом они попадали в уют и тепло родного храма, где так ласково светились разноцветные лампадки, и пахло ладаном, и святые лики с икон встречали их, как родных… В окна бил снег, а здесь было прибежище от всех вьюг и ветров – зимних и житейских. Пристанище. Корабль спасения. Она и сейчас это чувствовала. Почему же дочка утратила это чувство, почему потеряла свою крепкую детскую веру?
Марина не знала ответа на этот вопрос. Прочитала у кого-то из отцов утешительную мысль: выросший в вере ребёнок в трудных жизненных обстоятельствах будет знать, где находится спасительная дверь. Это немного утешало. Не до конца.
Автобус мягко дрогнул, замер. Женщины замелькали пёстрым, нарядным – все ринулись в лавку косметики из солей и грязей Мёртвого моря. Марина вышла, размяла ноги, постояла у автобуса.
Возвращались недовольные – все многочисленные товары можно было купить в Москве в специализированном магазине гораздо дешевле.
Катя ничего не стала покупать. Она задумчиво смотрела в окно на огни Иордании и молчала.
Марина снова вздохнула – нужно было ехать на Святую Землю не с туристической группой, а с паломнической… Туристы в автобусе громко переговаривались, демонстрировали друг другу покупки, куски мыла за десять долларов и другие полезные приобретения и почти не слушали Регину. Та возвысила голос, пытаясь привлечь внимание:
– С обзорной площадки Масличной горы, у которой будет первая остановка, Иерусалим виден как на ладони. Нас ожидает также посещение монастыря Святой Марии Магдалины, который расположен на Масличной (Елеонской) горе в Гефсиманском саду. В монастыре покоятся мощи преподобномучениц Великой Княгини Елисаветы Феодоровны и её келейницы инокини Варвары.
Сидящая сзади девушка громко спросила:
– А монастырь мужской или женский?
– Женский.
Спереди насмешливый мужской бас прокомментировал:
– Девушку, пожалуйста, отвезите в мужской, а нас с Колей женский впо-о-лне устроит! А монашки там красивые? Они обрадуются мужчинам в самом расцвете сил?
Марина почувствовала, как кровь приливает к щекам. Ей захотелось сказать что-то этим молодым людям, чтобы пропало их игривое настроение, чтобы они хотя бы попробовали ощутить благодать этих мест. Хотела сказать, что даже просто ехать здесь нужно с молитвой. Но смолчала. Посмотрела на дочку – Катюша нахмурилась, видимо, ей тоже не понравилась глумливая насмешка молодых людей.
Девушка сзади не унималась:
– А кто такая Магдалина?
Регина опять улыбнулась профессиональной широкой улыбкой, демонстрируя свои крупные зубы, и ответила:
– Монашки – обязательно красивые! А Магдалина – разве вы не знаете? Это женщина Христа!
Марина вспыхнула. Оглянулась по сторонам – пассажиры автобуса улыбались, молодые люди впереди смеялись. Марина стала подниматься с сиденья, чтобы сказать – она не знала что скажет, знала только, что должна, обязана как-то прекратить этот смех, эти улыбки, опровергнуть эту хулу на Господа.
Внезапно она услышала звенящий голосок дочери:
– Не смейте! Не смейте в моём присутствии так говорить! Я вам не позволю! Мария Магдалина – это мироносица, это ученица Господа нашего Иисуса Христа! Вот она кто!
Катя стояла, выпрямившись во весь рост, и обводила всех смеющихся таким властным взглядом, что смех мгновенно стих. Никто не посмел возразить девушке, такая сила и власть были в этот момент в её словах и взгляде.
Регина стушевалась, прекратила улыбаться и села на место. Замолчали и молодые люди.
Катя постояла ещё минуту и села. В автобусе воцарилась полная тишина. Был слышен только шорох колёс о шоссе и движение воздуха, рассекаемого плавным ходом автобуса.
Марина взяла руку дочери в свои руки: она немного дрожала. Марина подвинулась и обняла Катюшу, та прижалась к матери, потом положила голову ей на плечо. Когда Марина уже почти успокоилась, Катя тихо сказала ей на ухо:
