Мария Метлицкая - После измены (сборник)
Я приносила ему завтрак – каша, яичница, кофе. Каша несладкая, овсяная. Кофе черный с лимоном. Яичница из трех яиц, глазунья. Все, как он любил, как завтракал всегда, всю жизнь. Он смотрел на меня с благодарностью и успевал быстро погладить по руке.
Руку я отдергивала. Он тяжело вздыхал. Однажды спросил:
– Слушай, а это никогда не кончится?
Я сделала вид, что не поняла.
– В смысле? – спросила с наигранным удивлением и даже приподняла бровь.
– В смысле – мы всегда будем так жить?
– Тебя что-то не устраивает?
– Ладно, Ир! – Он махнул рукой. – Все ты понимаешь. Меня не устраивает многое. Только вряд ли я имею право об этом говорить. Ты и так делаешь столько… И кроме благодарности, как ты понимаешь…
– Вот именно, – отрезала я. – Давай не будем. И я не пользуюсь своим положением и твоей зависимостью от меня. И насчет того, что тебя не устраивает… Тебе не кажется, что не совсем ловко об этом говорить?
Он отвернулся к стене.
– Обедать будешь?
Он отрицательно покачал головой.
– Отличненько! Значит – разгрузочный день. Очень даже полезно. Особенно при твоей малой подвижности. Да и мне легче – что уж там говорить. Пойду-ка я прошвырнусь по магазинам. Ты не против?
Он был не против.
Ну и славно. Трам-пам-пам.
* * *Ночью я опять очень плохо сплю. Потому что чувствую его рядом. Даже через стенку. Даже через стенку мне кажется, что я слышу его дыхание. Бред какой-то. Нервы, все нервы. Утром мне хочется скорее к нему заглянуть, а это значит – скорее его увидеть. Опять бред. Да и ночью я встаю и заглядываю к нему. Слышу его дыхание, успокаиваюсь и быстро закрываю дверь, потому что очень хочется подойти к нему, спящему, и погладить его по волосам и по щеке. Вот с таким вот искушением я борюсь изо всех сил. Ну разве не бред? А утром начинаю на него раздражаться. И ни-че-го не понимаю! В смысле – про себя.
Наверное, надо обо всем этом поменьше задумываться. Ну, умеют же умные люди отключаться и даже поворачивать ситуацию в свою выгоду. Сколько, думаю, женщин обрадовались бы такому положению вещей – он дома, он болен и очень во мне нуждается. Очень от меня зависит. Я абсолютная хозяйка положения. Как скажу, так и будет. Как захочу, так и поверну. Делаю, короче говоря, одолжение больному человеку. Снисхожу. Потому что порядочная и жалостливая – куда же ты без меня? Кому он такой нужен? Вот я-то – и беленького тебя, и черненького… А дома тебе хорошо! Я же это чувствую! Просто балдеешь он того, что дома и что все – из моих рук. А значит, как удачно все сложилось! Ну, прям карты легли!
В общем – он мой. И я уже в этом убедилась. Высшие силы на моей стороне. Я в который раз проявила себя! А он… Да ладно, какой с них, с мужиков, спрос? Я же уже поняла, что сплошь и рядом, сплошь и рядом… Даже отец мой святой – и тоже не без греха.
Да и чем я лучше других? Возвращаемся к сказанному выше. Чем я лучше своей мамы, Риты Марголиной и еще миллионов женщин, живущих на грешной земле с грешными мужиками?
Чем я отличаюсь от них? У меня те же морщины, гусиные лапки под глазами, тщательно закрашенные седые волосы и уставшее тело. Я отличаюсь от них только тем, что всю жизнь прожила с установкой, что у меня – не так, как у всех. И что любят меня по-особенному. Не так, как всех. Потому что я этого достойна! – вспомним известный слоган.
А это уже полная глупость, матушка. Личные, так сказать, заблуждения. И уж извини, это говорит о слабости ума и о непомерно завышенной самооценке.
* * *Я понимаю, почему так раздражена, – он опять поставил меня в идиотскую ситуацию! Я вынуждена за ним ухаживать! Мне просто некуда деваться! И еще – мне очень важно оставаться приличным человеком. Так что он снова на коне. Его жалеют: он тяжело болеет. Я, разумеется, продолжаю все делать. Выполняю все предписания, соблюдаю режим – его режим. Созваниваюсь с врачами и реабилитологами, слежу за его рационом и даю лекарства по часам. Держу руку на пульсе. И все это я делаю из сильно развитого чувства долга, а не по велению сердца! Извините!
И еще я понимаю, как из меня вытекают последние силы. Просто чувствую это. Что-нибудь сделаю – и сажусь, подняться никак не могу. Но – поднимаюсь и шаркаю тапками дальше. Долг прежде всего! Так меня воспитали, увы! А как хочется все послать к чертям! Все и всех, прости господи! И куда-нибудь уехать. Например, на море. В какое-нибудь захолустье, где не надо ни с кем общаться. Просто сидеть на берегу и смотреть на воду. И не видеть горизонта. И еще – спать, спать, спать…
А пока… Пока я, переделав все дела, еду к Анюте. А завтра нужно везти к врачу Галину. И еще навестить маму, хоть с ней, слава богу, все в порядке.
