Вадим Норд - Ошибка юной Анны
– Договор принес мне ваш отец…
– Вы на месте? – перебила Инга. – Можно сейчас к вам приехать?
– Если вам не трудно, то давайте после шестнадцати, – попросил Александр. – Будет время спокойно все обсудить.
– А разве нам надо что-то обсуждать? – удивилась Инга. – Я хотела только забрать договор.
– Врачу с пациентом всегда есть что обсудить, – уклончиво ответил Александр.
– Буду у вас в пять, – пообещала Инга.
«С Евой все было иначе, но отношение родителей к проблеме было таким же, – с грустью подумал Александр[29]. – Интересно, а как мать Инги относится к смене ею пола? Наверное, столь же отрицательно, иначе бы вдвоем они с Ингой давно объяснили отцу, что он не прав и ведет себя неправильно. Да, неприятно начинать со скандала. Первый блин не всегда должен быть комом, да и не первый он, в сущности, приходилось уже делать подобные операции, но без разборок с родственниками…»
Инга, видимо, успела до прихода к Александру пообщаться с отцом, потому что приехала взвинченная до предела, но никаких вопросов не задавала. Начала с извинений, Александр остановил ее, сказав, что ей-то извиняться не за что, и перешел к обсуждению проблемы. Выложил все свои соображения без утайки, а в конце сказал:
– Договор с вами, Инга, несмотря на возникшие обстоятельства, я расторгать не намерен. Если вы хотите оперироваться в нашей клинике, то будете в ней оперироваться. Я вас понимаю и готов сделать для вас все, что положено врачу сделать для пациента. Но нам с вами надо сообща повлиять на вашего отца. Скажу прямо – он произвел на меня не самое лучшее впечатление…
– Ха! – усмехнулась Инга. – Ценю вашу деликатность, Александр Михайлович. «Не самое лучшее впечатление» – это комплимент моему папочке! В школе его дразнили Бизоном, в университете Катком, а подчиненные зовут Минотавром. Все прозвища отражают его упрямство и тупость. До сих пор не могу понять, что такого нашла в нем моя мать. А вы говорите «не самое лучшее впечатление». Скажите прямо – отвратительное впечатление.
– Если вы будете настроены к отцу подобным образом, боюсь, никогда с ним не поладите, – заметил Александр. – Мне уже ясно, что ваш папа, мягко говоря, не подарок, но это ваш папа, и он, вас, кажется, любит.
– Ха! – снова воскликнула Инга. – Любит!
– Если бы не любил, то не вмешивался в ваши дела. Ему бы тогда было все равно.
– Да он не потому вмешивается, что я ему нужна или заботу проявить хочется. Отца возмущает отклонение от порядка в его семье. Он же такой правильный педант, что свихнуться можно. Все у него как положено, все на своих местах, рабочий телефон на тумбочку всегда кладет слева, а личный справа. Он предсказуем до умопомрачения и в других хочет видеть такую же предсказуемость. И вдруг оказывается, что его дочь, на самом деле – сын. Как так? Такое нарушение порядка в роду Ахмальцевых! Вот что его волнует, а не я.
– Но все равно вам стоит изменить отношение, – убежденно сказал Александр. – Прошу прощения за то, что вмешиваюсь в вашу личную жизнь, Инга, но это имеет отношение к проблеме, которую мы должны решить. Кто-то должен сделать первый шаг к примирению и согласию…
– Да я все понимаю, – скривилась Инга. – Шаги придется делать мне. Думаете, я их не делала? Раз двадцать подкатывалась к папочке по-хорошему, доктора, который меня наблюдал, дважды домой приводила, чтобы он авторитетно объяснил, что я не чокнутая, а… особенная. Думаете, помогло? Я лично вижу один-единственный способ решения этой проблемы, но мне он, к сожалению, недоступен. Элементарно не хватает бабла на то, чтобы прооперироваться за границей! Там совсем другие суммы, да вдобавок надо где-то жить все это время, питаться, покупать лекарства. Я задействовала все резервы, собрала все, что только могла собрать, но этих денег мне хватит только на Москву. Но хватит с лихвой, вы не сомневайтесь – я все оплачу. Могу даже вперед проплатить «от» и «до», только скажите.
– Вперед не надо, – покачал головой Александр. – Оплата идет поэтапно.
– Тогда выпишите мне счет за первый этап! – Инга с готовностью потянула «молнию» на сумке, лежавшей у нее на коленях.
Сумка была в стиле «унисекс», да и одевалась Инга так же. Черный просторный джемпер, черные джинсы, серая куртка. Все простое, без изысков. Косметикой она не пользовалась, волосы стригла коротко, по-мужски, а ногти красила бесцветным лаком. Александр подумал о том, что после завершения всех операций стиль одежды непременно изменится. Инга, то есть уже Игорь, станет одеваться так, чтобы максимально подчеркнуть свою мужественность, мужское начало. Никакого унисекса, сплошной мачо-стиль. А пока так, усредненно.
