Владимир Исаев - Смотрящие вверх (сборник)
– Сторож сейчас дал показания, – капитан развернул помятый лист, – двое пьяных молодых людей напали на него и связали, включили карусели и катались, но спрыгнуть уже не могли… Законы физики или что там ещё… Такая штука, в общем, – он глубоко вздохнул, – сняли их только утром. Уборщица пришла на работу, ну, и позвонила нам.
Петрович медленно развернулся и пошёл в дом. Через секунду женский вопль разорвал утреннюю городскую тишину.
III
– Вернуть можем только половину суммы, – кассир в окошке автовокзала посмотрела на Петровича. – Деньги будете брать?
Жена убедила сдать обратный билет Коляна: «Ему он не понадобится, а нам на похороны деньги нужны».
– Да, – прохрипел Петрович.
– А что так, сдаёте? Не получилось? Ведь много же теряете! – кассирше явно хотелось удовлетворить женское любопытство.
Петрович как-то весь съёжился, его нижняя губа затряслась. Он набрал побольше воздуха в лёгкие и выпалил:
– Да! Случилось! Случилось, что в России построили новые карусели! И если нас не закатают на них до смерти, то уж точно сведут с ума, к чёртовой матери! Тебе, тварь, понятно?!
Слова гулким эхом прокатились по вокзалу, и Петрович повернулся. Недалеко от него стояла толпа таджиков (или узбеков?) – они громко о чём-то спорили между собой и даже не удостоили его взглядом; у музыкального киоска гости (точно гости?), видимо, из горных республик, танцевали лезгинку – те вообще никого не слышали; в дверях куча цыган клянчила деньги – там, понятное дело, не до него; и только скучающий милиционер, стоявший у подоконника, оторвался от игры на телефоне и направился к Петровичу. Услышал, значит.
– Нарушаем, гражданин? – постукивая резиновой дубинкой по руке, нехотя спросил постовой.
– Да пошёл ты на хрен, ты понял?! – что-то треснуло, сломалось в голове Петровича, и его уже несло без остановок и тормозов. Какая-то могучая сила грохотала и выплёскивалась из него во все стороны раскалённой лавой. Лишь в последний момент он увидел взмах дубинки: в голове вдруг стало темно, и Петрович плавно осел на пол.
Искры разлетелись, оставив после себя тишину и покой.
За окном автобус подкатил к платформе, и встречающие неторопливо потянулись к открывающимся дверям.
Мама
Мы не выбирали ни страну, где родимся, ни народ, в котором родимся, ни время, в котором родимся, но выбираем одно: быть людьми или нелюдями.
Сербский Патриарх Павел
– Как вы меня достали! – водитель нервно выкинул сигарету в окно, включил правый поворот и нажал на тормоза. Маршрутка съехала на обочину и остановилась вблизи густой лесополосы, одиноко уходящей в бесконечную степь.
– Куда вы скопом все! Женщин сначала пропустите! – продолжал ворчать шофёр, но пассажиры, неуклюже разминая затёкшие ноги, уже бежали к деревьям. Две женщины вырвались вперёд, и мужики, признав неофициальное поражение, остановились. Нехотя достав сигареты, закурили; переминаясь с ноги на ногу, сплотились в молчаливом упрёке: ну, бабы, что с ними поделаешь, и здесь первые. Тем временем победители, ломая сухие сучья и пригибая высокую траву, исчезли в тени деревьев.
– Господи-и-и! Да что ж это, люди, спасите-е-е! – раздались крики из лесополосы. Мужики по интонации поняли: что-то случилось. И это «что-то» – очень плохое.
Несколько десятков метров бегом – и вот они на поляне: одна из женщин сидела на земле и прижимала к груди мальчика лет пяти-шести. Другие бегали вокруг, кричали и махали руками, их причитания и крики слились в протяжный гул; в воздухе запахло бедой.
– Мальчик… вот… из петли вытащили… не знаю, жив ли… – женщина подняла глаза и посмотрела на мужчин: в её побелевших глазах стоял дикий ужас. Вязкая пауза оцепенения была прервана криком:
– Бегом к доктору! – мужик схватил из рук ребёнка и побежал к маршрутке. Двое подняли женщину с земли и осторожно, словно больную, повели вместе с остальными.
– Что опять случилось? – начал водитель недовольно, но осёкся.
– Давай быстро в ближайшую больницу! Мальчика из петли вытащили. Не знаем, жив ли, – мужик, явно нервничая, укладывал ребёнка на сиденья. Остальные расселись на свободные места.
Водитель вдавил педаль газа в пол, и маршрутка, скрипя всеми частями, понеслась по пустынной дороге. Тем временем мальчик начал приходить с себя: сначала он захрипел и открыл глаза, потом пошевелил руками. Пассажиры загомонили, кто-то с облегчением вздохнул. Вдруг водитель резко затормозил: на обочину выбежала женщина и яростно замахала руками, останавливая маршрутку.
