Мария Метлицкая - После измены (сборник)
– Рудбекия, – подсказала я.
– Ну да, наверное. И еще эти, фиолетовые, ну, длинные. Смешные такие, на птичий хвост похожи.
– Ирисы.
– Точно! Разобрались! Короче, все цветет и пахнет. Красота такая! А газон я покосил! С трудом, но справился. Даже Степаныча не привлек!
– Герой!
– В общем, да, – не стал отрицать своих заслуг муж.
– А нога как?
– Лучше. Значительно лучше. Только к ночи здорово ноет. Но я себя не щажу. Гимнастика и все прочее.
Я слышала, что он затянулся сигаретой, и подумала: «Курит! А с каким трудом бросал!»
– Может, приедешь? – наконец тихо спросил он. – Цветы тут без тебя… да и я тоже.
– Приеду, – сказала я совершенно неожиданно для себя. Даже голосу своему удивилась.
– Когда? – Голос его охрип от волнения.
– Сегодня, – подумав, ответила я. – Вот возьму сейчас и приеду!
А про себя добавила: «И главное – ничего не анализировать!»
Я быстро оделась: джинсы, кроссовки, майка – по-дачному. Посмотрела на себя в зеркало, взъерошила волосы и улыбнулась: совсем не я, абсолютно другая женщина. А может, это и хорошо?
Подумав с минуту, достала из ящика комода права и ключи от машины. Еще раз бросила на себя в зеркало прощальный взгляд и вышла из дома.
Машина, немного поворчав, завелась. «Обиделась. Совсем я тебя, моя девочка, забросила». Я провела ладонью по приборной панели – как погладила и приказала:
– Вперед!
Машина резво выехала из двора.
Господи! Как я соскучилась по езде! Особенно когда вот так, почти летишь! Будний день, в область пробок нет. Ну, почти нет. Разве для москвичей это пробки? На шоссе даже удалось разогнаться. Я включила музыку и открыла окно. В салон ворвались свежий ветерок и уже вполне подмосковные запахи. Я остановилась на трассе у любимого магазинчика, где всегда был очень свежий и вкусный хлеб, купила батон и целую буханку. От еще теплого хлеба пахло так, что я не удержалась и отломила горбушку.
Вспомнила, как раньше – господи, опять это «раньше»! Никуда от него не денешься! – мы обязательно останавливались здесь и покупали свежий и теплый кирпичик. И еще – уж совсем хулиганили – большую банку густой, деревенской сметаны. Останавливались на опушке и, отрывая руками куски «черняшки», макали его прямо в банку.
И, страшно довольные этим своим «безобразием», веселились и в голос смеялись. Так, без особого повода. Просто потому, что было легко. Свободно было. Хорошо вдвоем. Очень хорошо! Так хорошо, что иногда становилось даже жутковато.
Вкус боли так осязаем, так четок. А вкус счастья я почти забыла…
Перед въездом в поселок я остановилась и откинулась в кресле. Почему-то стало страшно. Мелькнула мысль развернуться и поехать обратно в город. А зачем все это надо? Ведь я почти смирилась, почти успокоилась. А сейчас теребить все по новой? Нет, никак я не угомонюсь! Господи, ведь приказала себе – не анализировать! Просто я очень соскучилась по даче. По террасе, залитой утренним солнцем. По запаху леса, по своим цветам.
И по нему. Уж себе-то можно в этом признаться! Хотя бы – себе.
И еще, интересно, – что во мне сильнее? Гордыня, здравый смысл или любовь? Что победит? Нет, я в любом случае из проигравших. Да и он, кстати, тоже.
И от этого, честно говоря, ни капельки не легче!
Я встряхнула своей обновленной и стриженной головой и въехала в поселок. Лучше бы эта голова обновилась внутри, а не снаружи! Но это гораздо сложнее, прямо скажем.
Притормозила у ворот своего дома, нажала на гудок и вышла из машины. Он появился на крыльце и остановился. Мы смотрели друг на друга долго, минуты три. Или – пять. Или – целую вечность.
На даче было счастье. Я ходила по участку и здоровалась со всеми своим кустиками и цветами. Гладила их и разговаривала с ними. Села на крыльце и закрыла глаза. Это не просто блаженство, это огромное счастье и счастье. Вот как это называется!
Даже когда у нас появились хорошие деньги, мы не поддались модному веянию и, несмотря на уговоры друзей, не купили коттедж в новообразованном поселке. Мы хотели дачу. Ту, которая была из детства. Нет, не у нас – у какой-то родни или знакомых. Дачу с лесным участком, деревянным, а не кирпичным домом. Застекленная веранда с витражными стеклышками, скатерть с бахромой, самовар, большой, на всю семью, заварочный чайник с розами, деревянные полки с гжелью, ставшей к тому времени совсем уже немодной. Резной старинный буфет, книжный шкаф,
Густые заросли разноцветных флоксов и астр. Золотые шары вдоль забора. Жасмин и сирень.
