Елена Вернер - Купальская ночь
Катя вздохнула почти виновато, но не ответила.
Время все растягивалось. В провинции, вдалеке от столичной спешки и беготни нужно либо иметь спокойную совесть, чтобы, замедлив бег, не бояться заглядывать в открывающиеся внутри бездны, либо вовсе переставать мыслить. Все здесь непривычно, муторно, разве что водители такие же, как в Москве: лихие и бестолковые. В пустом доме Катерину терзала молчаливая Катя, а на улице, куда она сбежала от призрака, на душе становилось еще тяжелее и тянуло вернуться. Одолевали сомнения, вообще идет ли она сейчас по улице, или уже сошла с ума, лежит в психушке, и ей мерещатся призраки и пустые стены дома вместо больничных. Когда захлестывала волна страха, Катерина останавливалась, незаметно считала пульс, выравнивала дыхание и для верности щипала себя за руку. Только чтобы хоть как-то убедиться, что это не ее бред. Призрачная Катя не увязывалась за ней по улицам, она вообще была привязана к Береговой, 17, и дальше двора не уходила. Спасибо и на том – не хватало еще разговаривать с невидимым другом посреди рыночной площади. Сразу же вспоминались городские сумасшедшие всех сортов (как тот парень, что со вкусом лизал в час пик восьмигранную мраморную колонну на Комсомольской-кольцевой), и пополнить их ряды не хотелось. Но не меньше, чем перспектива идти рука об руку с девушкой, Катерину страшила возможность ненароком встретить кого-нибудь знакомого: вообще удивительно, как это Настена еще не притащилась с визитом. Словом, Катерина решила спастись в уютном убежище дома Дубко. Но и тут ее ждало разочарование: в отсутствии отправившихся на гулянки сыновей у Ольги чаевничала тетя Лида Нелидова.
В обращении к ней «тетя» было не отбросить. Она осталась самой настоящей тетей Лидой, с узко посаженными быстрыми глазками в окружении сетки морщин, одутловатым лицом и грузным телом. «А ведь она мамина ровесница», – мелькнуло у Катерины. Сейчас, по прошествии дня она готова была взвыть и без этого. Если бы полковник с бойкой супругой приехали сейчас, она бы избавилась от дома за бесценок. Но утром она прогнала их, и с этим ничего не поделать. И поэтому, именно из-за своей блажи она сейчас сидит за столом, и Нелидова тянет из нее слова.
– Оль, я завтра с утра уезжаю, – капитулировала она.
– Что так? – перепугалась Ольга, а Нелидова уселась поудобнее и приготовилась слушать.
– Я дура. Были покупатели, а теперь по моей воле их нет. Как-то я упустила из виду, что приезжала продавать дом. Эта тетка со своей челкой…
Тетя Лида поперхнулась чаем и потрогала свою челку, почти такую же. Катерина решила не оправдываться:
– Здесь все иначе, я начинаю терять ориентиры… Как растворяюсь. Я не понимаю, зачем я здесь! Дом я не продала… Весь день псу под хвост, как в бреду! – она не замечала, что повысила голос и вдруг перестала владеть собой. Ее охватила паника. – Я так не привыкла! Все как сонные мухи, в магазине, в администрации, у нотариуса…
– Тихо, тихо, успокойся. Не пори горячку…
– Катюх! – перебила Ольгу тетя Лида. – Так ты что, из-за хаты переживаешь? Да ты брось! Мы тебе разом покупателей на́йдэм. На что нам москвичи? Тут вон куряне давеча ездили, спрашивали. И еще приедут, это уж как пить дать. Дай мне три дня, и я твой дом продам. Вот удумала проблему…
Катерина даже не догадывалась, что хотела быть переубежденной. А Нелидова, прирожденная торговка, умела это делать. И в итоге они сошлись на том, что тетя Лида ищет покупателей. А когда Катерина намекнула, то еще и денег ей за это приплатит, у Нелидовой вспыхнули глаза. Но огонек тут же погас, и она стала горестно отнекиваться, ссылаясь на дружбу с Аленой, мол, с друзей деньги брать не с руки. А когда Катерина согласилась, Нелидова вдруг покраснела и разочарованно поджала губы. Но второй раз на попятный не пошла.
У Ольги они засиделись допоздна, и домой Катерина вернулась по темноте, подсвечивая дорогу через двор экраном мобильного. Она шарахнулась от нескольких кустов бурьяна, оставшихся расти у почтового ящика, и тут же заметила своего двойника, замаячившего где-то на периферии зрения. В этот момент телефон ожил и начал с треньканьем принимать сообщения, одно за другим, как будто она вышла из метро или подвала. Восемь уведомлений о звонках Пети, и его требование перезвонить, как сможет. Внутри все оборвалось – что-то с Митей! Катерина набрала номер.
– Катерина, где ты там шлындаешь! Я тебе весь вечер…
– Что там? Что с Митей?