– Давай без остановок, ребёнок при смерти! – крикнул мужик.
– Бросать человека на ночь глядя в такой глуши?! Да вы сошли с ума! Следующий автобус будет только утром! – в конце тирады шофёр сорвался на визг и остановил маршрутку. Открыв двери в салон, бодро запрыгнула молодая женщина:
– Спасибо, спасибо большое, что подобрали! Я уж и не надеялась; здесь так редко ходят автобусы. Кроме нашего села ничего и нет поблизости, вот и не хотят по этой дороге ездить! И село поэтому развалилось, работы нет, ничего нет… – она вдруг увидела мальчика и замолкла на полуслове. Ребёнок молча смотрел на неё.
– Мама, а ты говорила, что будет не больно, – прохрипел мальчик и потерял сознание.
Крики, вопли и мат смешались с грохотом маршрутки. После непродолжительной схватки мужики связали новоявленную мамашу, предварительно отбив её у баб, которые так и норовили выдрать ей волосы. Ругаясь и матерясь, затолкнули её под сиденье:
– Сдадим куда надо, пусть разбираются.
Пустынная дорога, прорезанная двумя лучами света, уносилась в безбрежную степь.
Водитель молча взял дрожащими руками сигарету и закурил.
Случай в Калиновске
Опять шёл дождь.
– Ну, почему как ночной вызов, так обязательно дождь? – думал про себя капитан, пытаясь устроиться на сломанном стуле.
– Рассказывайте, как всё было, господа, – он повернулся к бомжам и закурил.
Двое здоровых мужиков неопределённого возраста лежали связанные на полу. В заброшенном доме воняло гнильём и падалью. Каким-то чудом уцелевшая лампочка освещала всё это уродство, но как-то однобоко: более-менее виден был лишь угол комнаты. С крыши капало прямо на стол, и капитану пришлось заполнять протокол на поломанном стуле. Весь этот бардак был умело дополнен гомоняще-бурлящей толпой, включая начальника милиции: случай-то неординарный!
– Слушай, да мы уже рассказывали сто раз, – один из бомжей приподнялся и сплюнул кровью. На его побитом лице появилось что-то вроде улыбки.
– Поулыбайся мне ещё тут, Рябов! – начальник милиции пнул его под рёбра. – Два часа ночи! А мы с тобой, говно, возимся, вместо того, чтобы спать!
Рябов закряхтел:
– Ну, вон, Ванёк срубил капусты на халяву, на кладбище. Купили спирта у Машки, развели водой из лужи, ну и сюда, на базу, – он прищурился: фары подъехавшей скорой помощи осветили часть комнаты и обшарпанную стену с допотопным оборванным плакатом «Перестройка и Ускорение!». Приехали санитары, занесли носилки. Рябов проводил их взглядом и продолжил:
– Ну, а потом на хвост упал этот, не знаю, чи Микола, чи хто, – он попытался сесть, и тут же получил ботинком от начальника. – Всё-всё, лежу!… Ну и, грит, братва, типа, угостите босяка. Да какой с него босяк? Ты его видел?
– Я-то видел, но было уже поздно, – угрюмо сказал капитан, заполняя протокол, изогнувшись, как «Мыслитель» у Родена.
– Ну, а Ванёк-то добрый, сами знаете, пей, грит, пожалуйста, – бомж покосился на своего соседа.
– Ну да, как же, теперь вся милиция знает о его доброте, – усмехнулся начальник. Между тем санитары укладывали тело Миколы на носилки; врач отозвал начальника в сторону и шёпотом начал что-то объяснять. Группа захвата с грохотом вышла, и в комнате остались Рябов, Ванька и капитан.
– Ну, а чё, полтораха кончилась, опять надо к Машке, – проскрипел Рябов. – Ванёк филки достал и этому, как его, Миколе, что ли, грит: «Сгоняй по-братски за спиртуозом». Тот не против, даже обрадовался, взял и пошёл. Начальник, ну дай закурить, а? – Рябов сделал глупо-кислое лицо, став похожим на деревянную маску печёной картошки. Тот ещё был красавец!
– Рябов, ты, твою мать, лежи пока и рассказывай, о чём спрашивают. А курить тебе вредно: по ходу, корячиться, как бы это по фэн-шую сказать, твоему организьму, пожизненно баланду нюхать, а для этого здоровья ох как много понадобится, – капитан назидательно, по-отцовски поводил пальцем в воздухе.
– Та хер его знает, капитан… Где мы сейчас живём, думаешь, лучше? – Рябов прислонился разбитой щекой к луже крови на полу. – Там хоть кормить будут, охранять. А тут иной раз глядишь: собаки, и те лучше живут. Эх, люди…
– От только не ты, Рябов, о людской душевности мне тут песни петь будешь! На хера вы мужику все кости переломали?! Вся кожа, вон, на лоскуты порвана! Да Фредди Крюгер бы обосрался, если б увидел, что вы с Миколой сотворили!
