Евгений Гришковец - Боль (сборник)
Вадим постоял в коридоре. Он не знал, что делать дальше, совсем не знал. В этом незнании он медленно зашёл в приёмную, попросил лист бумаги, ручку, сел и аккуратно написал расписку на пятьдесят тысяч евро с обязательством вернуть через год. Вадим отдал расписку Насте, поблагодарил, со всеми попрощался и пошёл к выходу.
– Простите, – услышал он голос Кирилла. – А деньги?
Из Бориного офиса Вадим поехал на встречу со своими сотрудниками. Ехал в такси, совершенно запутавшийся в собственных мыслях, предположениях и сомнениях.
Бухгалтер, директор клуба и ещё несколько человек его поджидали. Он без долгих слов и рассуждений выдал бухгалтеру требуемую сумму для начала работы, попросил поменять валюту по самому хорошему курсу и приступить вместе с директором к немедленным неотложным действиям. Ещё он попросил в ближайший день без особой нужды его не беспокоить.
После этого короткого рабочего собрания Вадим сильно захотел кофе и побыть один. Он дошёл до знакомого кафе и сел под зонтик на открытом воздухе в маленьком сквере. Погода выдалась беспокойная. То выглядывало солнце, и сразу становилось ярко и знойно, то плотное облако закрывало светило, и казалось, что вот-вот подует неуютный ветер и пойдёт дождь.
Вадиму принесли большую чашку кофе и стакан воды. В кафе под зонтиками больше никого не было. Лето, понедельник, предобеденное время. Вадим смотрел на дерево, которое под яркими лучами солнца становилось светлым и даже не зелёным, а скорее салатовым. Свежие, ещё не загрубевшие листья трепетали и, казалось, светились. А как только тень облака накрывала сквер, дерево становилось практически серым и контрастным.
Вадим пил кофе, не чувствуя вкуса. Он старался всё спокойно обдумать. Из короткого разговора с Борей он понял, что тот уволил, прогнал, отстранил Валеру. Это как-то должно быть связано с пропажей денег. Но Боря, похоже, Валеру в краже не обвиняет и не подозревает. Значит, что-то произошло такое, в чём Валера виноват сам, и тут Вадим уже ничего исправить не может и помочь Валере тоже. Это было понятно.
Вадим жестоко пожалел, что не сделал так, как хотел сделать в субботу вечером. Надо было, конечно, поехать к Боре домой и отдать деньги лично или просто оставить, с запиской. Если бы он это сделал, всё было бы уже позади.
– Деньги! – опомнившись, сам себе очень тихо сказал Вадим.
Он вдруг отчётливо и особенно сильно ощутил вес и габариты пачки, взятой ночью в Борином доме. Эта пачка лежала в правом боковом кармане пиджака. Деньги буквально давили на бедро.
«И что ты собираешься с ними делать? – безмолвно спросил себя Вадим. – Ты что, собрался ими воспользоваться? Ты с ума сошёл? А?! Ты что удумал? Ты что рассудил, мол, Боря на тебя не подумал?.. Никто на тебя не подумает? И что? Можно прибрать? Прибрать и решить проблемы? Так ты рассудил? Мол, для Бори-то это не деньги, это – мелочь для него. Ну признайся, ты так рассуждаешь?.. А если нет, то какого ты тут сидишь? Как ты жить с этим сможешь?.. Ты! Романтик…»
И Вадим тихо, но всё же вслух, длинно выругался.
Он большим глотком допил кофе, выпил воду и достал из левого кармана конверт, который получил в Борином офисе от Кирилла и за который написал расписку. Он вынул из него оставшиеся деньги, часть которых отдал бухгалтеру. Это были такие же купюры, как в правом кармане. Но Вадим не хотел их ни смешивать, ни путать.
Он сунул деньги обратно в карман, а пустой конверт положил на стол, посидел так минуту, подозвал официанта и попросил у него ручку и лист бумаги. Дождавшись, когда бумагу и ручку принесут, Вадим придвинул стул плотнее к столу, взял конверт и вывел на нём аккуратными, какими-то невзрослыми буквами: «Борису Юрьевичу от Вадима Туманова лично в руки». После этого он подтянул к себе листок, задумался, а потом быстро написал:
«Борис! Я совершил непростительную глупость и, – на этом месте Вадим задумался, а дальше уже писал не отрываясь, – гнусность. Это я взял деньги из твоего портфеля в ночь на субботу. Сделал это из-за обиды и гнева. Тут нечего понимать. Сам не понимаю, как такое смог совершить. – Вадим зачеркнул слово «совершить», написал «вытворить» и продолжил: – Мне невыносимо стыдно ещё за то, что смалодушничал, струсил и не смог сознаться и вернуть взятое сразу. Поступай со мной как посчитаешь нужным. Главное, чтобы никто не был безвинно обвинён и не пострадал. Взятое в долг верну в срок, можешь об этом не думать и вообще забыть, кто я такой. Прости, если можешь.