– Да все в порядке с твоим Митей.
Катя прикрыла глаза, чувствуя, как сердце вколачивается в горло. Петр замялся, и в его голосе почувствовались виновато-настороженные нотки.
– Тут это… такое дело… У меня через десять минут самолет улетает. Командировка срочная, в Дюссельдорф.
– Как командировка? А Митя с кем останется?
– Вообще-то с тобой. Я… я подумал, что раз у него все равно карантин, то он может и с тобой побыть, в поселке этом твоем. А потом вместе вернетесь.
Катерина вздохнула:
– Петр, ты же взрослый человек.
– Ненавижу, когда ты так говоришь… – окрысился в ответ Петя.
– Не перебивай. Ты взрослый человек. И – отец. Ты должен понимать всю ответственность, когда остаешься с сыном. Командировки, Германия – это все прекрасно. Но у Мити карантин, а у скарлатины инкубационный период, и значит, он может слечь в любую минуту.
– Катерин… Я это… посадил его на поезд. По идее он уже Тулу проехал.
– Что-о?
– Я посадил его на поезд. Дал денег проводнице, дал номер телефона твой и мой, и сказал, что ты там его встретишь. Она обещала присматривать.
Ужас, ярость, негодование, все рухнуло откуда-то сверху, так что ноги наполнились ватой.
– Петя, ты невменяемый! Лечиться надо! Как ты мог оставить нашего сына одного, в поезде, среди непонятно кого, да еще и с проводницей! Господи, да что же… Ты совсем ничего не соображаешь?
– Ничего с ним не случится. Проводница обещала…
– Ты не слушаешь новостей? Ты не знаешь, что дети пропадают средь бела дня, пока родители зашли в магазин? Каждый день в России исчезают… А Лара твоя, она что, не могла?.. Ты посадил на поезд единственного сына и отправил куда-то?… Изверг! О нет, я сейчас…
Связные слова закончились, и Катерина безвольно опустила руку с телефоном, сев на крыльцо. Голос бывшего мужа несся из динамика глухо и электронно:
– Катерин… Эй, ты тут еще?… Ларочка уехала к родителям, так бы конечно… Ты тут?… Катерина, перестань молчать.
Она взяла себя в руки, только чтобы рявкнуть:
– Номер поезда, вагон, место!
Петр ответил, и Катерина, уже нажав «отбой», повторила вполголоса. А потом оцепенела от ужаса. Ее не трогал даже призрак Кати, севший на ступеньки рядом.
– Как я вышла за него замуж… Глупый, безответственный!..
Катя удрученно повесила голову.
Катерина разрывалась между желанием позвонить Мите и боязнью разбудить его. Может быть, все в порядке, и он сопит на казенной постели, приоткрыв рот? Или телефон уже разбитый лежит на путях какого-нибудь полустанка, а сам мальчик…
От этих мыслей ток шел вдоль хребта, тело гудело, как трансформаторная будка. Совершенно растерянная и не знающая, что делать, она всю ночь так и просидела на ступеньках, не желая даже пытаться уснуть – только однажды сходила за одеялом, чтобы закутаться в него.
Девушка-двойник все еще была тут. Она сидела, обхватив колени руками, не замерзающая в своем легчайшем сарафане, который не трепал сентябрьский ночной ветер. Катя не пугала Катерину, наоборот, сейчас, во тьме, колом стоящей вокруг, она была единственным существом – неважно, реального мира или потустороннего, – который сидел рядом. И самим своим присутствием давал какое-то утешение. Пару раз Катя вспархивала и легко подбегала к почтовому ящику, пытаясь что-то там найти с навязчивой непреклонностью, но Катерина просто отворачивалась, не желая даже думать в том направлении.
Едва стало светать, как Катерина села в машину и поехала на станцию. Она почти не видела дороги, хотя пару раз замечала горящие с обочины желтые взгляды – то ли лисы, то ли одичавших котов. Ей представлялся поезд, вагон, в котором едет Миша. Каждая минута ожидания дышала ее страхом, она заставляла себя не думать о плохом, «чтобы не накликать беду», и тотчас воображение, подстегнутое этим суеверием, подсовывало картинку еще более ужасающую.
Она никогда бы не подумала, что после рождения сына станет такой. Она не была готова. Заподозрив, что беременна, она молилась, чтобы это было неправдой. Получив подтверждение, жутко перепугалась. И даже договаривалась насчет аборта втайне от Пети, но потом одумалась. Дальше были болезненные роды, депрессия, ощущение своей отвратительности, бесформенности. Маленький орущий кулек. Желание спать. Страх, что жизнь на этом и кончилась. А потом прошел месяц, другой, она втянулась в новое состояние… И в какой-то день все вдруг встало на свои места, и оказалось довольно простым и каким-то правильным и настоящим. И отныне без этого ее жизнь уже не могла бы продолжаться.