– Сначала пройдите обследование, – остановил ее Александр. – И, если уж говорить начистоту, то до начала операций мне хотелось бы… успокоить вашего папу. Заручиться если не согласием и одобрением, то хотя бы обещанием не мешать вам и нам.
– Лично мне он ничем помешать не сможет! – вскинулась Инга. – У меня на него иммунитет!
– Мне не хотелось бы, чтобы он вас нервировал в послеоперационном периоде и мешал нашей работе. Давайте возьмем тайм-аут до понедельника или вторника и подумаем, как нам его переубедить. Можно обсудить это с нашим психологом. Нателла Луарсабовна – прекрасный специалист, разбирается во всех направлениях психологии, опыт у нее огромный, вдруг она вам что-то дельное присоветует…
– Да я наперед знаю, что она мне скажет, – фыркнула Инга. – Но это она скажет мне, а не папочке.
– А есть кто-то, кто для него авторитет, к чьему мнению он прислушивается? – спросил Александр. – Скажем, дедушка?
– Дедушка давно умер. Что же касается авторитетов, то они есть. Это мэр, парочка его заместителей, которые поважнее, и руководитель папочкиного управления. Перед ними папочка ходит на задних лапках. Скажи папочке мэр, что для повышения ему надо пол изменить, он без колебаний на стол ляжет…
«Мэр и заместители? – подумал Александр. – Увы, это не вариант. Надо искать другой выход-способ…»
Босс и компаньон Геннадий Валерианович, узнав про ситуацию с Ингой, долго молчал, а потом осторожно спросил:
– А оно нам вообще надо?
– Надо! – уверенно ответил Александр, ожидавший такого вопроса (босса он давно успел изучить). – Во-первых, человек обратился к нам за помощью. Ключевое слово «к нам». В нашу клинику. Во-вторых, с трансгендерными операциями часто бывают подобные проблемы, и нам нужно учиться их преодолевать. Коль взялся за гуж, так не говори, что не дюж. Чем раньше мы научимся, тем лучше для нас. Ну и в-третьих, а, наверное, даже, во-первых, нам следует приучить всех к мысли, что давить на нас подобным образом недопустимо. Что это такое – пришел, чужой договор на стол выложил и велит считать его расторгнутым? Меня подобное поведение задевает…
– За живое! – уточнил босс.
– Ну не за мертвое же, – усмехнулся Александр.
– Могут быть сложности, – босс нахмурился и покачал головой, давая понять, что сложностей ему бы не хотелось; да и кому их хочется? – Я, конечно, не самый циничный человек и не стану спрашивать, стоит ли овчинка выделки, но на стадии запуска новой клиники сложности могут стать фатальными.
– Я все понимаю и надеюсь, что у меня получится решить проблему, не доводя до фатальных сложностей, – ответил Александр.
Ему вдруг пришла в голову очень хорошая мысль. Настолько же хорошая, насколько и простая. Из тех мыслей, которым положено приходить в голову сразу, но они почему-то всегда запаздывают. Хорошо, хоть, что на этот раз опоздание было небольшим.
9. Сочинил же какой-то бездельник, что бывает любовь на земле…
– Сначала создается впечатление, что у человека плоховато с чувством юмора. Бывает так – хочется шутить, блистать остроумием, а ничего не выходит, потому что мать-природа чего-то там недодала, какой-то маленькой искорки, которая превращает плоскую глупость в смешную шутку, не хватает. Потом начинаешь подозревать, что мужчина просто не наигрался в подростковом своем детстве в какие-то игры. Упустил время. Невостребованное, не выплеснутое перебродило в душе и теперь периодически шибает в голову. Ничего, это пройдет… Я сумбурно объясняю, да? И только потом, когда все «благородные» объяснения бывают исчерпаны, приходит прозрение. Спадает с глаз пелена и стучит в висках ужас: как можно было связаться с таким моральным уродом? Хочется выть, биться головой о стену, кусать локти, рвать на себе волосы – ну как, как, как было можно? Где были глаза? Где был мой разум?
От надсадно-визгливого голоса соседки начала болеть голова. Можно было подремать, почитать, посмотреть фильм наконец, но вместо этого четыре часа пришлось слушать совершенно неинтересные жалобы на жизнь, родителей, мужа и подруг. В основном, конечно, на мужа. «Отныне и впредь стану в поездах и самолетах притворяться глухонемым датчанином», – пообещал себе Александр. Почему именно датчанином? Чтобы даже при помощи записок не пришлось ни с кем общаться, датского языка в России почти никто не знает. Да-да – глухонемым датчанином! А телефон отключить, чтобы не пришлось по нему разговаривать.
