Дарья Крупкина - Шрамы, что мы выбираем
– Правда?
– Небольшая шкатулка, она стояла на кухне, поэтому Анна, скорее всего, ее не заметила. Там какие-то бумаги, фото… вы заберете?
– Разумеется, сейчас приеду.
Вот так призраки напоминают о себе.
Анабель отвлеклась от созерцания улицы за окном такси и снова легонько погладила поверхность шкатулки. Она оказалась небольшой. Еще бы чуть-чуть, и можно было назвать даже маленькой. Но Анабель было плевать, какая она. Главное, она хранила частичку воспоминаний ее Лукаса.
Показав шкатулку, мисс Джонсон деликатно оставила Анабель одну на кухне, заявив, что ей нужно немного прибрать комнату – придумала самую неправдоподобную причину, но Анабель была ей благодарна. Девушке действительно было необходимо остаться одной хоть на пару минут.
Она не сразу открыла шкатулку. Анабель позволила себе на пару невыносимо долгих минут окунуться в воспоминания. В те вечера, которые она проводила вместе с Лукасом на этой кухне, в их вязкое прошлое. Она до сих пор во всех деталях помнила, когда они сидели на полу и слушали дождь за окном, или вместе готовили мидии. Никто из них не знал, как это делается, поэтому в итоге мидии отправились на помойку, а они заказали пиццу. Забавно, она никогда не думала, что снова окажется в этой квартире.
Анабель опустила на пол шкатулку, которую до этого прижимала к себе, и раскрыла ее. Внутри не было страшных тайн или неожиданных вещей. Это оказались бумаги, в основном, письма самой Анабель. Она любила писать их от руки, а потом доверять конверту и почте. На самом деле, это была не ее привычка, а Лукаса. Именно он любил письма, но Анабель понравилась идея, и она быстро ее переняла.
Те, что лежали в шкатулке, Анабель перечитывать не стала. Она только скользнула взглядом по буквам, но возвращаться в ту боль вовсе не желала. А она знала, что будет больно, как будто и не прошло этого года.
Кроме того, в коробке оказался старинный медальон Лукаса, который когда-то подарила ему Анабель. Он немного поблек от времени, но если почистить, будет как новый. Уэйнфилд решила, что займется этим, как только вернется домой, и присоединит медальон к своей коллекции смерти. Именно там ему и место.
Только одна деталь удивила Анабель. На дне шкатулки оказался снимок. Он был настолько нечетким, что сложно сказать, кто именно на нем изображен, но Анабель была готова поспорить, что это Кристина.
Дом снова затих. Фредерик размышлял, стоит ему покурить или нет, но в итоге решил, что не стоит. Он просто лежал на диване, уставившись в потолок, и слушал тишину. Еще пару минут назад из комнаты Винсента доносился какой-то шум, но теперь стих и он. Хотя брат сказал, что очень устал после дня работы и встречи с Эваном Грэем, а утром ему рано вставать, Фредерик не сомневался, Винсент еще долго будет вертеться на своей огромной кровати и размышлять о Диане. А потом уснет под утро, так ничего и не придумав. Именно поэтому Фредерик не собирался ему ничего рассказывать – но, как оказалось, невозможно утаить от Винсента хоть что-либо.
Так было всегда, на самом деле. С сестрой они тоже были близки, но это совсем другое. Друг от друга у Уэйнфилдов секретов не было никогда, причем им даже было необязательно рассказывать. Просто Винсент всегда знал все о Фредерике, а Фредерик о Винсенте. Они редко лезли в личную жизнь друг друга, но казалось само собой разумеющимся, что они в курсе происходящего. Просто не могло быть иначе. Может быть, именно поэтому Фредерик отлично знал о том, что связывает Винсента и Анну – просто не желал этого признавать.
Наконец, Фредерик поднялся с дивана и оделся. У него пока не было желания ложиться спать, но и пялиться в потолок надоело. Ему казалось, в комнате царит легкое ощущение Дианы, ее запах, может быть, или несколько вещей, которые она случайно переставила, пока была здесь. Хотелось вычистить комнату, сделать ее стерильной – как и воспоминания о сегодняшнем вечере.
С удивлением Фредерик понял, что ненавидит Диану.
Уэйнфилд почти развернулся, чтобы отправиться к Винсенту. Вдвоем они обязательно что-нибудь придумают, было глупо даже думать о том, чтобы не говорить о чем-то брату. Только движение занавесок привлекло внимание Фредерика и остановило его.
Они развевались. Легкие занавески в обрамлении тяжелых штор, они развевались так, будто там было раскрытое окно, и Фредерик с раздражением подумал, что это, видимо, работа Дианы. Но стоило ему шагнуть в сторону, как занавеска опала. И застыв на месте, Фредерик подумал, что не ощущает – и не ощущал – никакого сквозняка.
Занавеска снова дернулась. И приобрела смутные очертания фигуры, как будто кто-то выходил со стороны окна.
