Александр Филиппов - День козла
Сорокин, знающий о порочных пристрастиях своего информатора, с отвращением глянул на пачку маслянисто-глянцевых журналов, и украдкой подав знак Коновалову – не то, мол, – не стал разубеждать провинциальных коллег. А вот извлеченную на свет божий затертую тетрадочку в клеенчатой обложке, пренебрежительно отброшенную милицейскими операми, майор, осмотрев нарочито небрежно, украдкой сунул под полу пиджака.
Позднее, перечитав внимательно исписанные убористым, скаредным почерком страницы, Сорокин убедился, что Пеликан записывал в тетрадь все то, о чем порывался доложить при встрече – о коммунистке-историчке Ксении Спиридоновне, о соседе, инспекторе пожарной охраны, живущем явно не по средствам, и прочем в том же духе. И ничего, за что можно было бы получить пулю.
Осмотр Дома колхозника тоже ничего не дал. Половина номеров пустовала, обитатели остальных бледнели при одном упоминании о происшедшем поблизости убийстве. Оружия ни у кого из них, как и ожидалось, не нашли.
На всякий случай заглянули в городскую администрацию, из окна которой тоже можно было подстрелить Пеликана. Однако тамошние чиновники – в основном толстые, с астматической одышкой дамы за сорок, меньше всего походили на беспощадного снайпера, выцеливающего коварно безмятежную жертву на улице.
В банке начальник охраны, пожилой отставник, преданно выкатывая глаза и держа руки по швам синей униформы, доложил опергруппе, что в подведомственном ему здании посторонних в роковой для Пеликана час не было, а служащие финансисты стрелять в кого бы то ни было категорически не могли по причине отсутствия оружия.
Дежурный администратор гостиницы – испуганная, явно дорожащая своим местом женщина, рассказала о странных маневрах учителя по коридорам Дома колхозника за несколько минут до смерти, но, поскольку из конторки не выходила, ее слова лишь подтвердили догадку Коновалова, что Пеликан узнал что-то важное, и был застрелен сразу при выходе из гостиницы.
Прав оказался полковник и в том, что молодой следователь прокуратуры вышел-таки на Сорокина, но майор, не моргнув глазом, рассказал ему историю о том, что утром в баре к нему действительно подсел незнакомый гражданин, оказавшийся впоследствии сраженным неизвестным убийцей. Сорокин и сосед по столику обменялись ничего не значащими замечаниями о погоде, выпили по бутылке пива и разошлись по своим делам.
По виду прокурора заметно было, что он не вполне удовлетворен этим объяснением, мало верит в подобные совпадения и случайную встречу оперативного работника ФСБ с человеком, которого убивают чуть ли не по выходе из-за стола, но больше вопросов задавать не стал. С визитом высокого гостя в их городке началась такая чертовщина, что лучше не копать глубоко. Глядишь, с отъездом бывшего главы государства все как-то и образуется… Следователь прокуратуры был сметлив, хорошо разбирался в реалиях нынешнего бытия – недаром старшие коллеги пророчили ему большее будущее.
Вечером того же дня Сорокин получил приглашение от Коновалова поучаствовать в рабочем совещании, которое провели во временной резиденции Первого президента. Сели, как в прошлый раз, за столик в саду, под кружевной тенью старых, видавших и наслушавшихся здесь всякого, яблонь.
– Выпить бы, – без обиняков заявил Гаврилов, снимая фуражку и утирая высокий, с вышедшей из моды прической – «политзачесом», лоб. – Такое навалилось – голова кругом идет. А нет ли, Илья, у тебя в заначке какой-нибудь особой водочки, президентской…
– Есть, – серьезно кивнул полковник. – В специальных бутылках. Именных, с портретом Деда на этикетке. Только пить из них ты не сможешь.
– Это почему же? – поднял брови милиционер.
– Потому, что там вода дистиллированная. С запахом водки. Ну, может, градусов пять крепости. Президент-то у нас теперь трезвенник.
– Здоровье не позволяет или по убеждению? – не отставал Гаврилов.
– И то, и другое, – Коновалов посмотрел на него строго, давая понять, что время шуток закончилось, а потом подытожил. – Дело дрянь, ребята. Сегодня наш снайпер доказал серьезность своих намерений, пристрелив учителя. Отныне все разговоры о том, что покушение мне почудилось, считаю бессмысленными. Киллер сработал профессионально, пользовался оружием с глушителем. А потому версии о разных там пьяненьких мужиках и прочих сбесившихся дилетантах тоже можно смело отбросить. Надо сосредоточить силы на поисках хладнокровного, высокоподготовленного киллера.