Нет, благоразумие нам не изменило, и от бытовых удобств отказываться мы не собирались. Конечно, горячая вода, туалет, ванная, отопление. Бытовая современная техника тоже не возбранялась. Мы хотели дачу. И мы ее нашли через два года долгих и утомительных хлопот и еженедельных разъездов по Подмосковью каждые выходные.
Мы заезжали в старые дачные поселки, бродили по улицам и стучали в калитки. Оставшиеся старики и старушки сначала с опаской пускали нас на участок, а потом поили чаем с вареньем. Кто-то объяснял, что дача давно отписана наследнику – сыну или внучке. «Нет, пока они не появляются, – горько вздыхали старики и жалко улыбались. – К чему им эта рухлядь и неудобства? Потом, наверное, все снесут, – тяжело вздыхали они, – и построят особняк. А это все… А это все – рухлядь. И дом, и мы вместе с домом. Слава богу, пока нас не трогают – дают дожить. Ведь с этим домом связано все. Вся жизнь. И наша молодость, и рождение детей. И ушедшие друзья».
Было неудобно говорить о деле. Мы благодарили за чай и уходили. Кто-то нам советовал людей одиноких и бездетных. На одну такую Марь Палну мы нарвались. Милый божий одуванчик, седые букольки, очочки на носу. Страстная любительница Блока. Мозги она нам выносила долго, полгода. Мы еженедельно к ней ездили – с полным продуктовым набором. Часами пили чай и выслушивали мемуары старой девы. Наконец она согласилась. Бумаги были собраны и отданы на регистрацию. И вот именно тогда она и отказалась. Ей предложили комнату – любую на выбор – и проживание до последнего дня. Сначала она согласилась. Потом, как водится, отказалась. Говорила, что не будет чувствовать себя хозяйкой.
Нервы были на пределе, и Леня сказал, что с милой бабулькой надо расставаться. Я понимала, что он абсолютно прав, но с дачей этой уже сроднилась и почти сжилась. Очень переживала – словно у меня отняли любимую игрушку и заветную мечту. Сказала, что больше искать не намерена. Все, тема закрыта.
Тогда Леонид начал поиски в одиночестве. И быстро, очень быстро, через пару месяцев, нашел этот дом. Все оформил и привез меня сюда с купчей в кармане.
Все было ничуть не хуже, чем у поклонницы Блока. Да пожалуй, что и лучше – огромный лесной участок, крепкий двухэтажный деревянный дом. Жасмин, сирень. И даже вожделенные разноцветные флоксы.
Внутри, конечно, все перестроили, провели все удобства, купили кое-какую мебель. И – зажили!
Именно так, как мечталось: с самоваром, скатертью, шелковым абажуром с кистями, висящим прямо над столом, со старым ореховым буфетом и темным, резным, до потолка книжным шкафом, оставленным хозяевами вместе со старой библиотекой, – ничего антикварного, просто приятно: книги и журналы родом из детства.
На участке, вдоль забора, росли грибы – свинушки и лисички. Я брала лукошко и, счастливо смеясь, объявляла:
– Я по грибы!
Муж курил на крыльце и интересовался:
– Как улов?
Я отвечала, что ужин ему обеспечен, и шла чистить картошку и жарить лук. Как много я тогда смеялась! Хотя, в общем-то, не из весельчаков.
Мы спешили в свой дом при любой малой возможности. Даже на время забыли про моря и океаны. Потому что это был наш дом. Потому что в этом доме была душа. И нашим душам было в нем спокойно и вольготно. Леня говорил, что после всех бурь и треволнений он восстанавливается там за пару часов. А я бы и вообще оттуда не уезжала! Так бы и ковырялась в цветочных грядках, ходила в лес и на озеро, топила камин и читала книги. И большей радости в жизни не было.
А потом он этого счастья меня лишил. Потому что приезжать в этот дом было невозможно. Невероятно. Неправильно. Потому что в нашей жизни появилась ложь. И никакие стены не могли эту ложь прикрыть и спрятать.
Глупость какая! Ну при чем тут дом? И при чем тут стены? Поди объясни! Разве кто-нибудь поймет? Опять скажут, что я сумасшедшая.
Он ушел в дом – наверное, побоялся меня потревожить, побеспокоить. Почувствовал, что не надо мешать моей встрече с домом. С цветами, кустами, крылечком и резными перилами.
Тактичный! Все понимает! Только когда локомотивом по ребрам переезжал, о своей тактичности и чувствительности забыл.
Я вздохнула и поднялась с крыльца. Отругала себя – не за этим я приехала.
А зачем, кстати? Хороший вопрос…
Я зашла в дом, сняла ветровку и с удовольствием засунула ноги в тапочки. Прошлась по комнатам, удивилась – чистота идеальная. Просто не к чему придраться. В моей комнате на тумбочке у кровати стоял букет полевых ромашек. Окно было раскрыто, и легкая занавеска слегка колыхалась от ветра. Я села на свою кровать и погладила рукой покрывало. Как же я скучала по своей комнате! Я прилегла, не раздеваясь, на покрывало и свернулась улиткой. От подушки пахло лавандой – я всегда клала под подушки полотняные мешочки с травой – мятой, полынью, лавандой.
