Татьяна Булатова - Ох уж эта Люся
– Почему вы не ушли?
– Не знаю. Дура потому что. Стыдно было, все смотрят. Неудобно. Мрак, в общем.
Люся еле дождалась вечерней программы: верхний свет потушили, и на сцене появилась грудастая певица с широкой бархоткой на шее. Зал взревел – знаменитую одесскую шансонетку Раю Пизанскую обожали. Как и предполагал ресторанный репертуар, одна за другой лились песни о несчастной любви, об ушедшей юности, о постаревшей маме, о коварной подруге и, конечно, о родине. Рая рыдала в микрофон и в особо трепетные минуты закрывала глаза. Потом, якобы не справляясь с нахлынувшими чувствами, удалялась к клавишнику, где закуривала сигаретку и томно выпускала дым в сторону кулис.
Особенно Рая нравилась восточным мужчинам, щедро раскидывавшим по сцене четвертаки. Пара точных бросков – мадам Пизанская подавляла в своей могучей груди рвавшийся наружу стон и возвращалась к благодарной публике, исполняя на бис сначала песню о маме, потом – об убитом бойце и, наконец, снова о родине.
Жебет слушал известную шансонетку с надменным выражением лица, помня, что кабацкая музыка есть воплощение безвкусицы и пошлости. Экивок в сторону бабушки. На самом деле Рая ему понравилась, но признаться в этом Павлику было не под силу. Намеренный разделить с Петровой впечатления, он обернулся, но ничего, кроме осиротевшего стула, не обнаружил. Растерялся. Вскочил. Бросился к выходу. Запаниковал, что ушла. А Люся просто стояла в вестибюле и смотрела сквозь огромные витрины на дождь.
– Ты что? – заволновался Жебет. – Уходить собралась?
– Нет, – тускло ответила Петрова. – В зале очень громко и накурено.
– Еще мороженое осталось.
– Хорошо, – еще бесцветнее согласилась Люся.
– Доедим и пойдем.
Доели. Дождь закончился. Стало зябко. Около ресторанных дверей стояло несколько такси с черными, почти неразличимыми шашечками и зелеными огоньками.
– Прогуляемся?
– Нет. Я устала.
– Тебе что, не понравилось? – искренне удивился Павлик.
Петрова вспомнила «Ешь, я сказал» и почему-то соврала:
– Понравилось. Спасибо.
Замутило еще сильнее, но не вырвало. К остановке подъезжал последний, судя по всему, автобус.
– Может, на такси?
Люся подумала, что ослышалась. Жебет решительно отправился к рядом стоявшей машине. Вставил голову в окошко – вытащил обратно и старательно закачал головой. Таксист, мигом утративший интерес к клиенту, тупо уставился в лобовое стекло.
– На такси? – смущаясь, переспросила Петрова подошедшего жениха.
– Нет уж, лучше на автобусе.
«Ну, на автобусе, так на автобусе», – согласилась Люся и вслед за будущим мужем рванула к остановке.
Больше Жебеты в ресторан вдвоем не ходили.
– Как, вообще?
– Вообще.
– А свадьба?
– Так это же не вдвоем.
Кстати, вдвоем у Жебетов почему-то не получалось. Личное пространство семейной пары никак не выстраивалось. В него всегда залетали непрошеные гости: родственники, друзья, друзья друзей, свои и чужие дети, пациенты, в конце концов.
Когда Павлик вернулся после распределения и назвал путь назначения, Петрова почувствовала себя преданной и призвала супруга к ответу:
– Зачем? Зачем было соглашаться? Тем более туда?
– Там живет твоя приемная мать. Мне кажется, это логично?
– Почему ты со мной не посоветовался? – продолжала атаку Люся.
– Зачем? – парировал Павлик. – Я все рассчитал. В твоем положении особенно выбирать не приходится.
– Почему? – взбунтовалась Петрова.
– Да потому, что ты не понимаешь! – начал раздражаться Жебет.
– Чего я не понимаю? – Люся перешла на крик.
– Я даю тебе возможность взять реванш, – гордо и сухо заявил Павлик и принял эффектную позу миссионера в толпе аборигенов.
– Ка-а-а-кой реванш? – Внутри Петровой все клокотало, в порыве она даже стянула с себя очки и сжала их в кулаке до хруста. – Какой реванш я должна взять?!
– Ты возвращаешься победительницей – врач, замужняя женщина… Ты обречена на уважение. Пусть все видят, чего ты достигла…
– Чего-о-о-о я достигла?
– Ты вышла за меня замуж – раз. И я помогу тебе уничтожить призраков прошлого – два.
– А если я не хочу уничтожать этих призраков? Если я не хочу о них вспоминать?
