Дина Рубина - Русская канарейка. Блудный сын
– Айя, – мягко окликнул он, привлекая к себе девушку и изливая на нее сияние всех артистических рамп: – Продемонстрируй Елене Глебовне мой подарок, убедись, что это был правильный выбор.
И перехватив оценивающий и холодный взгляд Елены, мысленно усмехнулся: славный одесский выпад, правда, Барышня? Славный одесский выпад по пути в синагогу Бродского.
А скосив глаза на свою бродяжку, восхитился: как прекрасно она держится, как выигрышно демонстрирует украшение, наклоняя голову на косульей шее (вот тут они и мелькнули на тропинке в Эйн-Кереме – запятнанные солнцем, в густом сосновом аромате… прочь, милые, прочь!), и как идут ей новые серьги; да ей все чертовски идет: эти глаза с их сложной зеленовато-ореховой гаммой немедленно отзываются всему, что ни поднесешь: вот сейчас вспыхивает под ласточкиными бровями травянистая зеленца, зато вишневые искры золотого ликера исчезли напрочь.
Судя по всему, светской жизнью в этом доме ведала супруга. Во всяком случае, с ее появлением все оживилось, подтянулся и выстроился общий ход беседы, в водоворот небольшой группы гостей было умело вброшено несколько расхожих тем, и все заговорили: «Вы считаете, он пойдет на это безумие?.. А как это отзовется…» «Какие там теледебаты! Да мы скоро перейдем на кулачные бои при обсуждении годового бюджета – а что, вот в японском парламенте…» «Страшный ураган у берегов брахмапутры, видели во вчерашних новостях? Ужасно: просто, понимаете ли, плывут в океане дома…» «…И я не понимаю, почему это у одного государства может быть ядерное оружие, а другому запрещено?» «Фантастическое зрелище, что-то невероятное: она танцует на осколках стекла…» «Это какой-то фокус!» «Нет-нет, любому предлагается подняться на сцену и разбить вдребезги настоящее зеркало. Говорят, в Малайзии это такой вид танцевального искусства…»
Предзастольный шумок постепенно разогретой гостиной…
Che bella co-osa una giornata di so-ole, «Как ярко светит после бури солнце…» – где-то там, на террасе прекрасного дома в Санторини над морщинистой синевой залива пел его голос песню, посвященную Магде, песню, растворявшую боль и горе ее жизни… Un’aria sere-ena dopo la tempe-esta!
По молчаливому кивку Елены Глебовны Чедрик принялся за коктейли и аперитивы – в углу гостиной стояла небольшая консоль с дружной порослью разновысоких, разностильных и разнопузатых бутылок, ведерко со льдом и стеклянные кувшины с соками. Леон вышел в прихожую, извлек из своей сумки бутылку аквитанского «Saint-Esteph» девяносто пятого года…
– Ох, уж эти францу-узы (спасибо-спасибочки)! – Елена Глебовна приняла бутылку; тональность голоса – лукавая милота. – Эти патриоты отечественных вин…
– Ну, я вообще-то не француз, – уклончиво возразил Леон, – но винно-французский патриот, да.
– А вот мы поклонники вин и-таль-ян-ских! – отчеканила она. – И не просто итальянских… – И Чедрику: – Налей мистеру Этингеру нашего…
В руках громилы возникла темная бутылка без этикетки, и через мгновение Леон уже пробовал-смаковал, катая во рту глоток… да, отличного белого. Тосканское? «Санджовезе»?
– А вот и нет! – торжествуя, воскликнула Елена с ухмылкой на славно отделанных устах. – Гадайте, гадайте, ну-ка…
Подтянулись крахмальные викинги, припали к бокалам, включились в гадание: «Верментино?» «Альбарола?»
– Боско? – предположил твидовый мидовец из кресла: значит, еще держал марку, не все еще плыло перед глазами.
Хозяйка наслаждалась бестолковостью горе-дегустаторов. Наконец приподнятым голосом произнесла заветное имя:
– Пигато!
– А я даже и не слышал о таком, – добродушно заметил морж-адвокат.
– И правильно, этот сорт винограда растет только у нас! Местная достопримечательность… Попробуйте!
Порубленным и сшитым на живульку громилой Чедриком Елена управляла полностью и молча, одними бровями: «подай», «налей», «убери», «сгинь!».
– Да, чудесный вкус… очень легкое вино… должно быть, в жару хорошо идет. Но не под мясо?
– Абсолютно справедливо, оно хорошо только под легкую лигурийскую кухню.
Как только Леон поймал тональность напыщенной болтовни Елены Глебовны, он немедленно прилип к ней и вил, и вил прихотливую ниточку разнотемного щебетания: как удачно подвернулись эти итальянские вина, вот по ним и поплывем. Что это значит – наше вино?..
Он и задал этот вопрос невинно-оживленным тоном (певец в восхищении):
– Вы что, сами выращиваете виноград?
