Татьяна Веденская - Все дело в платье
– А кого? – опешила Маша. Юля демонстративно вернулась в «Ниву», завела мотор, принялась щелкать пальцем по датчикам, словом, тянула паузу. Интрига была брошена, и Маша поспешила запрыгнуть в грязный внедорожник. Тогда Юля повернулась к ней и зачастила:
– Я уже неделю как замечала. То они чай вместе пьют, то кофе. То он ей половинку пирога отдал, вишневого…
– Который ты как бы пекла.
– Ну а что? – с вызовом переспросила Юля. – Главное, куда твой Гончаров смотрит!
– Он вовсе и не мой Гончаров… постой. Так он что, Ольгу Дмитриевну пригласил сегодня в Большой? – вытаращилась Маша, и все, что случилось сегодня в ее старом кабинете, вдруг предстало перед ней в новом свете. Что, если мадам Гусеница осмелилась заставить Гончарова ревновать? Что бы он сделал при таком раскладе?
– Не только пригласил. Он ее забирает из дома, чтобы, цитирую, посидеть, кофейку попить перед спектаклем.
– Ты уверена? – нахмурилась Маша. Все же одно дело принять у другого мужчины половинку пирога с вишней и совершенно другое – поехать с ним в оперу, разрешить ему за собой заехать.
– Уверена ли я? «Заезжай в Большой Афанасьевский, я предупрежу охрану»! Ее слова, не мои.
– Большой Афанасьевский? – Маша побледнела. Наверное, они с Гончаровым поругались. Наверное, она, эта чертова Гусеница, специально пытается вызвать у него ревность и поэтому согласилась ехать в театр с первым подвернувшимся кандидатом. Но разве важно это, если они живут вместе. ЖИВУТ! Маша отвернулась, прикусила губу, пытаясь справиться с навернувшимися слезами. Дурацкая идея – в такой день накрасить глаза. Все размажется, когда столько раз за день хочется плакать.
– Чего мне делать-то? – Юля потребовала от Маши ответа.
– Радуйся, – прошептала она. – Роберт – подарок сомнительный. Поверь, тебе просто повезло.
– Да не хочу я, чтобы мне так везло! – обиделась Юля. – Я хочу замуж. За Роберта.
– Что ж, тогда убей Гусеницу, – буркнула Маша, выпрыгивая из автомобиля. Она побежала в корпус, влетела внутрь, желая только одного – закрыться в туалете или в техпомещении и прийти в себя, взять свои чувства под контроль. Гончаров был так мил, говорил с Машей, улыбался, предлагал покатать по полю. Почти что сделал шаг навстречу. Почему? Почему сегодня? Конечно, именно поэтому!
Маша сейчас все бы дала за мгновение одиночества. Как назло, в холле офиса въездной группы толпилось море людей. Менеджеры, клиенты, секретарь на телефоне, кто-то еще, кто просто пришел выпить чаю. Маша огляделась, дернулась направо, в сторону техпомещения, и тут же уперлась в Гончарова. Собственной персоной.
– Сфотографировала все? – спросил он, с подозрением разглядывая ту бурю эмоций, что отражалась на Машином лице. Она кивнула, отвернулась, попыталась пройти, но Гончаров удержал ее за предплечье. Он прикоснулся к ней впервые с той злополучной ночи, когда Маша уехала на такси в свою персональную преисподнюю. – Маша, что случилось? На тебе лица нет!
– Лицо на месте, не переживайте, – она почти грубила, не контролируя того, сколько сарказма попадало в ее голос. – Презентация будет через несколько часов.
– Почему ты делаешь вид, что ничего не понимаешь? Мне наплевать на презентацию.
– Зачем же ВЫ тогда спрашиваете, гражданин начальник? И, пожалуйста, давайте держаться в рамках субординации. Мы с ВАМИ на брудершафт не пили. А если даже и пили – все равно.
– Мария! Что за чертовщина? – нахмурился Гончаров, сделал шаг вперед и сжал обе ее руки в своих ладонях. Это было уже чересчур, и Маша вдруг почувствовала, как слезы в ее глазах высыхают, как дождь, упавший по недоразумению на выжженную пустыню.
– Хотите отомстить? Не любите оперу? Считаете, людьми можно швыряться, как фантиками от конфет?
– Да о чем ты, леший тебя побери! – Гончаров склонился и взял Машу за подбородок, но в этот момент Маша заметила, как из своего кабинета, величественная, дружелюбная и грациозная, выходит Гусеница – Ольга Дмитриевна. Только не хватало, чтоб Гончарову удалось добиться своего! Он хочет заставить Гусеницу ревновать? Только не с Машиной помощью.
– Играйте в свои игры, а я буду играть в свои, – сказала Маша громко и четко, а затем дернулась, освобождая руки от ослабшей хватки. Через несколько секунд Маша уже металась по своему офису, собирая бумаги, перебрасывая фотографии и видео на переносной диск. Юля с недоумением следила за сумасшедше быстрыми движениями своей начальницы.
