Татьяна Булатова - Ох уж эта Люся
– Ты не здороваешься с моими подругами. Почему?
– Я их не знаю.
– Как же не знаешь? Я же знакомила, – оторопев, произнесла Люся. – Может, ты плохо видишь, поэтому не узнаешь?
– Я хорошо вижу. Я их просто не запомнил.
– Ну как же? – начинала закипать Петрова. – Я же тебя каждой представила: это Соня, это Люба, это Женя.
– Представила, но это неважно.
– Как неважно?
– Я помню только твое лицо. Все остальное – неважно. И когда я иду по коридору, и когда я сижу на лекции, и когда я читаю, я помню только твое лицо.
Последние три слова Жебет отчеканил, как психиатр на сеансе гипноза. И Люся поддалась.
Объяснение в любви прошло буднично: без цветов и поцелуев. Павлик встречал Петрову с дежурства. Люся шла, покачиваясь, то ли от усталости, то ли от весны. Навстречу попадались парочки: кто, обнявшись, кто, взявшись за руки, некоторые даже умудрялись поцеловаться на ходу. Жебет вел девушку под локоть и самозабвенно рассказывал о предложении Дыбенко:
– Но я отказался.
Петрова, устыдившись собственной глухоты, переспросила:
– Отказался? Почему?
– Во-первых, в аспирантуру надо идти, когда за плечами есть хотя бы какой-то опыт практикующего врача. Во-вторых, у меня другие планы на ближайшее время.
– Какие? – поинтересовалась Люся.
– Я бы хотел создать семью, – ответил Павлик, словно излагая параграф вводной главы из учебника «Этика и психология семейной жизни». – И ты мне для этого подходишь.
– Я? – изумилась будущая невеста.
– Да, Людмила, ты, – торжественно произнес Жебет, храня верность избранному стилю.
– Это предложение?
– Это предложение.
– Но для этого нужно испытывать какие-то чувства! – сопротивлялась Петрова.
– Я их и испытываю. Неужели не видно?
– Ты никогда мне о них не говорил.
– Ты не спрашивала.
– Об этом не спрашивают!
– Об этом не говорят.
Люся и Павлик стояли под раскидистым платаном и препирались. Внешне они совершенно не напоминали влюбленных: Жебет декларировал, Петрова оспаривала, он заглядывал ей прямо в лицо, она отворачивалась.
– Ты мне подходишь. Я уже принял решение. Мы будем хорошей парой.
– Почему ты так решил?
– Мы одинаково смотрим на жизнь.
Люся обомлела.
– Ты хотела нормальную семью? Детей? Уважение друг к другу? Приличный дом? Стабильность?
– Хотела.
– Я все это тебе дам.
– Ты?
– Я! Наконец, ты мне нравишься, – почти крикнул Павлик. – Секунду поразмыслил, словно собрался с силами, и выдавил: – И я люблю тебя…
Когда Петрова увидела, что у Жебета дрожат руки и его бьет озноб, то почувствовала, что нечто подобное происходит и с нею. Люся попыталась скрыть это трепыхание, но не смогла. Будущие супруги вибрировали в такт, так и не решаясь сделать шаг навстречу друг другу.
Первым не выдержал Павлик. Задыхаясь, рывком притянул Люсю к себе, до хруста сжал и замер. А потом как прорвало: Жебет начал покрывать ее лицо поцелуями, всхлипывая от избытка чувств.
– Я не смогу без тебя. Ты мне очень нужна. Закрою глаза, передо мной – ты. Ничего больше нет. Ты только… Не отталкивай меня…
Павлик плакал, как маленький, обжигая дыханием шею Петровой. Та на секунду отстранилась, стянула с его лица очки, внимательно посмотрела в круглые глаза и почувствовала, что мир вокруг нее поплыл. Она просто плакала. А в голове бились маленькие юркие молоточки: «Не бро-сай ме-ня. Не смо-гу без те-бя. Не от-тал-ки-вай ме-ня. Не от-тал-ки-вай ме-ня…» – «Я же его не люблю», – рыдала про себя Петрова. И рыдания становились все слаще и тише: «Не бро-сай ме-ня… Не от-тал-ки-вай ме-ня…»
– Ты выйдешь за меня замуж?
– Тише-тише, – Люся успокаивала Павлика, гладя его по круглой голове, по коротко остриженным волосам.
– Ты выйдешь за меня замуж?
– Я вый-ду за те-бя за-муж, – прошептала Петрова.
Столь памятный момент в своей жизни Люся и Павлик решили отметить в ресторане. Первый раз.
Жебет заказал столик. Шампанское. Купил цветы. Надел костюм. Галстук выбрала бабушка. Что-что, а это она сделала мастерски, любовно расправив узел на дедероновой рубашке. Вера Ивановна чувствовала пикантность момента, а потому удержалась от наставлений и сунула в карман оторопевшему Павлуше фиолетовый четвертак.