– Дело сделано, другого пути нет, – обреченно и вместе с тем назидательно заявил Павлик.
– Я не поеду, – устало произнесла Люся и заплакала.
Ночью Жебеты мирились, чередуя страсть то с уговорами, то с обвинениями. Уговаривала Петрова, обвинял Павлик. Как Люся старалась! И как Жебет был непреклонен! И как строг! И как суров! И как много он говорил об ответственности, о самоуважении, о необходимости освободить шкафы семейной жизни от спрятавшихся в них скелетов.
К утру Петрова поняла, что содержание пословицы о ночной кукушке сильно преувеличено, и положилась на авось. Как и предыдущие несколько раз. Авось не заставил себя долго ждать – в начале июня Люся обнаружила, что беременна.
– Это не вовремя, – огорчился Павлик.
– Как некстати, – поддержала его Вера Ивановна.
– Что делать? – спрашивал будущий папаша.
– Что делают в таких случаях? – подливала масла в огонь усатая леди.
– В таких случаях делают аборт, – обозначила Петрова суть поступившего со стороны Жебетов предложения.
Люся собрала собственный семейный совет в лице Сони Левиной, Женьки и Любы.
– Он не хочет этого ребенка, – жаловалась она подругам.
– Боится конкуренции, – зареготали записные красавицы. – Один мозг плюс другой мозг – это уже два мозга.
– Дуры, – обиделась Петрова.
– Сама ты дура, – в один голос ответили Женя с Любой. – Сколько тебе лет?
– Достаточно.
– Достаточно для того, чтобы забеременеть, но недостаточно, чтобы получить весь набор удовольствий от жизни.
Красавиц проблема нежелательной беременности ничуть не смущала. И та, и другая ходили тайными тропами, позволявшими продлить молодость. Рецептов имелось множество: стакан коньяка залпом плюс ванна с кипятком, лошадиная доза аскорбинки в сочетании с окситоцином, поднятие тяжестей из положения полусидя и все остальное. В случае провала оставалось последнее, но самое надежное средство – посадочное место в абортарии. Оно стоило определенных денег, но поклонники, как правило, не скупились и щедро оплачивали весь набор медицинских услуг, мечтая только об одном – о скорейшем возвращении девочек в строй.
Петрова поморщилась и почувствовала себя предательницей.
– Какой срок? – уточнила Люба, прикидывая возможный объем вложений.
– Недель семь.
– Значит, чистка, – вынесла вердикт Женя.
Соня Левина, без пяти минут гинеколог, сосредоточенно дымила в распахнутое окно, делая вид, что к происходящему не имеет никакого отношения. Петрова растерянно смотрела в ее перетянутую бюстгальтером спину, мысленно взывая о помощи.
– Сонь, хватит курить. Что делать-то?
Левина, не оборачиваясь, процедила сквозь зубы:
– Наши красавицы тебе все объяснили.
– Ле-эвина, – пропели искушенные подруги, – смени гнев на милость, скажи свое веское слово профессионала.
Соня молчала.
– Петрова, – скорчила жуткую рожу Женька, – подними ей веки, Софья Самуиловна нас не видит.
– Закрой рот, балда, – забасила Левина и наконец-то сменила гнев на милость.
– Молчу, – обиделась Женька.
– Вот и молчи, бестолочь.
– Девочки, – попросила Петрова, чуть не плача, – хватит уже. Мне не до шуток.
Соня сложила руки на груди и высокомерно посмотрела на соседок; ноздри ее раздувались, а черные усики встали дыбом.
– Кто здесь беременная?
– Она, – ткнула пальцем в Петрову Люба, подмигнув Женьке. – Слава богу.
– Люська, ты кого слушаешь? – пошла в наступление Левина. – Им море по колено. Первый раз, что ли? Им уже бояться нечего – повезет, родят по морячку. – Соня, не спуская глаз с Петровой, продолжала свою пламенную речь: – Худая! Тощая! Таз узкий. Питание, как в концлагере. Витаминов – ноль. Но дело даже не в этом…
– А в чем? – пискнула Люся.
– В ком! – бушевала Левина.
– В ком? – как заведенная, повторяла за ней Петрова.
– В тебе! Где воля? Где ответственность? У кого ты спрашиваешь совета? У них?
Женька с Любой перестали хихикать, изумленно взирая на оратора в хлопчатобумажном бюстгальтере с мелкими белыми пуговками, одна из которых висела на честном слове.
– Ты беременна – сама решай.
– Он меня бросит, – печально констатировала Люся.
– Я тебя не брошу, – заверила Левина и, не справившись с эмоциями, зарыдала.
Следом за ней беззвучно пролилась слезами Петрова, а за ней – и все остальные.
– Девчонки, – провыла Женька, – давайте отметим. Люб, доставай.