– За тобой словно скоро КГБ придет, – хмыкнула она.
– Меня ждут. Мне пора, – ответила Маша сухо. Ее нигде не ждали. Во всяком случае, не в ближайшие два часа. Вечером ее будут ждать друзья, и будет смех, и пять раз подряд заваренный чайник с зеленым чаем, и «Мафия», и, может быть, временное забытье. Но сейчас все, чего Маша хотела, – это убраться из офиса и больше не видеть Гончарова. О, как же она заблуждалась!
Глава 10
Что бывает, когда пытаешься сказать правду там, где это не принято
Бросать вызов обществу – дело непростое, особенно когда ты никогда раньше этого не делала. Особенно когда обществу на это в целом совершенно наплевать. Рыжеволосые девушки с упрямо поднятыми подбородками – не такое уж редкое явление на улицах Москвы, и люди шли мимо спокойно, занимаясь своими делами, утыкаясь в свои телефоны, смеясь над сообщениями в социальных сетях. Маша стояла в вагоне метро и смотрела на усталую рыжеволосую девушку с растрепанными волосами. Теперь усилия поставить точку в череде неудач таким нелепым способом казались ей смешными и бесполезными.
Хотя прическа все еще нравилась ей, все еще делала ее смелее и бесшабашнее, чем она была на самом деле.
– Выходите на следующей? – спросила Машу пожилая женщина с короткими волосами, одновременно наступая на Машу так, словно той вообще не стояло впереди. Маша подпрыгнула, ойкнула и обернулась к бабе.
– Не выхожу, – крикнула она обиженно.
– А чего растопырилась тут? – отбрила ее баба, двигаясь вперед четырьмя пакетами с неизвестно чем – но очень тяжелым.
– Господи, неужели обязательно нужно вот так? – Маша закатила глаза и отошла чуть в сторону, и баба, несказанно довольная, подперла дверь и добрые две минуты читала надпись «нет выхода» с таким вниманием, словно это было новое неопубликованное сочинение какого-нибудь Акунина. Маша смотрела на бабу, не сводя глаз. Расталкивать людей, говорить им гадости, постоянно ждать удара в ответ – откуда это взялось у современных москвичей? Почему, чтобы проехать в час пик в метро, нужно иметь железные нервы? Маша вспомнила, как одна мамина знакомая из клиники рассказывала, как закупилась успокоительным сиропом – очень выгодно, сразу три большие упаковки. Две покупаешь, третья идет в подарок. Выпил дозу из дозировочной крышечки – и все, свободен. Никакие глупые наглые бабы в метро тебя не достанут.
Тоже, что ли, прикупить по акции? Маша хихикнула, думая о том, что помимо травушки-муравушки сушеной-успокоительной в бутылочке имеется приличное количество успокоительного спирта. Если ежедневно «успокаиваться» таким манером, потом придется лечиться от алкоголизма.
– Станция «Новослободская», переход на станцию «Менделеевская» Серпуховско-Тимирязевской линии. – Девушка уже заканчивала объявлять станцию, когда Маша очнулась и рванула к выходу. Она забыла, что едет не домой, да и вообще, как-то утратила былой навык передвижения по метрополитену на автопилоте. Вот она, езда на работу с персональным водителем, – моментально отрываешься от действительности. Двери вагона «осторожно закрылись» прямо за Машиной спиной, щелкнув зубами прямо по ее рюкзаку. Водителя Маша не дождалась, уговорила Юлю подбросить до дороги, уезжала поспешно, каждую минуту боясь, что Гончаров догонит. Черт его знает, что за вожжа ему под хвост попала, но сегодня он сказал Маше больше слов, чем за последние две недели, вместе взятые. Да и слова были все какие-то нерабочие. «Что с тобой» да «нам надо поговорить». Спасение утопающих в омуте безответной любви – бегство из омута. Так Маша оказалась в метро.
Она пришла в кафе первой, на час с лишним раньше назначенного времени. Можно было, конечно, заехать домой, переодеться и переобуться, ибо даже после реанимационных мероприятий Машины кеды так и не пришли в себя. Да, от тяжелых комьев грязи удалось избавиться, но кеды были мокрыми и грязными. Ну и что. Нет, только не домой. Не к маме и ее расспросам о том, «как же так?» и «что ты с собой сделала?». И «ты хоть понимаешь, на кого теперь похожа?»!
– Будете что-нибудь заказывать? – спросила девушка-официантка, бросая меню на большой, человек на десять минимум, стол. Мафиозная тусовка всегда сидела за этим столом, куда, при желании, можно было втиснуть еще пять-шесть стульев. Больше шестнадцати старались не играть, ибо тогда мафия превращалась в какую-то госдуму. Все кричали, размахивали руками, забывали, что говорил предыдущий оратор. Иногда могли даже подраться.