– С Богом, – благословила басом Вера Ивановна и перекрестила закрывшуюся за внуком дверь.
Потом долго плакала. Перечитывала «Даму с собачкой» и прислушивалась к каждому шороху на лестничной клетке.
Нарядный Жебет прибыл на место за полчаса до означенного времени. Найденный официант засвидетельствовал полную готовность общепита разделить радость клиента. Увидев накрытый стол, юноша успокоился и вышел на улицу продлевать неожиданно нагрянувшее счастье. Швейцар предложил сигаретку – Павлик отказался. Страж ресторанных дверей несколько огорчился, но надежды не потерял, а предложил вместо сигаретки чего послаще. А именно девочку, любую из трех. Жебет оскорбился, но кандидаток тем не менее рассмотрел внимательно. Больше всего понравились ноги. На них и сосредоточился. Прежняя любовь к фотографии подсказывала Павлику выгодный ракурс, а воображение рисовало черно-белые картины, содержание которых несколько не соответствовало традиционному умонастроению жениха. Собравшись с духом, Жебет отвернулся и уставился в точку, расположенную в противоположной от ног стороне.
– Вот и я, – радостно напомнила о себе Люся, чем вырвала будущего мужа из глубокой задумчивости.
Павлик оторопел. Такой Петрову он никогда не видел. А та наслаждалась произведенным впечатлением и от удовольствия краснела, как школьница перед учителем. Честь и хвала жительницам двести седьмой комнаты женского отсека общежития, нарядившим подругу в соответствии с моментом.
Жебет отклячил локоть, Люся бодро просунула руку – и будущие супруги двинулись навстречу празднику.
Прибыв к столу, усевшись, тщательно расправив юбку, Петрова потянулась к меню.
– Не надо, – отстранил ее руку Павлик. – Все уже заказано.
– Просто интересно, – невнятно пробормотала невеста.
– Ничего интересного в этом нет, – еще более настойчиво опровергнул Жебет никчемное любопытство подруги.
Официант смочил бокалы шампанским, сказал «Поздравляю» и незаметно удалился.
– За тебя! – с пафосом произнес жених.
– Спасибо, – мягко поблагодарила невеста.
Пригубили. Отведали знаменитый салат «Столичный» – снова пригубили. Разговор не клеился. Петровой было неловко: паузы зависали одна за другой. Совсем по-другому чувствовал себя Жебет. За столом восседал всесильный король, совершенно справедливо требующий благодарности и признания от немногочисленной свиты в Люсином лице. Павлик надувал щеки, периодически протирал салфеткой очки, говорил о прекрасном союзе двух сердец, одно из которых было его, другое – Петровой. Шампанское быстро ударило непьющему Жебету в голову, и он было собрался заказать для возлюбленной песню, как принесли горячее.
Колеты по-киевски, усыпанные бисером панировочных сухарей, покоились на салатном ложе в окружении комковатых рисовых пригорков. Павлик шумно втянул в себя воздух и в нетерпении потер пухлые ручки. Неизвестно откуда выскочило лакейское «Ну-с» и вонзилось в Люсино ухо. Ей стало снова не по себе, и от волнения Петрову замутило.
– Ну-с, – снова повторил Жебет и вооружился ножом с вилкой.
Люся молча смотрела, автоматически поглаживая тонкими пальцами никелированную поверхность ножа. Медлила, словно собираясь с духом. Проткнув котлету вилкой, Павлик разметал гастрономическую красоту по тарелке и наконец-то заметил бездействие своей дамы.
– Что-то не так? Почему не ешь?
– Не хочу.
– Ты не владеешь ножом?
– Владею. Просто не хочу. Я уже сыта.
Жебет поперхнулся – кусок застрял у него в горле. Глаза выкатились, округлились еще больше. Он шумно задышал, раздувая ноздри, и, наконец, просто шарахнул пухлым кулаком по столу. Люся вздрогнула и, почувствовав на себе взгляды любопытных посетителей, втянула голову в плечи.
– Я… сказал… ешь. Ешь. Я сказал, – оглушающим шепотом приказал Павлик.
– Я не хочу.
– Ешь! – взвизгнул побагровевший Жебет.
Петрова с искаженным от ужаса лицом схватилась за нож – бросила. Потом – за вилку. Зажала побелевшими пальцами и ткнула с закрытыми глазами в ненавистную котлету. Не попала – только разметала в разные стороны рисовые пригорки. Отчаянно смутилась, стала собирать по скатерти брызнувшие во все стороны рисинки. Только бы не поднимать головы – не смотреть ни на Павлика, ни на заинтересованных официантов, ни на откровенно развернувшихся в ее сторону гостей ресторана.
– Почему вы не ушли?
– Не знаю. Дура потому что. Стыдно было, все смотрят. Неудобно. Мрак, в общем.