Вадим».
Вадим дописал, дважды перечитал написанное, поставил в одном месте запятую и подправил несколько букв. Потом сложил лист, вложил его в конверт, опустил руку с конвертом под стол, достал из правого кармана деньги и, чтобы никто не видел, под столом сунул деньги в конверт.
Он расплатился за кофе, воду и вызвал такси. Вадим решил безотлагательно, немедленно поехать в офис к Боре и, там он или нет, просто оставить конверт Насте. Оставить без просьб передать срочно или передать, когда будет один. Просто: зашёл, оставил, ушёл. И всё.
– И можно будет наконец выдохнуть, – сам себе сказал Вадим.
Пока он ехал в такси, ему стало почти легко. Даже почти весело.
«Боря умный человек, Боря умный…» – повторялось и повторялось в мыслях у Вадима само собой.
Когда такси с Вадимом поворачивало в переулок, в котором сразу за поворотом находился офис Бори, Вадим увидел, как Борина машина вывернула от входа в здание, потом вырулила в переулок и, с дымом из-под колёс, набирая страшное ускорение, умчалась, притормозила перед перекрёстком и рванула дальше.
– Ого! – сказал таксисту Вадим. – Куда-то спешат.
– С таким движком и с такими номерами можно спешить, – усмехнулся таксист, принимая от Вадима деньги.
Вадим даже обрадовался, что Боря уехал. Он, конечно, настроился решительно, но встретиться с Борей в дверях, в лифте или коридоре не хотел.
Выйдя из такси, Вадим достал из кармана конверт и широко зашагал ко входу в офисное здание. Он держал этот конверт, как бы уже с ним расставшись, как бы отстранившись от него. Оставалась мелочь – отдать его, и всё.
У самого входа, перед стеклянной дверью стоял тот самый парень, Виталий, что сидел утром за рулём Бориной машины. Парень выглядел растерянным, бледным. Никуда определённо не глядя, он моргал и курил, глубоко затягиваясь.
– Виталий! – приветствовал его Вадим. – Что это вы тут стоите? У вас что, машину угнали? Я видел, как она уехала. Что ж это – она там, а вы тут?
– Борис Юрьевич сам за руль сел… И уехал, – совершенно обескураженно сказал Виталий.
– Что ж так? Почему? – удивился и насторожился Вадим.
– Ведь вы друг Бориса Юрьевича? – снова спросил, хлопая глазами, Виталий. – Я вас видел у нас… дома… У Бориса Юрьевича в гостях. Я вас правильно узнал?
– Да-да, правильно, – быстро ответил Вадим.
– Из дома позвонили… Из гаража, ребята… Другие водители Бориса Юрьевича… Вы же друг… Вам же можно сказать? – Виталий затянулся сигаретой, рука его слегка, но заметно подрагивала.
– Можно! Мне можно! – шагнув ближе, нетерпеливо сказал Вадим.
– Там, дома, Дмитрий Борисович… Митя… Он повесился.
– Как повесился?! – беспомощно выдохнул Вадим.
– Насмерть, – ответил Виталий, казалось, удивляясь тому, что говорит.
Вадим покачнулся, сделал пару шагов в сторону, побоялся упасть и опёрся о колонну справа от входа. Но прежде быстро и судорожно спрятал конверт в карман пиджака.
Ангина
Рассказ
«Я, да будет вам известно, Фукакуса, смиренный житель столицы». Такими словами начиналась то ли повесть, то ли новелла, то ли рассказ. Он потом не мог вспомнить ни имени автора, ни названия того, что прочёл. Какое-то явно японское слово находилось в начале страницы, а дальше шла сама то ли повесть, то ли новелла. Возможно, это слово было именем автора, а может, названием произведения. Он не понял, а потому и не запомнил. Японцы, что с них взять?! У них что имена, что фамилии, что названия – не разберешь.
В тот раз он не заметил, как болезнь подкралась, проскользнула в его организм и на какое-то время воцарилась в нём, изменив все ощущения, всю систему восприятия мира и собственной жизни. Обычно он был бдителен, внимательно прислушивался к себе и улавливал самые первые признаки любой простуды или другой хвори. Улавливал и наносил упреждающий удар при помощи проверенных и надёжных средств. Он верил в таблетки, микстуры и указания врачей, и они ему помогали. А вот болеть он не любил и не умел.
Ему трудно давалось осознание присутствия в организме какого-то гадкого вируса. Он с детства помнил страшные рисунки, изображавшие болезнетворных микробов или вирус гриппа, а также кадры из научно-популярных передач, где фигурировали снятые при помощи микроскопа вирусы, представлявшие собой палочки, кругляшки или овалы. Болезнетворные палочки, кругляшки и овалы были подвижнее, агрессивнее и сильнее других овалов и кругляшков. Подвижные и агрессивные всегда побеждали. Это и были вирусы.