– Ну почему же! – с жаром возразил Гаврилов. – А мне кажется, что пристрелив ни в чем неповинного учителя, убийца как раз доказал, что он псих, и готов палить во все, что движется. В Соединенных Штатах таких случаев сколько угодно, так почему же мы их должны исключать? Для нас Америка нынче – образец во всем, и для преступников, между прочим, тоже. Факт!
Коновалов пристально посмотрел на Сорокина.
– Придется, майор, сказать, – и, обернувшись к милиционеру, объяснил кратко, – Ты. Иван, не первый год служишь, должен понимать, что к чему. Короче говоря, учитель тот… тоже по нашему делу работал. Выполнял задание органов. А в таких делах, сам понимаешь, простых совпадений не бывает. Он каким-то образом получил информацию о снайпере, и тот снял его – торопливо, в центре города, но так, что мы до сих пор концов не нашли.
Гаврилов сокрушенно покрутил головой:
– Ну вы, ребята, даете! Все секретничаете… Это ж совсем другое дело! А раз так – то стреляли из гостиницы. Это ж ясно, как божий день! Надо всех постояльцев трясти. Их всего-то человек двадцать наберется.
– Семнадцать, – уточнял Сорокин, – сейчас личность каждого проверяется подробнейшим образом – через мою контору. На это уйдет дня два.
– А этих двух дней у нас нет, – отрезал Коновалов. – Послезавтра утром в Козлове отмечается день города. Откроется он праздничным митингом. На нем намеревается выступить Первый президент.
– Этого нельзя допустить! – вскинулся Сорокин.
– Мы не должны допустить выстрела снайпера, – четко проговорил Коновалов. – В этом заключается и моя, и ваша обязанность. А у президентов задача другая. Довести до народа то, что подсказывает им политическая ситуация. Причем, довести максимально доходчиво, при непосредственном общении. С цветами, рукопожатиями, а может, и поцелуями…
– А если телохранитель предупреждает об опасности и требует отменить встречу – тогда что? – живо заинтересовался Гаврилов.
– Тогда в шею надо гнать такого телохранителя, – отрезал полковник. – Он обязан либо ликвидировать источник опасности, либо свести ее к минимуму. А не диктовать клиенту, где ему появляться, да перед кем выступать. Если бы нас, телохранителей, слушались, то все мало-мальски известные политики, чиновники и бизнесмены сидели бы безвылазно в бункерах и выступали перед народом только по телевидению. И наш Дед, кстати, всегда так вопрос ставит. Вы, говорит, охрана? Вот и охраняйте бдительно, а в мои дела не суйтесь!
– Слушай, а у него двойник есть? – озаренно встрял Гаврилов. – Может, двойника народу продемонстрировать?!
– Да брось ты глупости городить, – поморщился Коновалов. – Начитался бог знает чего… Хотя, честно говоря, сейчас нам бы двойник пригодился.
– Мы бы на него, как на живца, снайпера вытянули! – подхватил Сорокин.
Все помолчали, представляя, как здорово можно было бы сработать, будь в их распоряжении президентский двойник.
– Ладно. Согласен. – заявил вдруг важно Гаврилов. – Можете меня загримировать.
– Под Первого президента?! – недоверчиво покачал головой Сорокин.
– А что?! – азартно продолжил милиционер. – Рост у нас примерно одинаковый. Одену седой парик, костюмчик президентский, пройдусь, где укажите, вразвалочку, я умею, как он – меня в прошлом году радикулит долбанул – так я ходил, полусогнутый, будто морковка застряла в заднице… Он же на таком расстоянии не поймет, снайпер-то. Стрельнет в меня – а вы его засечете!
– А ты, значит, падешь смертью храбрых? – хмыкнул Коновалов.
– Почему паду? – повел плечами Гаврилов. – Под костюмчик бронежилет войсковой надену. Он винтовочную пулю держит, с нескольких сотен метров-то. Президент потолще меня, так что как раз нормально получится. Вы, главное, стрелка засеките в момент выстрела, а там уже дело техники.
– А парик седовласый каской прикроешь? Так президенты, даже отставные, по улицам в касках не разгуливают. Можно, конечно, на голову сковороду чугунную надеть. Поискать такую – старинную, пуленепробиваемую… А сверху – шляпу. Да вот беда – первый президент шляпы терпеть не может. Непохоже получится, – развеселился вдруг Коновалов.
– Человек, можно сказать, жизнью согласен рискнуть, а ты ехидничаешь, – обиженно засопел Гаврилов.