И я опять молюсь своими словами и причитаю, и прошу – не знаю, кого – послать мне сил и терпения.
У Анечки уже приличный животик, который очень хочется погладить. Она передвигается осторожно, держится за стенку и смешно покрякивает, как утка. И ходит тоже – как утка, переваливаясь с ноги на ногу. Смешная такая и напуганная девочка!
Они с Эдиком сидят на диване и выбирают в Интернете кроватку и коляску. Хотя не ясно, что с цветом, – на УЗИ малыш прячется и скрывает потаенное местечко, отвечающее за цветовую гамму коляски и ползунков.
Выясняется, что дочь хочет девочку, а ее драгоценный супруг грезит о мальчике. Понятно, все они хотят сыновей. Наверное, им кажется, что это выглядит как-то солиднее. Продолжатель рода. Какого рода?
Еще дочка призналась, что очень хочет своему Эдику угодить и хорошо бы родился сынок.
Угодить! Я возмутилась. Попыталась объяснить этой дурехе, что угождать никому не стоит – в принципе. И что ребенка любого пола родители любят одинаково. И еще существует поверье, что папаши балдеют именно от дочерей.
– А наш? – спросила дочь.
Я даже не сразу поняла, о чем она. Врать не пришлось:
– Папа очень хотел дочку и был просто счастлив, когда ты родилась.
Анюта улыбнулась и зарделась.
– Ну вот видишь! – торжествующе сказала она. – Отцом он всегда был замечательным! Знаешь, как я ждала его прихода с работы? Ты, прости, всегда приходила усталая, и я тебя раздражала. А папа хватал меня на руки и кружил по комнате, и кормил с ложки. И на ночь читал Чуковского. А еще приносил глазированные сырки. А ты врала, что это – мороженое! И еще мы ходили в парк Горького, и там он, потихоньку от тебя, покупал мне настоящее мороженое и ходил со мной в пещеру ужасов. Ты бы его прибила, если бы знала правду! – Дочка выпалила свою тираду и с вызовом посмотрела на меня.
– Ну да! Он вообще прекрасен – как отец, а главное, как муж! – усмехнулась я. – Сказочный принц, а не мужчина! Что там говорить.
Анюта состроила гримасу:
– Ну вот ты опять за свое!
– Это вы – за свое! – У меня не выдержали нервы. – Ну просто все пытаются меня убедить, что нет на свете мужчины честнее, порядочнее и справедливей. А я так, с боку припека. Приложение к чему-то потрясающему. К сказочному везению в моей жизни! – Я встала с дивана и зашагала по комнате.
– Ладно тебе, мам! Не злись! – примирительно попросила дочь. – Я же не виновата в том, что его люблю!
– Знаешь, а я ведь тоже ни в чем не виновата! – Успокоиться мне вряд ли удастся. – Ну, вот совсем ни в чем! Даже если начать придираться!
Дочь пожала плечами:
– Не заводись! Я тебя ни в чем и не обвиняю. – И тихо спросила: – А как у вас вообще?
– Никак! – резко бросила я. – Просто никак, и все. Не о чем говорить. Живем рядом, в соседних комнатах. Общаемся по делу. Никаких лишних разговоров и выяснений, понимаешь? Просто – обычная жизнь!
– Это не жизнь! – Дочь выглядела расстроенной. – По крайней мере, не ваша жизнь.
– Извините! Я тут вообще-то ни при чем.
– Все всегда при чем, – твердо сказала дочь.
Философ! Бердяев доморощенный!
Я села перекусить на кухне. Леня вошел на костылях – медленно, каждое движение давалось ему с очевидным трудом.
– Обедаешь?
– Так, перекус. Ты же знаешь, обедать я не люблю.
– А что меня на перекус не пригласила?
– Да как-то… – Я даже не нашла что ответить. – Ты же в комнате обедаешь!
– Вместе веселее, – попытался пошутить он.
– Ну, это кому как, – отрезала я. И добавила: – Хорошо, что ты не сказал слово «раньше».
– Ну на это у меня ума хватило! Хотя ты права – раньше было лучше. Во всех смыслах.
– «Раньше» было раньше, – безжалостно проговорила я. – А теперь – это теперь. Здесь и сейчас. И семейные ужины пока в мои планы не входят. Извини!
– Спасибо за «пока», – ответил он.
Я решила остановиться – язвить и комментировать не стала. Просто встала из-за стола и поставила тарелку и чашку в раковину. Блажен, кто верует!
Ох, как же все непросто! Никакого взаимопонимания и консенсуса!
А на улице совсем настоящая весна! Теплынь, запахи, молодая листва.
Как я раньше любила эту пору! Самое рождение новой природы! Первые цветы и первая трава. Все пока еще юное и свежее. И столько впереди надежд на обновление! Как я торопилась на дачу! Как собиралась туда! Как мы все любили этот первый дачный выезд после зимы! Муж мариновал шашлыки и покупал молодое вино. Я обязательно пекла сладкий пирог. Выйдя из машины, не могла надышаться. Гладила листву, нюхала первоцветы – пеструю примулу и молодые нарциссы.