– Фредерик…
Пронесшийся шепот будто бы стал сигналом. Уэйнфилд шагнул к окну и распахнул занавеску, ожидая увидеть нелепого шутника. К его удивлению, перед ним оказалось только стекло, за которым виднелись огни ночного города и массив Гайд-парка. Здесь негде было спрятаться, но Уэйнфилд никого не видел.
– Фредерик.
Он крутанулся на месте, хотя этот голос, в отличие от таинственного шепота, разумеется, узнал. На пороге стояла Анабель, прижимая к груди шкатулку, и с удивлением смотрела на брата.
– Фредерик, что случилось?
Он только покачал головой и вернулся к дивану, чувствуя себя совершенно сбитым с толку.
– Наверное, я схожу с ума, – вздохнул он.
– Глупости, Фредерик. Тебе просто нужно отдохнуть. Винсент дома?
– Да, спит. Он куда-то собрался завтра, с утра пораньше.
– Хорошо. Тебе тоже следует поспать, ты выглядишь усталым. Почему еще не лег?
– Ждал тебя.
Отчасти это даже было правдой. Анабель улыбнулась:
– Теперь я здесь.
– Хорошо. Что это? – Фредерик показал на шкатулку.
– Запоздавшее наследство Лукаса. Некоторые письма, которые нашла миссис Джонсон, он снимал у нее квартиру.
– Долго же они лежали.
Анабель кивнула и, прижимая к себе шкатулку, ушла в свою комнату. Фредерик еще некоторое время смотрел за окно, но из задумчивости его вывел пронзительный крик сестры. Забыв обо всем, он кинулся в комнату Анабель и застыл на пороге.
Дверь тайной комнаты была распахнута, а все внутри перевернуто вверх дном: банка с формалином расколотая валялась на полу, все вещи будто бы расшвыряли в стороны, а череп и человеческие кости в беспорядке валялись посреди комнаты. Анабель сидела на коленях перед черепом. По ее щекам текли слезы, а пальцы ласкали отполированные кости – то, что когда-то было Лукасом. Что Уэйнфилды и Анна согласились не хоронить, а отдать ей, Анабель.
Охватывая взглядом всю картину, Фредерик уже знал того единственного человека, который мог это сделать.
– Диана, – прошептал он одними губами.
Не стоило ехать одному. Но здравая мысль пришла слишком поздно, и Винсент рассудил, что самое разумное – отмахнуться от нее. Луч фонарика скользил по стенам, завешанным пыльными портретами, а Уэйнфилд двигался больше по памяти. Потому что вряд ли когда-нибудь смог бы забыть, как все расположено внутри Дома.
Он и сам не помнил, когда они начали называть его так. И собственно домом особняк никогда не был. Просто называть его поместьем или старой рухлядью как-то язык не поворачивался, он всегда был чем-то большим. Чем-то, что вмещало самые странные грани их личностей, все темные стороны.
Добравшись до гостиной, Винсент выключил фонарик. Сквозь мутные стекла пробивался серый свет дня, и его было вполне достаточно, чтобы рассмотреть комнату. Впрочем, рассматривать тут особо нечего: ничто не изменилось с той ночи, когда погиб Лукас. Никто из них больше не приезжал в особняк – по крайней мере, Винсент об этом не знал.
Он снял темные очки: свет был настолько слабым, что не мог повредить даже его глазам. Воздух в комнате оказался затхлым, хотя он вообще ожидал, что будет гораздо хуже. Винсент приехал в Дом, чтобы попытаться отыскать ключ к своим кошмаром, надеясь, что здесь духи станут более разговорчивыми. Но пока он нашел только кучу пыли и разваливающийся особняк.
Уэйнфилд задрал голову и посмотрел на потолок. Наверное, если бы там кто-то ходил, то сверху начала сыпаться труха. Никогда раньше ему не приходило в голову, что особняк безумно стар, и ему требуется хоть какой-то ремонт. Надо сказать Фредерику, им стоит этим заняться.
Винсент не стал задерживаться на первом этаже. Он даже хотел пройти мимо того места, где погиб Лукас, но, увы, оно было точно перед лестницей, на которую Уэйнфилд собирался подняться. Поэтому некоторое время он стоял над бурым пятном, а потом присел на корточки и провел по нему рукой.
Ничего, разумеется, не произошло. Не явился призрак не упокоенного Лукаса, кровь не выступила на стенах, и даже затхлый воздух не колыхнулся. Духи молчали, а это место начинало угнетать Винсента. Поднявшись, он отряхнул пыль с джинс и, аккуратно держась за перила, поднялся по скрипящим ступенькам.
Второй этаж не выглядел настолько унылым. Может, потому что здесь не было никаких трупов – по крайней мере, таких, о которых помнил сам Винсент. Постояв наверху лестницы, он зачем-то обернулся, но увидел только ступени и бурое пятно внизу. Торопливо отведя взгляд, Винсент шагнул в первую же комнату.