Елена оживилась, усмешливо заметила, что не совсем, конечно, сама, не буквально сама, но… тут ее перехватили, и повторять вопрос, как-то вытягивать местность было не с руки. В сущности, хорошо, если пункт назначения так и не будет назван, – когда потом об этом разговоре станут напряженно вспоминать, перебирая каждую произнесенную фразу…
Смена тональности: а что там с ремонтом вашей яхты, дорогие Мэри-и-Джеймс? Мне порекомендовали одного подрядчика с Гамбургской судоверфи…
Впрочем, тема вин никак не оставляла кружок гостей, и в конце концов все разъяснилось: и симпатяги Джейкоб-и-Герда, и Мэри-и-Джеймс, мироносцы под черным стягом Веселого Роджера, владели фермами и виноградниками – одни в Тоскане, другие под Миланом, где знаменитые виноградники Ольтрепо-Павезе. Заповедный круг знатоков, винно-масонская ложа… Несколько минут увлеченного обмена опытом по самым насущным темам: как подвязывать, подрезать, под кармливать, бороться с паразитами… Какие субсидии дает государство владельцам виноградников…
– А у нас ведь еще и склоны крутые! – горячо подхватила Елена. – У нас ведь не Тоскана! На наших террасах надо быть горным козлом, чтобы выращивать виноград. Спасибо, построили эту монорельсовую дорогу, хоть не на горбу тащишь…
Итак, у нас – не Тоскана… А что же? Где эта монорельсовая дорога и сколько их на бескрайних горных террасах Италии? Можно вообразить, как эта скроенная из лоскутов собственной кожи дамочка тащит на округлом плече корзину с виноградом. Что-то из итальянской живописи девятнадцатого века? Не помню, прочь…
– Я не видел, чтобы его продавали в винотеках… впрочем, я не любитель ходить по винотекам…
– Нет-нет, пигато раскупают на сувениры. Но в маленькой уютной траттории вам всегда подадут графинчик домашнего.
Опять небольшой водоворот реплик винно-посвященных. Надо вклиниться, нельзя упускать тему. Откуда это местоимение – наше, у нас… Где же это – у нас? Если не в Тоскане…
– Надо же! – воскликнул Леон. – И я-то считал себя ценителем, пока не угодил в настоящий клуб знатоков, и вот уже чувствую себя каким-то второгодником…
– Милый мой, – отозвалась очаровательная хозяйка, – просто в моем лице вы видите осатанелого фаната Италии, итальянской кухни, итальянской музыки… А то, что мы впервые услышали вас в Венеции, дорогой Леон, для меня это – особый знак.
В вашем лице… в вашем лице, прекрасная Елена Глебовна, я вижу лишь завистливую злобу, с которой ваши глаза с искусно подтянутыми пожилыми веками поминутно мечут картечь в мою любимую, – кажется, именно вы однажды бестрепетно предложили Гюнтеру «умолкать девку»?.. За что поплатитесь – да, вы, вы, Елена Глебовна.
Te si’ fatta ‘na veste sculla-ata,nu cappie-ello cu ‘e na-astre e cu ‘e rrose…
«Ты купила платье с глубоким декольте, шляпу с розами и лентой…» Какая мука, дешевка – эти разговоры под переливы моего голоса… Но ведь неприлично и грубо – подойти и выключить мою обслуживающую неаполитанскую функцию? И толчком в сердце – Айя! Совсем брошена мною, бедняга… Глаза мечутся от одного лица к другому, губы безотчетно слегка шевелятся…
– …И я совершенно помешана на виноделии! У меня вон, гляньте-ка – целая полка специальных книг!
Елена взяла Леона под руку и потащила к тесному книжному царству противоположной стены, где в одном из шкафов и правда целую полку занимали пестрые винные справочники, каталоги выставок, альбомы и прочее пьяноведческое хозяйство. Вытянула один из ряда:
– Тут как раз о лигурийских винах, о нашем пигато…
Так-так… значит, Лигурия – морское побережье, известное огромным количеством бухт и романтических гаваней, и в каждой может ожидать свой тайный груз мирная яхта какого-нибудь почтенного бизнесмена…
– Никогда не случалось там бывать, – попутно солгал Леон на всякий случай.
– Неужели? – весело удивилась хозяйка. – А вот другие тенора не обходят своим вниманием наши края!
– Лена, ну что ты, в самом деле, навалилась на человека со своим винодельческим хобби! Он уже явно одурел от твоего энтузиазма…
Это Фридрих, радушный хозяин. Минуту назад окучивал моржа-и-альпинистку, до того что-то вяло обсуждал с румяным мидовцем… Но, развлекая гостей, то и дело поглядывает на «дорогую девочку» и раза три уже подходил к ней (довольно близко, черт побери!), и приобнимал за плечо, и что-то говорил, слишком приблизив лицо: да-да, для ее же удобства, конечно… А та, несмотря на дикое напряжение, держится молодцом, моя умница, хотя по тому, как еле заметно растягивает гласные, как крутит головой, пытаясь удержать в поле зрения, проследить, ухватить мимику всех персонажей и собеседников, видно, насколько она, в сущности, несчастна в этом доме.
